Рука Магды лежала на скамейке, на пустом месте, разделявшем их. Он накрыл ее ладонью. Рука вздрогнула, но не ушла. Он сидел, счастливый, а под его ладонью лежала живая птица. Сколько времени продолжалось это счастье? Минуты две. Магда повела в его сторону глазом и чуть-чуть покачала головой. Он освободил птицу. Все равно он был счастлив.
Вошли Фабрицкий с Никифоровым в сопровождении членов комиссии. Начался доклад Никифорова. Он надел очки, заправил за уши жидкие пряди светлых волос, отчего стал похож на бабушку. Добрая, в сущности, бабушка, думал Нешатов. И все кругом добрые. И выводы комиссии - тоже.
На самом деле выводы были длинные и нудные. Сначала общие слова. Потом краткое перечисление достижений отдела. Наконец, недостатки. Их было много. Одних упущений в документации комиссия обнаружила штук двенадцать. Например: "Отчеты печатаются не на бланках установленного образца, с рамкой вокруг текста, а на обычной бумаге" (Ган поднял руку и попросил внести в акт, что бланков установленного образца институту не отпустили; было внесено). Критиковались нестандартные размеры полей и отступов, не соответствующие ГОСТу, и другие нарушения, вроде нестандартного написания латинских и греческих букв.
По содержанию отчетов замечаний не было, кроме одного: "Необходимо больше внимания уделять существу вопроса". Полынин с места произнес довольно громко: "Доклад комиссии евнухов, выбирающих наложницу султану". Засмеялись все, кроме Никифорова. Один из членов комиссии, юмористический бородач, предложил "исключить из выводов эту неопределенную рекомендацию", что и было сделано ко всеобщему удовольствию.
Далее комиссия обрушилась на названия работ. Ей удалось обнаружить, что названия тридцати процентов тем менялись по ходу их выполнения, что отмечалось как серьезное нарушение планового принципа работы. Названия лабораторий не вполне соответствовали их тематике. Одна из тем, "Преобразователь алгебраических выражений", была внесена в план волевым актом заведующего.
Указывалось, что сотрудники отдела "стихийно посещают библиотеки, не оформляя это должным образом" (на каждый пункт обвинения Фабрицкий согласно кивал). В числе недостатков указывалось и то, что в отделе нет четкого разграничения разного рода собраний: научного семинара, философского семинара, профсоюзного и общего собраний. Например, председатель комиссии, посетив заседание философского семинара и выслушав содержательный доклад товарища Шевчука, считает все же, что его было бы уместнее вынести на научный семинар, так как в нем было много формул и докладчик не привел ни одной цитаты из первоисточников (Шевчук самодовольно обвел аудиторию черным масленым взором, словно его невесть как похвалили). Должности лаборантов, механиков, техников хронически недоукомплектованы. План защит кандидатских диссертаций недовыполнен... и так далее.
Все слушали внимательно, ожидая, когда же наконец грянет гром - зайдет речь об анонимках. Но нет, ничего такого не последовало. Комиссия ограничилась неопределенным указанием: "В отделе еще не все сделано по линии воспитательной работы". Выводы закончились на каком-то беззубом отрицательном пунктике, чуть ли не о внешнем оформлении стендов наглядной агитации. И это все?
Оказалось, все. Никифоров сложил листки и сел. На кафедру вышел Фабрицкий.
- Товарищи, мы только что прослушали глубокий и содержательный доклад профессора Никифорова. Мы благодарны комиссии и лично Михаилу Семеновичу за объективную и доброжелательную критику. Отдельные недостатки, справедливо указанные в выводах комиссии, мы постараемся изжить. У нас еще много недостатков. Далеко не все они были указаны в докладе. Мы знаем о них и надеемся с ними справиться. Позвольте, товарищи, от вашего лица поблагодарить комиссию и ее председателя за плодотворную работу.
Фабрицкий хлопнул в ладоши. Аплодисменты, хоть и недружно, были подхвачены.
Стали расходиться. Фабрицкий вышел вместе с Ганом.
- Гора родила мышь, - резюмировал Ган.
- Но я был у горы акушером. Знали бы вы, Борис Михайлович, чего мне это стоило! Все эти дни, пока комиссия проверяла отдел, я непрерывно работал с ее председателем лично и через других. Мне удалось нащупать его самое слабое место: он болезненно не любит формул. Он что-нибудь скажет, а я сразу - на язык математики. Пишу что попало: дифференциальные уравнения, операторы, кванторы... Нечто, не имеющее отношения ни к чему. Грамотный человек сразу бы раскусил, а он смотрит с уважением и опаской: ничего не понимает, а признаться не хочет. С помощью таких нехитрых приемов я его приручил, взнуздал, вдел ему кольцо в нос и повел за собой. И еще: через нашего общего друга, анонимщика, который, несомненно, уже ползал к Никифорову, я передал ему информацию, будто я назначен председателем той комиссии, которая вскоре будет проверять его самого.
- Это верно?
- Разумеется, нет.
- Александр Маркович, это же не совсем корректные методы...
- Корректными методами с такими людьми не справишься.
38. Кипят страсти
- Опять общее собрание! - брюзгливо сказал Коринец. - Начальство резвится. На прошлой неделе профсоюзное, на этой два семинара. Сегодня снова здорoво! И как не надоест!
Максим Петрович Кротов занял председательское место и, мягко улыбаясь, сказал:
- Уже второй раз мне приходится председательствовать на таком щекотливом собрании. Как вы, наверно, догадываетесь, речь опять пойдет об анонимках. Александр Маркович, ваше слово.
Фабрицкий взошел на трибуну, щеголеватый, решительный, и начал:
- Если помните, в прошлый раз мы обсуждали только содержание анонимок, не касаясь вопросов: кто, почему и зачем? Я обещал вам, что до этого дело дойдет. Сейчас до этого дело дошло.
Зал зашумел. Кротов навел порядок несколькими щелчками карандаша по графину.
- До этого дело дошло, - повторил Фабрицкий. - Вы уже знаете, что наше письмо не встретило поддержки. Мне дали понять, что я волен заниматься этим делом единолично, как частное лицо. Я и занялся. Подошел к нему, как и должен научный работник, с позиций исследователя... Не мешайте говорить.
- Тише, товарищи! - воззвал Кротов, снова прибегнув к графину.
- Было ясно, - продолжал Фабрицкий, - что автор либо работает в нашем отделе, либо непосредственно с ним связан. Криминологическая экспертиза, которую мне удалось организовать, показала, что ряд анонимок был напечатан на машине "Наири", одной из восьми, находящихся в нашем машинном зале. Это сразу позволило отмести те кандидатуры, которые не в ладах с вычислительной техникой.
Кругом засмеялись.
- Это меня, что ли? - спросила Дятлова. - Я и без того вне подозрений. Только сумасшедший может систематически строчить доносы на самого себя.
Смех усилился.
- Такие случаи бывают, - заметил Коринец. - Заодно со всеми приплести и себя.
- Давайте серьезнее, - сказала Магда. - Вы мешаете Александру Марковичу говорить связно и кратко.
Она сидела тихо и строго, уставив прямо вперед светлые, крыжовенные глаза. Сбоку белки казались совсем голубыми. "Люблю, - думал Нешатов, глядя на ее тонкий, бескомпромиссный, отчетливый профиль. - Пусть я для нее ничего не значу, все равно - люблю".
- Спасибо, - поклонился Фабрицкий в сторону Магды, - постараюсь сообщить максимум информации в минимальное время. Сперва мои подозрения, не скрою, шли по неверному пути. Но затем, работая методом исключения, я остановился на одной наиболее вероятной кандидатуре. Это сотрудник нашего отдела, назовем его "икс". Почему именно он? Потому что за последние годы я слышал от него ряд суждений, историй и сплетен, поразительно похожих на те, что были собраны в анонимках. Я стал экспериментировать. Надо сказать, что бдительность "икса" была притуплена тем, что я не скрывал от него подозрений, направленных на другое лицо, даже после того, как убедился в его невиновности...
Шум в зале, скорее одобрительный, усилился; он походил на рокот дождя. Несколько пар глаз обратились к Нешатову; тот досадливо отвернулся.
- И не противно вам было лгать? - не вставая с места, спросила Магда.
- Ничуть. В борьбе с подлецами хороши все средства.
- Не все. Применяя подлые методы, вы оподляете себя, - настаивала Магда.
- Грязь не убирают в белых перчатках, - ответил Фабрицкий. - Думайте обо мне что хотите, мне важно было добиться своей цели, спасти коллектив. Продолжаю доклад. Итак, я экспериментировал: сообщал "иксу" какую-то информацию и через некоторое время находил ее же в анонимках. Опыт был чистым. Анна Кирилловна записывала материал, который я подбрасывал "иксу", запечатывала в конверт и прятала в свой сейф. Все эти материалы целы и могут быть показаны желающим.
- Чур, моя первая очередь, - сияя, сказал Шевчук. - Эти материалы очень ценны для моей новой работы "Деформация личности в условиях напряженного социума". Я уже написал по этому поводу...
- Стихи? - раздался хор голосов. - Не надо!
- Какие же это стихи? Это верлибр. Ни размера, ни рифм. Чистая мысль!
- Все равно не надо!
- Дайте договорить Александру Марковичу, - взмолился Кротов. - Еще минута, и я сложу полномочия.
- Итак, я научился управлять анонимщиком, - продолжал Фабрицкий. - Он плясал у меня, как паяц на веревке. Таких опытов было поставлено несколько. Например, в одной из анонимок в числе "авторов" диссертации моего сына был назван инженер Зайцев, к этому времени уволившийся. Я сказал "иксу": если бы анонимщик был умен, он бы написал, что, мол, Зайцев сделал свое дело, написал свой раздел диссертации, и его тут же уволили за ненадобностью. И что же? В точности эта фраза появилась в следующей анонимке!
- Я тогда, грешным делом, подумала, что анонимщик не только подлец, но и дурак, - сказала Дятлова.