- Подождите, подождите. Но вам преподавали, что Германия густонаселённая страна и по ней не может незаметно скакать всадник, у которого вдобавок за плечами сидит молодая девушка в седле? Нас арестуют на второй версте.
- Никто не арестует! Мой конь скачет так быстро, что его не заметит ни один полицейский. Всё равно вам нужно отсюда уезжать. А нет другого такого коня, Скачите один. Я поеду за вами в коляске. Я богатая и найду коляску, паспорт, спутников. Я всё могу!
- Но почему мне надо скакать на вашем сказочном коне?
- Мы сейчас отсюда уйдём. Вас будут отговаривать от дуэли с графом Гербертом! Или немцы убьют вас, если вы не откажетесь драться с ним.
- Ах, да! Дуэль! Я и забыл про неё. Ведь я действительно послал вызов графу Герберту.
- Послали. И вы убьете его?
- Пусть уж лучше я его убью, чем он меня.
Наталия внезапно обняла его и припала к губам Ахончева:
- Вот вам награда.
- Что вы сделали?
- Я вас поцеловала. Теперь вы мой жених, - сказала она торжественно.
- Я вам говорил: у меня есть невеста.
- Теперь я имею право её убить. Пусть она не отнимает моего жениха, который бьётся за меня. Ведь я вам нравлюсь? Разве я плоха?
- Вы не плохи. Но, по нашим понятиям, невеста, которая лазает по крышам и крадёт коней…
- Я никогда не лазила по крышам и никогда не крала коней. Это из-за любви к вам. За это меня надо уважать. И неужели у русских такие глупые понятия о девушках и их подвигах?
- Вы удивительно убедительно говорите. И знаете… У вас есть что-то такое в глазах… Но у меня невеста! Что я ей скажу?
- Вы любите другую. Она утопится или уйдёт в монастырь. А если вы мне скажете, что любите её, то я утоплюсь или уйду в монастырь.
- Нина Юлиановна не утопится и не уйдёт в монастырь, но мне чертовски стыдно.
- Идёмте. А то меня поймают. Там шныряют полицейские. Они видели, как я ползла по коридору. Один меня хотел схватить, но я его ударила тупым концом кинжала.
- Дорогая! Вы меня любите?
- Да.
- Дорогая. Дайте слово, что отныне вы никого не будете тыкать тупым концом кинжала, бить поленом или гирей по голове, и тому подобное.
- Даю. Вы мой повелитель. Но вы меня любите?
- Видите ли…
- Я убью себя, если вы скажете, что любите другую!
Она протянула Ахончеву кинжал:
- Говорите.
- Фу-у… Да. Я вас люблю, - выдохнул Ахончев.
Наталия поцеловала его и быстро добавила:
- Больше я вас до свадьбы целовать не буду, Это неприлично. Идёмте. Вам надо скакать.
- Куда скакать?
- Иначе вас здесь убьют.
- Как меня могут убить, когда сюда сейчас придут мой брат и жена моего отца. Все по делу о наследстве.
- Не верьте немцам. Они хитрые. Они - подлецы. Идёмте.
- Дорогая, я не могу бежать. Здесь мой брат, мачеха… их могут убить, я их должен защищать, не правда ли? Я должен остаться.
- Да, вы правы. Вы должны остаться. Но вот вам на всякий случай кинжал.
- Зачем мне кинжал? Оставьте его у себя.
- У меня есть ещё два. - Наталия снова поцеловала капитан-лейтенанта и спохватилась. - Ах, как неприлично! Я и забыла. Защищайтесь. Если вам будет туго, крикните, я приду.
Когда она ушла, Ахончев подумал: "Неужели я на ней женюсь? Это - моя жена? Да это всё равно, что жениться на лесном пожаре! Но, с другой стороны, ни одна девушка не вызывала во мне такого волнения… Но ведь долг - Нина Юлиановна…"
Размышления прервал дежурный чиновник:
- Не появлялась ли здесь девушка в зелёном бурнусе?
- Нет. Я видел в окно, как она только что прошла по саду к воротам канцелярии и вышла в ворота.
- Уже проскользнула в ворота? - Он поспешно выбежал и в дверях комнаты столкнулся с мачехой Ахончева, Ириной Ивановной. Она обратилась к капитан-лейтенанту от самого порога:
- Аполлоний Андреевич. Я удивлена. Неужели вы решились? Поверили, что я похитила векселя… вексельную книгу… пожаловались немцам?
- Значит, это всё… наследство? Уверяю вас, Ирина Ивановна, я не жаловался. Да и мой брат тоже. Мы не знаем, откуда возникла эта история. Мы хотели полюбовно…
- Если б вы знали, как вы меня сейчас обрадовали!
- Мне тоже это очень приятно. Мне лично ничего не нужно. Верните брату эти векселя, и бог с ними.
Ахончева произнесла смущённо:
- Я верну. Хотя… я не могу их вернуть! Я не могу, поймите вы, Аполлоний Андреевич!
- Почему вы смотрите так растерянно, Ирина Ивановна? Уважаемая Ирина Ивановна! Вам достаточно оставлено по духовному завещанию отца, верните брату векселя!
- Да… - и тут же поправилась, - не могу. Они мне нужны.
Ахончев сказал тихо:
- Пока не пришёл брат, Ирина Ивановна! У меня есть свободные деньги, я дам вам взаймы… я понимаю, жизнь за границей, расходы. Возьмите у меня денег, Ирина Ивановна, ради памяти моего отца.
- Ради памяти вашего отца векселя останутся у меня.
- Почему? Расскажите мне. Я всё пойму.
- Да! Чувствую, что и должна рассказать вам после того, как поняла, какой вы человек. Но я не могу. Мне нужны векселя.
- Зачем? У вас долг?
- Да, пожалуй, это можно назвать и долгом.
- Поставщики?
- Можно их так называть.
- Модные?
- Модные?
- Портнихи? Ювелиры? Меха?..
- Нет, нет! И не портнихи, и не квартира, и не обстановка, и не… Я к вам очень хорошо отношусь, но нельзя, нельзя, хотя мне и надо бы всё вам сказать. Родители должны быть чисты перед детьми, да, да… Иначе вы не поймёте, как я вас люблю родительской любовью…
- Ума не приложу, что это такое!
В дверях появился Егор Андреевич, брат Ахончева, и обратился к капитан-лейтенанту:
- Мне кажется, что с подобной особой, брат, тебе не след говорить.
- Ещё ничего не доказано, брат.
- Доказано. Нас вызывают в Имперскую канцелярию. Значит, дело международное. Международное мошенничество? Я вёл свою контору шестнадцать лет. И на меня не падало ни малейшей тени, а тут едва приехал в Берлин, благодаря этой особе, - указал на Ирину Ивановну, - я попадаю в немецкий суд.
- Имперская канцелярия не суд, - успокоил Ахончев брата, - это просто управление делами всей империи.
- Я коммерсант и имею дела с клиентами, а не с империями. Мне неприятно иметь дело с империями, это до добра не доводит. Отойди от неё, брат, прошу тебя. А вас, сударыня, последний раз прошу быть честной.
- Я всегда была честной.
- Простите, не замечал. Обольщать старика, может быть, по понятиям современной молодёжи и значит быть честным, но мы, дельцы, смотрим на это по-другому и называем…
- Брат Егор! Прошу тебя… - взмолился Ахончев.
Вошёл Клейнгауз.
- Господа. Все? - поинтересовался он и обернулся к двери. - Господин полковник Развозовский. Граф! Прошу. Садитесь, господа. Очень рад вас видеть всех вместе…
- Перейдём к делу, - нетерпеливо начал Ахончев. - Что тут такое происходит?
- Весьма неприятная история, - ответил Клейнгауз. - Но, видите ли, статс-секретарь хочет решить её по-домашнему, как говорят в Петербурге, за чайком… Негласно…
Егор Андреевич хмуро взглянул на Клейнгауза:
- Мы ничего не боимся. Мы ничего плохого не сделали.
- Разумеется, разумеется, - заверил тот. - Но, видите ли, и мы, и вы должны искренне разобраться в этом недоразумении, почти загадке.
- Обвиняете вы нас в чём-либо?
- Не подумайте, что это допрос. Нет, нет! Беседа, беседа. Никто ничего не узнает. Глубоко конфиденциально. Итак, начнём. Егор Андреевич Ахончев. Ах, не вставайте, зачем! Расскажите, каковы были ваши отношения с отцом в момент его женитьбы на госпоже Николовой.
- Самые наилучшие. Когда отец приезжал в Петербург, мы все собирались у него. Но приезды его делались всё реже и реже, и от своих знакомых мы услышали, что он в Софии познакомился с какой-то женщиной, сведения о которой были самые неблаговидные.
- В каком смысле?
- Ничего о ней было не известно. Кто? Откуда? На какие средства живёт? Когда я узнал, что отец хочет жениться на госпоже Николовой, я поехал к нему в Софию отговаривать его, но отец сказал, что уже поздно: он дал клятву, когда был сильно нездоров и когда госпожа Николова выходила его, жениться на ней, если выздоровеет. Я увидел, что делать нечего, и уехал.
- Какое приблизительно было состояние у покойного?
- Свыше полумиллиона.
- Какого покойный был характера?
Егор Андреевич ответил неохотно:
- Был недоверчив и очень скуп.
- Каков он был относительно ведения своих торговых дел?
- Очень аккуратный,
- Имущество, которое описано немецкой полицией после смерти вашего отца согласно заявлению капитан-лейтенанта Ахончева, составляло ли действительно всё его имущество?
- Нет. Не хватало около полутораста тысяч.
- На каком основании определяете вы цифру недостачи в сто пятьдесят тысяч рублей?
- Осталась кассовая книга. Вексельная книга пропала. Но и по кассовой видно.
- На каком основании вы заподозрили, что имущество вашего отца расхищено?
- Из рассказа брата Аполлония. Все книги и документы сразу же увёз к себе на квартиру граф Развозовский, который, как известно по кассовой книге, был должен отцу в сумме пятидесяти пяти тысяч рублей. Затем у вдовы покойного оказалось векселей на сумму свыше восьмидесяти тысяч рублей, которые будто бы подарил ей отец. Он не имел обыкновения это делать.
- Были ли такие случаи, чтоб ваш отец передавал кому-либо векселя?
- Не было и не могло быть. Он был скуп.
- Что вам известно о вексельной книге?