- В первом варианте, чтобы заинтересовать главк. - Сокольский засмеялся. - Как вас заинтересовали.
- Их надо убедить, а не заинтересовать. Меня вы не убедили, - строго заметил управляющий. - Учтите, придется выступать на коллегии министерства, а со временем, возможно, и в Госплан с предложением входить, так что все должно быть солидно… Ну хорошо, отдыхайте, - пожал руку директору, главному геологу. - Завтра в двенадцать милости прошу, - открыл дверь кабинета. - Не забудьте Москву! - напомнил Нонне Степановне.
Та возмущенно повела плечами.
Сокольский и директор, погасив на лицах вежливые улыбки, вышли в коридор, молча спустились на первый этаж, молча вышли на улицу.
- Ты куда? - спросил Василий Ефимович. - Пойдем пообедаем?
- Нет, - директор поглядел на часы. - Я в горном институте пообедаю. Меня там ждут. Надо поговорить, если они возьмут дешевле, тогда отдадим им составление проекта. - Вздохнул. - Да, заварил ты кашу!
- Расхлебаем, - пренебрежительно отмахнулся Сокольский. - Кстати, узнай, как там дела с дипломом Шахова. По-моему, он завтра защищается.
- Хорошо. Ты в гостиницу?
- Нет. Пообедаю - и в фонды. Надо архивы посмотреть… До вечера.
- Пока, - директор приложил ладонь к шляпе. Усмехнулся: - Чтоб тебе навсегда покоя лишиться…
- Уже лишился, - Василий Ефимович безмятежно заулыбался. Развернулся и быстро пошел вниз по улице. Он по-молодому проскальзывал между прохожими, вежливо приподнимал, извиняясь, шляпу, если задевал кого-нибудь портфелем, перебегал, не дожидаясь зеленого света, перекрестки.
В зал ресторана Василий Ефимович вошел в таком же отличном настроении. Остановился у двери, осмотрелся с интересом. Обеденный час пик уже спал, и все же почти все столики были заняты. Было, правда, два свободных, но один приткнулся в углу за эстрадой, а второй - около самого входа в кухню. И тот, и другой не понравились Василию Ефимовичу. Он хотел было пройти в центр зала, где допивали компот хохотушки в голубых форменных халатиках - продавщицы из соседнего универмага, - но тут увидел у окна уютный и симпатичный столик. За ним, уткнувшись в газету, сидел спиной к дверям лишь один человек.
- Разрешите? - Василий Ефимович подошел, взялся за спинку стула.
Человек за столиком поднял от газеты лицо.
- Андрей… Михайлович? - Сокольский растерялся. Но тут же овладел собой, протянул руку. - Вот неожиданность. И вправду - мир тесен!
Шахов, увидев главного геолога, дернулся. Стиснул зубы, раздул ноздри, но сдержался - Сокольский заметил, что сделал он это с усилием.
- Так можно сесть с вами? - Василий Ефимович все еще держал над столом ладонь. Поперебирал пальцами в воздухе, взял меню.
Шахов медленно сложил газету, пригладил на сгибах.
- А что, других мест нет? - глядя в окно, спросил отрывисто.
- Ну зачем такой тон, - нахмурился Сокольский. Положил меню на стол, прихлопнул ладонью. - Вежливость всегда украшала человека.
Отошел, покачался с пяток на носки, оттопырив нижнюю губу и опустив голову. Решительно вернулся к столику Андрея.
- Я думаю, здесь мне будет удобней всего. - Сел, уперся локтями в стол, уставился насмешливо на Шахова. - Извините, если мешаю.
- Жаль, что заказ уже приняли, - словно раздумывая вслух, сказал огорченно Андрей. - Ну, бог с ним. - Достал из кармана пять рублей, положил на блюдечко. - Скажите официанту, что это от меня.
Хотел встать, но Василий Ефимович перехватил его руку, сжал ее.
- Сидите. Если не умеете вести себя - ваше дело. Но оскорблять меня, даже такими способами, я никому не позволю! - И решительно потребовал: - Извольте объясниться!
Шахов уселся поудобней, закинул ногу на ногу, забросил руку на спинку соседнего стула и откровенно изучающе принялся разглядывать главного геолога. Ему были противны сейчас и высокий лоб Василия Ефимовича, и крупный, с горбинкой нос, и крутой, синий от бритья подбородок, и выжидающие глаза под кустистыми бровями, и особенно белые пылинки перхоти на синем бостоне костюма. Этой неприязни Шахов не скрывал.
- Ясности ждете? - спросил он наконец. - Что ж, объясню. Сам люблю ясность. Спасибо за рецензию.
- Пожалуйста, - серьезно ответил Василий Ефимович. Он тоже изучал Шахова, разглядывая его серое, злое лицо, сузившиеся от ненависти глаза, ввалившиеся щеки. Подождал. Уточнил удивленно: - И это все?
- Это действительно все, - засмеялся Андрей. Точнее, сделал вид, что засмеялся: заклокотал горлом, показал зубы и сразу же улыбка-оскал исчезла. - Лучше и не скажешь!
Подошел официант: молодой, томный, со скучающими глазами. Поставил перед Шаховым салат, открыл бутылку "Боржоми".
- Слушаю вас, - повернулся к Сокольскому, приготовился записывать.
- Так, пожалуйста, салат "Столичный", харчо, цыпленок…
Официант кивнул и отошел.
И сразу же лицо Сокольского стало серьезным: резче проступили складки около уголков губ, глаза стали холодно-требовательными.
- Так что же вас ошеломило в рецензии? - спросил он. - Я предупреждал: лгать не буду, мнение выскажу честно и предельно откровенно.
- Куда уж откровенней, - Андрей, ковырявший салат, бросил вилку. - Да вы мою работу просто-напросто раздраконили в пух и прах.
- Почему же. Я отметил и положительные стороны, - Сокольский разглядывал на свет бокал, протирал его салфеткой. - Налью? - потянулся к бутылке "Боржоми". - Пить очень хочется.
- Лейте, - Шахов снова взялся за вилку. - Вы извините, что я ем. У меня от злости всегда аппетит появляется… "Положительные стороны", - передразнил он. - Отметили стиль, богатое воображение, хорошее оформление. Это же издевательство! - пристукнул кулаком по столу. - Стиль, воображение! Что я, Пушкин? Жюль Верн?
- Не утрируйте, - Василий Ефимович смаковал воду, осматривал без любопытства зал. - Есть и положительные оценки по существу.
- По существу? В вашей рецензии? - Андрей рывком налил воду себе в бокал, выпил большими глотками. - Не знаю. Если и есть, то вы их так упрятали, что ни один эксперт-криминалист не найдет.
- Посмотрим, что скажет комиссия, - решил уйти от разговора Василий Ефимович. - Последнее слово, в конце концов, только за ней.
- Уже сказала, - Андрей чертил вилкой в тарелке. Головы не поднял. - Мой оппонент Муханов потешался над работой как мог. Еще бы! Какой-то студентишка посягнул на ортодоксальную теорию рудообразования, а кюрия эта всю жизнь Муханова кормит-поит…
- Вот как! - Сокольский замер. - Разве защита уже состоялась? А я думал - завтра. И что?
Шахов осторожно вытянул из стаканчика салфетку. Вытер рот.
- Зарубили, - он притворно зевнул. - Доработать и прийти на следующий год. Лучше всего, рекомендовано, не дорабатывать, а сменить тему.
- Да-а, - Василий Ефимович медленно поставил бокал. Постарался придать лицу соболезнующее выражение. - Это меняет дело. Поверьте, что такого исхода я не хотел, - голос его был полон сочувствия, но глаза следили за собеседником внимательно и не сострадательно. - Обидно, обидно очень, но… Вот видите, не один я считаю вашу работу несовершенной. - Он вздохнул. - В комиссии были такие светила, они-то могли…
- Что светила?! - Андрей вскинул голову. - Все враги мои подкрепляли свои допотопные геологические представления ссылками на вас как на специалиста с места, знатока месторождения. Шпарили цитаты из рецензии целыми страницами.
- Очень обидно, - повторил Василий Ефимович. - Я не знал, что мое мнение сыграет такую роль.
- Все вы прекрасно знали, - уверенно сказал Шахов. Отодвинул тарелку, огладил ладонями скатерть. - Знали! Вы и отзыв-то так выстроили, что он стал ре-зю-ме-е, - передразнил кого-то, сделав брезгливое лицо.
- Вы переоцениваете меня, - Василий Ефимович опустил глаза, покачал скорбно головой. Вынул портсигар.
Подошел официант, и пока он накрывал на стол, главный геолог и Шахов не смотрели друг на друга: один, нахохлившись, играл ножом, другой - с тонкой, грустной улыбкой несправедливо обиженного человека разминал папиросу.
- Нам надо о многом поговорить, и поговорить спокойно. - Я хочу, чтобы вы тщательно проработали вашу гипотезу, сделали ее более аргументированной и неуязвимой.
- Зачем? - удивленно покосился на него Шахов.
- Я верю в успех вашей, а теперь, возможно, и нашей работы.
- Вот оно что! Довольно откровенно, если я вас правильно понял.
- Давайте сразу же называть вещи своими именами, - Василий Ефимович задумчиво потер лоб. - Я знаю, что вам пришло в голову. До этого вы считали себя молодым непризнанным гением, а меня ретроградом, который вставляет палки в колеса прогресса. Считали?
- Допустим, - Шахов, хмуро глядя на главного геолога, поерзал, устраиваясь поудобней. - Кем же я считаю вас теперь?
- Сейчас вы считаете меня прохиндеем администратором, который хочет примазаться к открытию молодого гения и, оттеснив его, стать автором, - серьезно ответил Сокольский. Посмотрел твердо, без улыбки. - Верно?
- Верно, - подумав, согласился Андрей.