Подошла учительница Елизавета Даниловна, небольшого роста и совершенно седая. Она преподает во втором классе, где еще занятия не начались. Была она в теплом пальто, на ногах валенки. Под мышкой держала старенький, пухленький портфель.
- Здравствуйте! О чем это вы тут так громко разговариваете?
Яков Владимирович, по-прежнему волнуясь, начал объяснять, то и дело показывая на конек и на сломанную нарточку.
- Ой-е-ой! - заойкала Елизавета Даниловна и даже отступила назад, глядя сердито на виновника. - Ушибить ведь ты мог! Даже убить кого-нибудь! Что же ты, бессовестный, делаешь? Не учишься, говорят? За такие дела раньше ой как били! Как наказывали! Да-а!..
- Я уши ему надрал, - признался Яков Владимирович.
- Мало… Да что теперь… Э-э… - Учительница быстро поднялась на крыльцо.
Илька пожаловался председателю:
- Сломал нарточку…
- Вот нечистая сила! - рассердился и Куш-Юр, не выпуская все еще Верзилу. Сказал: - Приведешь родителей в сельсовет. Понял?
Глава 23
Были-небылицы
1
Весной, как раз в Ленинские дни, Куш-Юра выбрали в члены райкома, и он с семьей уехал в Обдорск. Сандра перед отъездом прощалась с подругами, даже поплакала. Но радость, гордость за Романа переполняли ее душу. И если глаза то и дело блестели от слез - это были счастливые слезы.
Теперь Елення, как делегатка, уже без Сандры шефствовала над семьей Сеньки Германца. Гаддя-Парасся вновь жила на старом месте, у Сеньки. Она ждала приезда нового председателя Биасин-Гала, чтобы получить квартиру. У Германца полон дом жильцов - взрослых и детей. Елення навестила их несколько раз, но без председателя не могла придумать ничего.
Настала пора сенокоса, и Елення пропадала весь день на покосе. И Сенька ставил сено, забрав в лодчонку трех дочерей - Анку, Нюрку и Нюську и, конечно, Верку-Ичмонь.
- Вот беда еще с этим Германцем. - Елення спускалась по взвозу, несла гребь на плече и лукошко с дневным пропитанием. Все остальное у них находилось на покосе - и косы-горбушки, и вилы-грабли, и чайник-котел, и кружки-ложки - все спрятано под сеном.
Елення казалась ниже ростом, одетая, как и все косари, в замотанную вокруг головы шаль, в кофту с подкладом, в подпоясанный многослойный сарафан и в бахилы. Она шла ровным шагом, а мысли ее были сбивчивые, беспокойные, приходится думать о людях, заботиться. Ей доверено многое, и она это понимает.
- Что делать с той семейкой? Бегай-беспокойся за Парассю…
Марьэ, старшая дочь Насты, русоволосая и круглолицая, сказала:
- Нянчиться нечего… - И зевнула. Она не выспалась.
- Усни, доченька, пока едем в лодке, - Наста завершала шествие.
- Поспи, племянница. Ты настоящая помощница, - вздохнула Елення. - А моя Февра в тундру уехала! Беспокоюсь за нее.
- Сами отпустили. Сейчас косили бы с ней вместе, - улыбнулась племянница и снова зевнула.
- Не беспокойся, Елення! Племянница вернется жива-здорова! Выручили маму мою, Эдэ. - Малань, приложив руку козырьком, засмотрелась вдаль на тихую, чуть туманную Обь, над которой только-только начало всходить солнце.
Конец августа. Заметно укоротились дни, ночи почти темны и прохладны, а утра туманны. Участились утренники, лужицы подергивались звонким ледком. Цветы пожухли, но сенокос еще не кончился.
Каждый день в раннюю утреннюю пору отплывали от села вверх и вниз порожние лодки, а поздно вечером, груженные зеленой травой или свежим сеном, возвращались обратно. Так устроена жизнь - надо торопиться, чтобы запастись кормом для скота, пока не появились "белые комары".
Наста, Елення и Малань отчалили от берега и направились вниз, наискосок за Малую Обь, а там пешком по грязи перевалить около версты ко второй лодке и переправиться на покос через речку Аспуг-Обь. Она неширокая, но богатая в эту пору скатывающейся рыбой - промышляют там сетями-важанами. Наста и Елення гребут, Малань правит лодкой, все клюют носами, а Марьэ устроилась на дне лодки и спит.
Спали в эту рань и оставшиеся домовничать старушки Анн и Эдэ. Она приехала из чума к Ярасиму и осталась летовать.
Когда стало светло, они поднялись - им хватало забот и хлопот управляться с ребятишками и скотом. Целыми днями, особенно дождливыми, стоит шум и рев ребятишек. В такую погоду приходилось детей постарше выгонять в соседнюю Еленнину избу, чтобы малыши могли спокойно поспать…
А сегодня день хороший, солнечный и даже теплый, не будут дома ребятишки - разбегутся туда-сюда.
Дождавшись, когда встали все дети и поели, Эдэ сказала старшим:
- Сходите по ягоды. Я соскучилась по голубике да бруснике. И морошки можно. Они поспели уже давно. А нам, старушкам, недосуг. Да и старый человек, что заезженный олень. Толку-то от нас…
- Во-во. Возьмите лукошки али банки и айдате. - Анн кормила двухлетнего внука Федула молоком, в котором размочены кусочки хлеба. - Слава Богу, день сегодня ладный.
- Я пойду по ягоды и грибы, - изъявил желание Федюнька.
- И мы тоже!.. - послышались девчоночьи голоса. Девочки ринулись гурьбой искать лукошки.
А Илька запечалился - ему теперь не подойти на костылях к Югану - грязь кругом. Надо, выходит, опять ловить удочкой щуругаев.
- Придется ловить! - вздохнул Илька, сидя на скамье напротив бабушки Анн. - Но не сейчас - надо сначала придумать хорошую приманку для щучек.
Старуха Анн тоже вздохнула:
- Ох-хо-хо! Тебе, коньэрэй, что остается делать? Ловить хоть щуругаев. И кошки будут сыты, и мы изжарим для себя.
- Хоть рыбки поедим, коли нет оленины, - сказала Эдэ, тоже кормя Груню молоком с хлебом из кружки.
2
К полудню, когда ребята разошлись из дому, старухи решили выйти на улицу и посидеть-погреться на солнышке. Малышей одели в легкие малицы, чтоб взять с собой.
- Мы пойдем на ульку? - спросила малышка Груня бабушку.
- Конечно, на улицу. - Эдэ накинула шаль. - Ты хорошо стала говорить.
- А вот у меня внук Федул и чуть старше Груни, а не говорит ведь до сей поры. - Старуха Анн неторопливо одевала внука. - Все понимает, а говорит только: вав, вав… Вавлё, что ль, хочет сказать, - она засмеялась.
Эдэ удивленно посмотрела на Анн:
- Вавлё?! Он разве известен и здесь? Вот чудеса! Мы думали, рассказывают лишь пастухи за Камнем о Вавлё.
- Да ведь Вавлё-то был схвачен в Обдорске, - отвечала Анн. - Давно это было… Ну, пошлите на улицу, там наговоримся…
Старушки вышли и сели на завалинке старого дома на солнечной стороне. А малыши увидели возле крыльца густую, еще зеленую травку и кинулись к ней.
- Петул-Вась ведь лекарь. Почему до сих пор не лечит сына Федула? - спросила Эдэ.
- Говорит, ребенок слышит все, значит, и разговор появится. Это, мол, бывает, - ответила Анн. Она посмотрела на солнце, зажмурилась:
- А Вавлё-то точно в Обдорске был схвачен…
И две старушки, посматривая иногда на малышей, заговорили о Вавлё.
Илька, сидя на полу в сенях у распахнутой двери, сперва не слушал их голоса, погруженный в какую-то думу. Но потом вдруг до его слуха дошло: "Вавлё".
"Может, Вавлё-Максим? - подумал Илька. - Наверно, бабушка Анн рассказывает про его чудачества".
- Бабушка Анн! Ты говоришь про Вавлё-Максима? - крикнул Илька.
- Не-ет, - ответила старушка Анн. - Мы вспоминаем настоящего Вавлё…
- О-о, надо послушать. - Илька быстро перелез через порог на крыльцо, взял костыли, подошел к бабушкам, сел на край толстущего лиственничного пня. Ноги его были обуты в чурки-тюфни из старой кожи с длинными, до колен, чулками, как и у всех ребятишек в эту пору.
Бабушка Анн уставилась на внука:
- Мы толкуем про Вавлё настоящего, а не про Вавлё-Максима. Давно это было. Ты, Иленька, еще и в помине не был. Ну да, расскажу вроде сказки о Вавлё и его племяннике. Может, вспомню али придумаю сама…
- Давай, давай, бабушка, - обрадовался мальчик и сел поудобнее. - Люблю слушать сказки…
Бабушка Анн шевельнулась на месте, причмокнула губами и языком, видимо готовясь к началу сказки. Подперев рукой впалую щеку и качаясь из стороны в сторону, бабушка запела чуть дрожащим голосом:
На далеком Севере у моря-океана,
У моря-океана да Обдорска, считай,
Родился мальчик у яранов в чуме,
Родился в чуме, и назвали его Вавлё…
- В малице родившийся… - Эдэ вспомнила эту подробность.
- Во-во, - поддакнула старуха Анн и продолжила сказку.
Но тут Илька спросил:
- Как это родился в малице? В животе у мамки, что ли, был так?
Бабушка Анн ласково сказала:
- Ты слушай, а не мешай. Ладно? А то могу ведь и запутаться… Так вот, слушайте:
…Вавлём назвали его, Вавлём стали звать.
Рос Вавлё у яранов да у бедняков.
И большой вырос и справедливый:
У оленщиков отбирал лишних оленей
Да раздавал беднякам безоленным.
Вот за это Вавлю и ненавидели,
Ненавидели в тундре оленщики…
Вот позвал Вавлё однажды племянничка:
- Иди-ка ко мне, мой племянничек,
Разговор с тобой есть очень важный,
Очень важный да нужный и большой -
Десять лет мы уже не бывали в Обдорске,
В Обдорске да в домах-избах.
Хлеб мы едим - один затхлый остаток.
В Большой Обдорск надо съездить, однако.
Еду всякую да прочие товары привезти…
Согласился племянник, стали готовиться:
Песцовые шкурки они складывают на одну нарту;
Лисьи шкурки они складывают на другую нарту;
Десять нарт-вандеев таких набралось…
- А богато живут - шкурок-то сколько! - добавила Эдэ и, вспомнив наказ Анн, закрыла рот.
Илька зашикал - нельзя мешать бабушке.