В боковушке было до одурения накурено махоркой. Геронтий Иваныч по своему обыкновению ходил из угла в угол по комнате в неопрятной распоясанной рубахе, нанковых шароварах и войлочных туфлях. Его худая и маленькая фигурка с ввалившимися щеками и жидкой бородёнкой маячила от угла до угла с таким покорным видом, словно его водили на поводу. Он ходил по комнате, жестикулировал и что-то бормотал. Когда-то он был богат, но, спустив отцовское наследство, долго скитался по балаганам артистом на роли злодеев, вследствие чего он и приобрёл привычку постоянно декламировать и пить водку. Теперь он жил на иждивении своего брата Семена Иваныча, от которого получал на табак по три рубля ежемесячно. При входе Мишеньки Геронтий Иваныч наклонился, достал из-под неопрятной кровати початую бутылку водки и, отпив прямо из горлышка, снова заходил, шлёпая туфлями, жестикулируя, декламируя и не обращая на племянника никакого внимания.
- Душа моя горячей крови просит, как разъярённый зверь! Не потерплю обиды… - сипло вытягивал он из себя.
Мишенька покачал головой.
- Ах, дяденька, дяденька.
Он тронул его за рукав.
- Дяденька, вы не видели, куда тятенька уехал?
Геронтий Иванович перестал жестикулировать.
- Нет, а что?
В его глазах на минуту мелькнуло что-то вроде смысла.
- Так, дяденька. Вам можно сказать по секрету?
- Говори, гонец; я слушаю и в сердце мщенье затаю пока…
Геронтий Иваныч сел на стул с сломанной спинкой.
- С безотраднинскими мужиками несчастье случилось, - начал Мишенька, присаживаясь на кровать, накрытую грязным халатом, и рассказал дяденьке всю историю о крестьянских лошадях.
Геронтий Иваныч расхохотался, забрызгал слюнями и закашлялся.
- О, отпрыск разуваевский, не узнаю тебя в твоих поступках!
Мишенька встал с кровати с досадой и болью на лице.
- Не смейтесь, дяденька, ей Богу мне не до смеху.
Дяденька переменил тон.
- Верю, товарищ! Дай руку мне! Твой тятенька подлец первостатейный! Он три рубля мне в месяц платит на водку, на табак и на одежду, как будто бы артист не может все три рубля в единый миг пропить!
Геронтий Иваныч затряс головою, закашлялся, засмеялся и добавил:
- А я, Мишенька, именно сегодня жалованье-то получил.
Дверь боковушки скрипнула. На пороге показалась Груня; она брякнула бусами, как лошадь сбруей, и сказала:
- Пожалте, Михал Семеныч, вас к себе Семён Иваныч требуют.
Мишенька порывисто поднялся на ноги и побледнел.
- Он сердит? - спросил он тревожно.
- Да как быдто бы не в себе. Они, слышь, безотраднинских лошадей с озимей загнали.
Мишенька вздохнул, почесал затылок, чмокнул губами и вышел из боковушки. В коридорчике его нагнала мать, худенькая и тоненькая старушка в тёмном платье, Пелагея Степановна.
- Мишенька, - подошла она к сыну, - тебя сам зовёт, только ты, голубочек, поласковее будь. А? Будь, родненький, поласковее!
Мишенька сокрушённо махнул рукой.
- Ах, маменька, точно я виноват в чем; тятенька сам не знай чего наделает, а потом мне же достаётся. Препоручил мне хозяйство, а сам во всё вмешивается и шпионит за мной!
Пелагея Степановна замахала руками.
- Тише, родненький, иди с Богом, а я тебе пойду, лепёшек со сметанкой поджарю; мoже, с чайком покушаешь, как от самого вернёшься? Покушаешь, родненький?
Мишенька махнул рукою.
- Какой тут чай!
Он вошёл в кабинет к отцу. Отец-Разуваев сидел за столом и щёлкал на счетах.
- 152 головы в округе, ну, хоть по рублю двадцати, итого 182 рубля 40 копеек, - говорил он, сводя итог.
При входе сына отец приподнял голову. Это был крепкий старик в длиннополом сюртуке и сапогах бутылками, с строгим лицом и длинною бородой. Он насмешливо кивнул седою головой.
- Покорно вас благодарим, сыночек; ловко вы наши антиресы блюдёте. Мерси вам большое!
Глаза старика язвительно сверкнули.
- Еду я полем, - продолжал он, - и вижу: весь безотраднинский табун на наших озимях нагуливается. Ловко вы, сыночек, дела обделываете! С этаким сыночком и по миру как раз пойдёшь! По миру с сумою под ручку с нуждою! - воскликнул он насмешливо.
Старик глядел на сына пристально и сурово, и сыну казались глаза отца похожими на костяшки счёт.
Мишенька, потупив глаза, молча стоял у притолоки, но при последних словах отца он вспыхнул.
- Не говорите, тятенька, зрятины, - выговорил он, - со мной вы по миру не пойдёте. Вон Гриша Колотилов с цыганками в один присест по тысячи монет прохвачивает, а я даже не знаю, каким настоящие цыганки и мылом-то умываются! А вы, вы не с того конца на дело глядите.
Старик шевельнулся, но Мишенька продолжал, бледнея.
- Я, тятенька, на себя гроша медного не трачу, и если не загнал безотраднинских лошадей, так только потому, что мужиков пожалел! Да-с, пожалел! И я думал, что хозяйничать, тятенька, тоже с крестом на шее надо. Деньгу, тятенька, не из мужика, а из земли вышибать надо, а из мужика по нонешним временам много не вышибешь. Да-с, не вышибешь! 180 целковых нас, тятенька, не обогатят, а с мужиков последнюю шкуру драть довольно совестно! И даже стыдно, если хотите!
Старик хотел что-то возразить, но Мишенька, продолжал с дрожью в голосе и огоньком в глазах.
- Шкуру снимать с мужика, тятенька, не стыдно, но даже невыгодно. Нищий - не работник! Примите в расчёт! Невыгодно, тятенька, что хотите, говорите! И вы, тятенька, кулаком по стулу стучите не стучите, а правды из него не выстучите! Мужика, тятенька, попусту злить не следует. Да-с, не следует! Или мы у себя в усадьбе давно красного петуха не видали? Чего-с? Мерзавцем ругаетесь? Что же, ругайтесь! Это мы от вас, тятенька, давно слышали, но только сами ругаться не привышны. Наше дело за землёй ухаживать да скотину растить, но только-с в хлевах, а не у себя в сердце-с! Чего-с? Сволочь паршивая! Это в презент сыну-с? Единокровному? Ругаетесь! На здоровье! В ответ от нас вы слова не услышите; ругаться мы губернским извозчикам и вам, тятенька, предоставляем! По всем лексиконам, как всероссийским, так и заграничным!
Старик выпрямился во весь рост и побагровел.
- Вон, негодяй, вон с глаз моих! - будто выпалил он.
Мишенька бомбой вылетел из комнаты.
В коридорчике его встретила Варюша. Она была бледна и взволнована.
- Ну, что, как? - спросила она брата, вся полная участия.
Тот махнул рукой.
- Отчитал я его как следует, и вся недолга! Как вы хотите, а я к Обносковым поеду, хоть там душу отведу! Нет моей мочи большее!
Мишенька махнул рукой и прошёл к себе в комнату. Он сменил поддёвку на кургузый пиджак, надел тяжёлые, как кистень, золотые часы с такой же цепью, картуз и селиверстовского сукна чуйку. Затем он вспомнил, что от его рук пахнет овечьей шерстью. Перед приездом в усадьбу Мишенька отбирал старых и захудалых овец - "калич" и собственноручно выщупывал их. Этих овец будут пасти отдельным гуртом, на лучших пастбищах, а затем поставлять мяснику под нож. Мишенька вымыл руки и затем вышел на крыльцо. На дворе становилось темнее; солнце близилось к закату; тучи целыми стадами бежали по небу; ветер дул сильнее. Мишенька увидел конюха и подозвал его к себе.
- Запряги мне в бегунцы "Красавчика", я к Обносковым поеду, а тятенька спросит - по собственному своему делу, скажи. Так и скажи: по собственному своему делу уехали! - почти крикнул он тому с запальчивостью.
Конюх побежал к каретному сараю с счастливой улыбкой; в дворне почему-то все радовались, когда Мишенька был в ссоре с "самим". Да в дворне вообще слово "скандал" встречали такой же широкой улыбкой, как и слово "праздник". А Мишенька прислушивался к печальному шуму ветра и думал:
"Кажется, тятенька должен бы видеть, что я по хозяйской части далеко вперёд его ушёл, а всё не сдаётся! Кто молотилку водяную завёл? Кто плуга на поле вывез? Кто маркёры для подсолнух домашним манером состряпал? Слава тебе, Господи! Восемь годов около земли нахожуся, а от тятеньки, кроме ругательств, ничего!"
Он вздохнул и опять подумал, почти нашёптывая:
- Никакой любви у тятеньки к делу нет. У него дело в деньгах, а у нас дело в деле!
Конюх подал к крыльцу лошадь. Мишенька, хотел было садиться на дрожки, но на крыльцо вышла Пелагея Степановна. Она беспокойно заглянула в глаза сына.
- Мишенька! Ты никак уезжаешь, а я тебе лепёшек со сметанкой приготовила, - протянула она заискивающе до унижения. - Не езди, родненький, идём вместе с Варюшей чайку попить, у меня сегодня лепёшки больно удалися! А?
Мишенька сел на дрожки и подобрал вожжи.
- Не хочу я, маменька, лепёшек.
Старушка вздохнула.
- А то бы биточков откушал с лучком и хренком? Мясо нарублено, а поджарить недолго: плита всё равно топится. Право? А? Биточков?
Сын тронул лошадь.
- Не хочу я и битков, маменька, - точно огрызнулся он.
И он уехал. Старушка уныло поплелась в комнаты, вздыхая и думая про мужа и сына.
"Обижает "сам" мальчишку а мальчишка не ест, не пьёт от неприятностев. Плох он у нас, в хозяйстве несмышлёныш совсем, копейку свою беречи не умеет, а всё-таки мальчишку обижать не след, бесперечь не след! Мальчишку выпори, а потом сейчас же и приласкай! В одной руке розга, а в другой - лепёшка! Вот как воспитывают, которые если понимающие!" Старушка так и скрылась с унылым ворчаньем.
Между тем Мишенька подъехал к маленькому домику Обносковых, передал лошадь подвернувшемуся работнику и вошёл на крыльцо.
"Сейчас я увижу Настасью Егоровну", - подумал он и ему сразу стало веселее как будто.