"Я проверю. Обрадовал, - сердито подумала она. - Бурбон! Опять, наверно, с женой поссорился…" Представила, как кричит на Сергея Ивановича его молодая - на одиннадцать лет моложе! - жена, а тот морщится, торопливо пьет чай, умоляюще глядит на свою энергичную супругу, и Полине Ефимовне стало легче. Но не надолго. Когда она получила в экспедиции толстую пачку писем, когда пришла в Бюро жалоб и прочитала первое письмо, настроение опять испортилось. Какой-то монтер из Березовского жаловался, что ему не заплатили за рацпредложение. Читая, Полина Ефимовна поймала себя на том, что на лице у нее появилась недовольная гримаса, и испугалась - могут образоваться устойчивые морщины. Она придала лицу привычное улыбчивое выражение, заложила в машинку карточку, посмотрела в окно, стараясь не морщить лоб.
На улице свистел ветер, закручивал в белые лохматые спирали снег; билась о стекло промерзшая, обледеневшая ветка тополя.
"Бытовое или производственное? - думала Полина Ефимовна. - Бытовое", - решила. Заполнила карточку, напечатала проект ответа и со вздохом вскрыла следующий конверт.
В кабинете было тихо. Только шуршала бумага, негромко бормотало радио, да настенные часы мелодично, хотя и приглушенно, отзванивали каждый получас.
Полина Ефимовна читала письма, написанные коряво или каллиграфически, неумелые или изысканно-витиеватые, ставила входящие номера, подшивала корреспонденцию в толстые синие папки, раздраженно стучала на машинке и морщилась, не замечая этого, от дум.
Неделя началась неудачно. Вчера Павел - муж Полины Ефимовны - опять допоздна засиделся у Божко за преферансом, а сегодня утром был резок и неласков: перед тем как уйти на работу, поцеловал как-то торопливо и равнодушно. И Олечка что-то капризничает, ничего есть не хочет, не простудилась ли?.. А тут еще эти жалобы! Сколько проболеет Людмила Захаровна - одному богу известно, а ты сиди здесь. Вдруг за эти дни Сергей Иванович, выполняя ее обязанности, решит, что на контроле могут прекрасно обойтись и без Полины Ефимовны. И - под сокращение! Сейчас это запросто…
Она зябко поежилась, подняла голову. И вздрогнула. В дверях стоял вахтер и виновато улыбался.
- Я, прошу прощения, стучал, но вы заработались. - Он откашлялся в ладонь. - Тут к вам, извиняюсь, гражданочка пришла.
- Ко мне? - удивилась Полина Ефимовна. - Пусть войдет.
Вахтер посторонился, и в кабинет нерешительно вошла женщина в запорошенном снегом черном плюшевом жакете-полупальто. Полина Ефимовна, не прекращая печатать, мельком глянула на нее, задержала взгляд на клетчатом платке, укутавшем по самые брови лицо женщины, покосилась на огромные, какого-то неопределенного, бурого цвета валенки и помрачнела.
- Проходите, садитесь, - с треском выдернув карточку из машинки, предложила посетительнице.
Та присела на краешек стула, распутала платок. На Полину Ефимовну женщина не смотрела, а глядела прямо перед собой ничего не выражающим взглядом, крепко, недоверчиво сжав губы.
- Слушаю вас, - Полина Ефимовна, исподлобья разглядывая посетительницу, подколола карточку к письму.
- Морозова я, - женщина медленно перевела на нее глаза. - С Завалихинского кирпичного завода.
Полина Ефимовна ждала продолжения, но женщина молчала.
- Хорошо, а по какому вы делу?
- А все по тому же, - устало сказала Морозова. - Насчет мужа я. Мы же писали вам. Два раза. Неужто не помните? - во взгляде ее мелькнуло испуганно-растерянное изумление.
- Можем и не помнить, - холодно сказала Полина Ефимовна. - У нас не одна вы. Вон сколько пишут, - показала на папки. Пододвинула ящик, стала перебирать карточки.
- И все жалуются, у всех беда? - ахнула Морозова и покачала головой.
Полина Ефимовна хотела раздраженно объяснить, что здесь не только жалобы, есть и предложения по производственным вопросам, есть благодарственные письма, но промолчала. Отыскала карточку и, держа ее за уголок двумя пальцами, спросила:
- Морозов Василий Кузьмич?
Женщина утвердительно закивала.
- Папка два, "бытовое", - громко прочитала Полина Ефимовна и внушительно посмотрела на Морозову. - Ответ руководства - меры приняты.
Морозова часто-часто заморгала округлившимися от внимания глазами.
- Повторное письмо от восемнадцатого ноября, - объявила Полина Ефимовна. - Послано директору завода - разобраться и доложить. Ответ от двадцать девятого ноября: для отмены распоряжений нет оснований.
Женщина согласно кивала головой и от напряжения, от желания не пропустить главного приоткрыла рот, наморщила лоб.
- Все, - подвела итог Полина Ефимовна. - Видите, ваши письма не затерялись, работа по ним проведена.
- Как все? - не поняла Морозова и нахмурилась. - А как же мы? Мужик, муж мой то есть, как же? Выходит, его правильно уволили?
- Я не знаю, - с раздражением ответила Полина Ефимовна. - Написано, что для отмены распоряжений нет оснований.
- Выходит, директор прав, а мы нет, - растерялась посетительница. - Выходит, если он директор, то завсегда прав? Ну, а если он не прав? - уже зло спросила она, - и лицо ее отвердело. - Если он несправедливо поступил, то все останется как есть, так, что ли?
Полина Ефимовна не ответила. Она достала папку номер два - "бытовые", отыскала переписку по вопросу Морозова и, стараясь не встречаться с ненавидящими глазами женщины, сухо сказала:
- Сейчас я позову товарища, он вам все объяснит.
Она позвонила Сергею Ивановичу и, придав голосу бархатистые нотки, попросила:
- Сергей Иванович, извините, пожалуйста. Тут женщина пришла с жалобой. Зайдите, если не трудно, поговорите с ней.
Когда пришел Сергей Иванович, Морозова не обратила на него внимания. Она выпрямилась на стуле, замерла, только руки беспокойно и непрестанно теребили зеленые, вязаные варежки.
- Здравствуйте, - Сергей Иванович прошел к столу, палил в стакан воды. - Я вас слушаю.
- Морозова я, - с вызовом сказала женщина. - С Завалихинского кирпичного завода.
Сергей Иванович вытряхнул из стеклянного цилиндрика на ладонь таблетку, бросил ее в рот. Запил, поморщился.
- Гадость какая… Продолжайте, продолжайте.
- Насчет мужа я. Муж мой, Василий Кузьмич, работал на том заводе, - громко начала Морозова, но тут же сникла и дальше уже продолжала ровным, без выражения голосом: - В прошлом годе попал он в несчастный случай, и с того разу началась наша беда…
- Та-ак, - протянул Сергей Иванович. Он читал письма Морозова, потирал лоб, кривился. - Слушаю, слушаю.
- А дело было вот как, - опять заговорила Морозова, смолкшая было после восклицания Сергея Ивановича. Она скосила глаза на переписку. - Послали их, мужиков, значит, глину возить из карьера. Это место, где глину копают, - решила уточнить и впервые посмотрела на Сергея Ивановича: понимает ли? - А дождь прошел, ну и склизко, ясно дело, и на рельсы глина, понятно, налипла. Вагонетка возьми и опрокинься, и зашибла мужика моего.
- Угу, - Сергей Иванович принял еще одну таблетку и теперь тянул из стакана воду, не отрывая глаз от бумаг.
- Ну вот, мастер и говорит: иди, мол, Василий, в больницу. Бюллетень мы тебе оплотим сто процентов, а акт давай составлять не будем. Чтоб, значит, травма вроде не на производстве. Мужик мой, дурак, возьми и согласись. Зачем же людей подводить, если они по-хорошему. Ладно, - женщина с силой вцепилась в варежки, скомкала их. - Провалялся он эдак с месяц. Заплатили, правда, хорошо, грех жаловаться. Сто процентов… Вот вышел он это на работу и говорит начальству - так больше работать нельзя: грязь, дескать, тяжело, и из карьера, и на формовку, и в печь, и из печи - все на своем пупе таскаем. Премии не плотют, потому как план не выполняется… Те сперва то да се - сделаем, мол, механизацию, условия труда лучше сделаем. А потом надоел им мужик мой, они и уволили его…
- Так сразу и уволили? - не поднимая глаз, спросил Сергей Иванович. Он читал ответ директора и желчно усмехался.
Морозова испуганно взглянула на него.
- Зачем сразу? Не сразу. Сперва его на легкий труд перевели: болен, дескать. Он и впрямь ослаб после несчастного случая. Потом во ВТЭК направили, чтобы по инвалидности, значит, уволить. Василий шуметь начал. Я, говорит, скажу, что на производстве здоровье потерял. Они, начальство-то, смеются. Говори, говори, а документа-то у тебя нету. Однако испугались и по сокращению штатов уволили.
"По сокращению!" - Полина Ефимовна торопливо взглянула на Сергея Ивановича: как бы эти слова не натолкнули его на мысль и в своем отделе произвести сокращение штатов, и так же торопливо отвела глаза. Она смотрела, по-прежнему исподлобья, на Морозову, на ее серое, рано постаревшее лицо с остреньким носом, и Полине Ефимовне было не по себе. Она встретилась со взглядом женщины и не выдержала, опустила голову - такая тоска и обида были во взоре посетительницы, точно у побитой дворняжки. Увидела руки Морозовой - красные, со вздувшимися суставами, с крупными, неженскими ногтями - представила на секунду, а что, если б и у нее были такие же руки? И испугалась. Отвернулась поспешно, посмотрела на Сергея Ивановича. Тот глядел в стол, размеренно поглаживал волосы, маскирующие лысину. Так он всегда делал, когда был недоволен.
- И вот, значит, - монотонно продолжала Морозова, - уволили его. А теперь нас из квартиры выселяют. Квартира-то казенная, заводская. Если работаешь - живи, а нет - уходи. А куда идти, зимой-то? Дали отсрочку месяц. А что месяц? Мужик мой в стройконтору ходил устраиваться, а там не берут. Видать, с завода упредили. И квартир у них пока нету…
Полина Ефимовна вздохнула, передернула плечами, поправляя огромный мохеровый шарф. Морозова увидела это, опустила глаза.