Нет, не могу я ничего во вред Машеньке. А это лучше для Машеньки, что сижу здесь такой? При чем тут, что я сижу здесь такой? Какая связь? Не знаю. Есть какая-то связь. Было бы хорошо дома - не сидел бы здесь такой, это точно: я не стал бы сегодня заниматься в читалке, а взял книги и вернулся раньше на дачу, с другой электричкой. Вот в том-то и дело все, что нехорошо. Всему виной то, что дома ад. А почему ад? Если бы был ответ на этот вопрос… Знаю лишь, что ад и что больше всех страдает Машенька, и я не вижу никакого просвета, - думал он. - Никакого… Стоп!"
В дымном желтовато-голубом воздухе, в этом странном мире, наполненном болью, бредом, кваканьем лягушек, послышалось нарастающее гудение, затем гул, затем грохот, будто над головой свалили воз железа, и снова с легким посвистом гул, уходящий, редеющий. Красный огонек пересек ночное небо, подрожал над темными верхушками деревьев вдали и исчез. Это прошел "ИЛ-18" рейсом Москва - Ашхабад с вылетом из Москвы в 0.50, Валерий знал. И он не мог не ужаснуться тому, что стало с временем: время словно остановилось. "Этак я не дождусь последней электрички, - оторопело подумал он и поспешил успокоить себя: - Дождусь. Надо только не думать о времени, а думать о самом важном или вспоминать. А что самое важное?.." Он почувствовал, что его начинает одолевать сон.
Залаяла собака, тонким, заливистым лаем. Ей откликнулась вторая - как закашлял больной коклюшем, надрывисто, хрипло. Тявкнула третья. И разом умолкли.
2
Было солнышко, были дремотные развесистые вязы над оврагом, и была девчонка… Девчонка стояла и плакала, невысокая, с модной копной черных волос, в белой кофточке. Она стояла под старым вязом невдалеке от дороги, по которой проходили люди с электрички, вертела в руке сумку, где лежали ее новые туфли-гвоздики (она их только что сменила на босоножки), стояла и плакала какому-то своему горю. Она явно не спешила, может быть, даже боялась идти домой… Да, конечно, боялась: ведь это была ты, Татьяна, в тот день, ну, ты знаешь, какой это был день. Я неслышно подошел к тебе сзади и наконец решился.
- Простите, - сказал я. - У вас какое-то несчастье… Вы не попали в институт? Не прошли по конкурсу?
Минуту тому назад я этого еще не знал. Меня как осенило.
- Да, - сказала ты. - А вы студент? Преподаватель?
Мне стало все ясно. Я около месяца наблюдал за тобой издали, теряясь в разных догадках. Теперь стало ясно.
- Я инженер. Я окончил ВАТИ в прошлом году. Между прочим, в приемной комиссии в нашем институте работает мой…
Ты не дала договорить - перебила с иронической усмешкой:
- Ваш друг, конечно?
- Просто хороший знакомый. Приятель… А вы в какой подавали?
- Нет, - сказала ты. - ВАТИ - это Всесоюзный технологический? Нет, я совсем в другой. Совсем!
И ты неподдельно горько вздохнула. Тогда я протянул тебе руку.
- Меня зовут Валерий. Может быть, я все-таки могу вам чем-то помочь?
Тебе нужна была помощь, я видел. Я не мог упустить благоприятного момента: ведь около месяца, наблюдая за тобой почти каждое утро в вагоне электрички, я ждал подходящего случая; я жаждал познакомиться с тобой, и я трусил, ты казалась мне слишком красивой и поэтому недоступной… И я на самом деле хотел тебе помочь, ты не могла этого не почувствовать.
- Устройте меня куда-нибудь на работу, а то теперь отец меня в продавщицы отдаст, - сказала ты и, коснувшись моей протянутой ладони, назвалась: - Таня.
- Знаете, Таня, - сказал я, - вы можете еще и в институт попасть, если захотите.
- Как?
- Вы не очень торопитесь домой? Давайте вернемся в Москву, посидим где-нибудь часок в кафе-мороженое, поговорим.
И снова на твоем лице появилась усмешка, грустная и чуть язвительная; мне показалось, что ты подумала… я даже прочитал это в твоих глазах: "Опять, опять…"
- Да мне ничего не надо от вас, - сказал я. - И я вам ничего такого уж не обещаю. Просто есть, по-моему, один довольно верный ход…
- И вы хотите угостить меня, конечно, только мороженым?
- Не знаю. А на другое у меня сейчас, пожалуй, и денег не хватит.
Ты посмотрела на меня очень внимательно.
- Нет, вы правда можете мне помочь просто так? - сказала ты.
- Думаю, смогу.
- А почему вы такой неуверенный в себе?
Я пожал плечами. Я очень хотел бы быть уверенным в себе, но у меня как-то не получалось. Вернее, получалось очень редко: порой на меня словно что-то находило, и я делался даже решительным и дерзким - только на небольшой срок.
Ты опять вздохнула. Но уже без горечи.
- Ну, поехали, - сказала ты.
И, вновь сменив босоножки на туфли и попудрив заплаканные щеки, ты дотронулась до моей руки, и мы пошли на станцию.
В полупустой электричке мы сели друг против друга у окна, и ты поведала мне свою историю. Меня тронуло твое упорство: три года подряд сдавать в театральное училище не каждый смог бы, - но мне было ясно и тогда, что актрисы из тебя не выйдет… Я подивился - из вежливости - намерению твоего отца сделать из тебя в случае окончательного провала с театральным продавщицу ("Представляете, продавщицу! - возмущалась ты. - Он директор "Галантереи" на Кутузовском, с первого уходит на пенсию, и вот взбрело ему на ум и меня в эту "Галантерею"… продавщицей, представляете?"). Честно говоря, я не видел ничего предосудительного в том, чтобы ты какое-то время поработала продавщицей.
- Понимаете, Таня, - сказал я, - ведь в искусство приходят разными путями. Почему вы хотите непременно сразу в театральное? А если вы пойдете в какой-нибудь другой вуз и будете заниматься в самодеятельности?
- Ну уж, самодеятельность! - сказала ты.
- Я сам ее не люблю смотреть или слушать, но заниматься… почему? Если есть способности, то можно и в самодеятельности, для начала. По-моему, вам имеет смысл.
- А в какой вуз?
- Если вы в принципе не против, я вам сейчас изложу свою идею, а потом мы ее обсудим. Хорошо?
- Хорошо, - сказала ты, веселея. Я чувствовал, что ты все более проникаешься доверием ко мне.
Идея моя была проста и, увы, не очень оригинальна. Я предлагал тебе пойти на работу в ВАТИ лаборанткой (институту как раз требовались лаборантки), потом устроиться на вечернее, в крайнем случае на заочное отделение - все это не без помощи моего приятеля-аспиранта, - а затем поступить в студенческую самодеятельность. Я назвал имя заслуженного артиста республики - художественного руководителя нашего студенческого коллектива - и увидел, как заблестели твои глаза.
- Только, знаете, - сказала ты, - я не могу представить себя студенткой технического вуза.
- Не вы первая, не вы последняя, - сказал я. - В конце концов лучше быть плохим инженером, чем плохим актером. А может, вы будете и неплохим инженером, кто знает…
Тут на остановке в вагон ввалилась и подсела к нам шумная компания. Я заметил твою досаду, потом выражение подчеркнутого безразличия, которое ты напускала на себя в ответ на нескромные взгляды ребят. Потом ты и вовсе отвернулась к окну и почти до самой Москвы молчала. И только когда объявили: "Следующая - Москва-пассажирская", - ты кивнула мне как близкому знакомому и встала. Тебе не терпелось остаться со мной наедине, чтобы продолжить наш разговор. Я тебя понимал: потерять и вновь обрести надежду - это чего-нибудь да стоило.
Мы нашли недалеко от Киевского вокзала кафе с выставленными на открытый воздух разноцветными столиками, и выяснилось, что мы оба голодны. Ты с большим аппетитом съела калорийную булку и выпила стакан кофе с молоком, я выпил чашку черного кофе. Затем мы стали звонить из автомата моему приятелю и договорились, что ты завтра явишься со всеми документами в ВАТИ, и он проведет тебя в отдел кадров и порекомендует.
- Мне прямо не верится, - сказала ты, когда я повесил трубку, - что все это можно просто так…
- Кто в этом виноват? Папа?
- Папа, - сказала ты. - Он никому ничего не делает просто так. Никогда… А вы?
Мы стояли в телефонной будке, прижавшись - ты к одной, я к другой, противоположной, стенке из стекла, и нас разделяло каких-то тридцать - сорок сантиметров пространства. Не знаю, мелькнула ли у тебя уже тогда эта мысль - выйти за меня замуж; но именно тогда ты так повернулась ко мне, что я сразу увидел, как ты красива… Неужели ты так поворачивалась и к тем, от кого зависело, принять тебя или не принять в театральное училище? И как они могли устоять?
Я не устоял. Мне сделалось жарко.
- Какое это имеет значение? - пробормотал я. - Ну, скажете спасибо, если все получится…
- Я и сейчас должна сказать вам спасибо, - сказала ты, и мы вместе вышли из будки.
Я был почти счастлив. И я дал себе слово, что буду служить тебе всегда, буду помогать тебе, пока ты в этом нуждаешься, словом, буду делать все, чтобы тебе было хорошо, и ты, по-моему, это бессознательно почувствовала.
Ты как-то совершенно по-новому посмотрела на меня, когда мы вышли, и ты казалась в ту минуту немного смущенной. Мне надо было вернуться на твердую почву, и я заговорил о вещах сугубо практических: как удобнее и быстрее добираться отсюда до нашего института и как выглядит мой приятель Вадик, который обещал встретить тебя в вестибюле. Ты кивала, но что-то уже неуловимо новое коснулось тебя и мешало воспринимать то, что представлялось тебе таким важным еще час тому назад.
- Я все запомнила, все сделаю, - сказала ты. - Поехали обратно?