Степан Трофимович слушал Гошу, а видел серый монотонный дождь, чавкающую под ногами жирную грязь, паутину колючей проволоки на бруствере и их, остатки шестого егерского, вжавшихся в вязкую глину окопа. Он даже почувствовал вонь от вздувшейся артиллерийской коняги, которая второй день догнивала, облепленная сизыми кишками, и сажени от окопа на ничьей земле… Представил в этом окопе Ванятку и тяжело вздохнул.
- "Ни сестра, ни жена нас не ждут у окна, - читал Георгий, - мать родная на стол не накроет. Наши семьи ушли, наши хаты сожгли, только ветер в развалинах воет".
- Да-а, германец, - негромко проговорил Степан Трофимович, когда стихи закончились. - В империалистическую Вильгельма тоже пер, но не так шустро. Дела-а-а…
Он поглядел на костер, пошевелил сапогом угли.
- Тут статья "Винтовка - основное оружие бойца". Читать? - тихо спросил Георгий.
- Вот те если завтра война, если завтра в поход. - Степан Трофимович покачал головой. - Оплошка вышла…
Георгий начал читать про винтовку.
- Аж под Москву выскочили, - поразился Степан Трофимович. - Это сколь же наших они по пути смяли?! - Он хлопнул по острому колену, растерянно оглядел всех. - Мы-то до шестнадцатого года эвон где оборону держали…
Буранов уперся руками в землю, оттолкнулся, выпрямился во весь рост.
- Ну, я пошел собираться, - и тяжело затопал к палатке.
Ватагин поднял голову, спросил без выражения:
- Куда?
- Мне в военкомат надо. - Буранов сопел, вытаскивая колышки. - И так тут три месяца колодой провалялся. - Он зло дернул веревку: - У-у, зараза! - и завалил палатку.
- Да, да. - Георгий вскочил, торопливо сложил газету, спрятал в карман. Вытер о бедра вспотевшие ладони. - Фашист Украину, Белоруссию занял, а мы тут сидим.
- Эй ты, Вильгельма! - рявкнул из темноты Буранов. - Подбрось в огонь. Ни хрена не видно!
Степан Трофимович сорвался с места, подбежал к куче сушняка, заготовленного впрок, на неделю, принялся торопливо швырять хворост в костер. Пламя метнулось кверху, загудело. Шарахнулись от огня лошади, пополз подальше, в холодок, Василий.
Вера встала, побрела к мужчинам и там остановилась, недвижная, безучастная; смотрела, не видя, как они копошатся у палатки.
- Да! Надо собираться! - Ватагин потер лоб, прикрыл ладонями глаза, замер на секунду. - Готовьте лошадей, Степан Трофимович! - Он резко встал.
Старик кивнул, побежал на заплетающихся ногах к лошадям; взнуздал ватагинского жеребца, провел его, фыркающего, косящего глазом на огонь, к палатке. Привязал. Побежал за другой лошадью.
- Что вы их прогуливаете? - раздраженно прикрикнул Ватагин. - Вьюки готовьте!
- Ага. - Степан Трофимович засеменил к куче сум.
Присел на корточки, отложил одну, другую и задумался… Потом вздрогнул, точно проснулся. Быстро принялся укладывать продукты, кухонную утварь, но постепенно движения его стали опять вялыми, замедленными, и он снова уставился в одну точку. Буранов цыкнул на него. Старик бросился помогать шурфовщику, потом метнулся к Георгию. Он бегал по лагерю, путался под ногами, на него шикали, но Степан Трофимович лишь виновато улыбался, кивал, снова кидался то к одному вьюку, то к другому и только мешал…
Когда все было упаковано, собрались у костра ждать рассвета. Ватагин присел на тюк, достал полевую книжку. Вера положила подбородок на колени, смотрела в огонь. Буранов высыпал в кружку почти цибик чая, залил кипятком. Покосился на начальника, придвинул кружку к костру. Ватагин сделал вид, что ничего не заметил. Степан Трофимович подсел к Георгию, который перечитывал газету, хмурился, вздыхал.
- Слышь, Гоша, - тихо и заискивающе попросил старик, - объясни ты мне: что ж это, неужели нонешний русский солдат слабже германца? Как же эт его до Москвы-то допустили? Не пойму я чтой-то.
- Ну ляпнул! - Буранов всем телом повернулся к нему. - Как это слабже? Думай, пустомеля, - он смазал ладонью по затылку старика.
Степан Трофимович шатнулся, шапка полетела в костер. Старик подхватил ее, натянул на голову. На шурфовщика даже и не посмотрел.
Вера, услышав опять про войну, всхлипнула.
- Дело не в солдате. - Георгий кривился, гладил жену по голове. - Техника у Гитлера сильная. Самолеты, танки…
- Ну да, ну да, это я понимаю. Как же! Знамо дело, машины, - Степан Трофимович задумался и вспомнил, как они, головной дозор, лежали в пыльной балочке и на них, погромыхивая, наползала в полнеба огромная, лязгающая махина с блестящими живыми гусеницами по всему тулову. Крутятся гусеницы, побрякивают, махина плюется дробно и чисто огнем из двух маленьких башенок, а по заднему краю балочки встают рядком серые фонтанчики пыли. Под Каховкой дело происходило, уже в гражданскую… И опять вместо себя увидел Ванятку, и аж сердце зашлось от страха. - А что, Гоша? - голос у старика осел. - У нас-то, что ль, машин нету?
- Как это нет? - возмутился Георгий. Подозрительно посмотрел на Степана Трофимовича и даже отодвинулся. - Вот! - ткнул он в газету. - "Строители советских танков". Читал ведь я.
- Хужей, что ли, нашенские? - заморгал Степан Трофимович и даже руками развел. - Никак не пойму, не обессудь. Ты не серчай, - он погладил сухонькой ладошкой по руке Георгия, - ты разъясни.
- Ну, во-первых, - Георгий прижал палец, - у них вся экономика, хозяйство, значит, поставлено на войну, а мы - мирные люди…
- Это верно, это так, - Степан Трофимович согласно закивал и заглянул Георгию в лицо, - это само собой.
- Теперь второй факт, - Георгий зажал еще один палец, - на них вся Европа работает, даже Франция. Заставили…
- Помогают, стал быть, - вздохнул Степан Трофимович. Снял шапку, почесал макушку. - Нам-то кто-нито помогает, Гоша? - он потормошил Георгия за рукав.
- Нам? - Георгий уткнулся в газетный листок. - Жалко, второй страницы нету… Англия, наверное, помогает.
- Англичане, значит, - Степан Трофимович захватил в кулак бороденку, уставился в костер и снова увидел то давнишнее железное чудище: танк врангелевцев был вроде английский. - Ничего, народ сурьезный… Видал я… Был у нас на прииске один, приезжал. Толковый мужик, но задарма ничего не сделает. Не-е. Ни в какую.
- Будем платить, - неуверенно сказал Гоша.
- Это так, это уж как водится, - согласился Степан Трофимович и до рассвета не сказал больше ни слова. Вздыхал, ворочался, подбрасывал в костер хворост. Иногда взглядывал на Ватагина, словно хотел о чем-то спросить, и снова опускал голову.
Посвистывал носом задремавший Василий. Кряхтел Буранов. Молча, словно оцепенев, сидела Вера. Ватагин полулежал на тюке, щурился, жевал потухшую самокрутку.
Едва на востоке посерел небосклон и стали угадываться в темноте деревья, начальник отряда встал, выплюнул в огонь окурок.
- Давайте вьючить!
Георгий побежал к лошадям. Буранов, тяжело поднявшись, направился за ним.
Степан Трофимович робко подошел к Ватагину, стянул с головы шапку, потискал в руках.
- Слышь, Костянтин… Петрович, - неуверенно окликнул он и отвел глаза в сторону.
- Чего тебе? - Ватагин, надсадно кхакнув, забросил тюк на спину рыжего жеребца. Конь присел, заплясал на месте. - Балуй! - ткнул его в бок кулаком начальник. - Нашел время.
- Костянтин, а туда, вверх по Гнилуше-то, не пойдем, что ли? - Степан Трофимович махнул шапкой в сторону речушки.
- По Гнилуше? - Ватагин повернулся к старику, пристально посмотрел ему в лицо.
- Ну да, - Степан Трофимович помялся. - Поглядеть бы…
- Нет. Некогда. Других туда сводишь.
- Ну да, ну да. Я понимаю. - Старик потеребил шапку, натянул ее на голову. - А ты чего ж?
- А я, брат, к военкому, - Ватагин, напрягшись, затянул подпругу, - и на фронт. Может, и не увидимся больше.
- Да, раз тако дело. - Старик потоптался, потерянно вздохнул.
Отошел к лошадям, не спеша навьючил двух. И опять задумался. Постоял, опустив голову, и вдруг решительно подошел к Ватагину.
- Костянтин, - потянул его за рукав. - Идем, идем от глаза, - зашептал торопливо. - Дело у меня к тебе есть. - Лицо старика было серьезно.
Ватагин нахмурился, посмотрел недоуменно на всех, пошел за ним.
Степан Трофимович почти бежал, тащил за руку начальника и все время оглядывался. Когда голоса у костра стали еле слышны, старик повернулся, заглянул Ватагину в глаза.
- Ты не серчай, Костянтин, что я тебя сюды, к Гнилуше-то, соблазнил. Может, по старому маршруту нас и искали, сообщение чтоб, значит, про войну сделать, а мы эвон куда махнули… - он говорил торопливо, заглатывая слова.
- Ты за этим позвал? - перебил Ватагин. - Это тоже наш участок, и, в конце концов, за маршрут отвечаю я. Ты тут ни при чем.
- Не-не, Костянтин, и мой грех есть, я ведь заманивал, фарт сулил. Не прямо, конешно, намеками, фарт сулил, - повторил он. И вдруг замер, выдохнул: - Есть россыпушка, есть! Думал, ты сам найдешь, значит, так надо - судьба. А не найдешь - тоже судьба… Потому и помалкивал. И хотел тебе фарту, и боялся. Ненавижу я золотишко, ты знаешь, а это особливо… - Степан Трофимович облизал губы. - Но тут, раз тако дело - война, надо открыться. Гошка вишь что говорил: машины для войны нужны, деньги понадобятся. Верно ведь?
Ватагин уставился на старика, пытал взглядом:
- Не врешь?
- Чего там, - Степан Трофимович сдернул шапку, хлопнул ею об землю. - Раз тако дело… Бил я там дудку. После гражданской уже. Так веришь - нет, до двух золотников с лотка снимал.
- До двух? - зрачки у Ватагина расширились и снова сузились в черные точки. - Да тебя за сокрытие надо как врага народа в энкавэдэ сдать.