- Нюша, не прерывай, и без тебя шумно. Другой пример: я сказал "иксу", разумеется по секрету, что хочу привлечь к работе в отделе на договорных началах свою дочь, но не знаю, как это оформить. Сказал, что думаю написать в министерство и испросить разрешение на работу по договору одного лица, не называя фамилии. "Икс" ответил: "Это идея". И что же? В ближайшей анонимке, направленной именно в министерство, говорилось, что я уже привлек к работе по договору мою дочь. На самом деле в министерство я не писал, никаких договорных сумм у нас не было и нет, а моя дочь ни разу не переступала порога института. Были еще другие опыты, но я, чтобы вас не утомлять, ограничусь этими.
- Я восхищен, - сказал Кротов. - Александр Маркович, вы настоящий ученый!
Смех, аплодисменты. Фабрицкий, прижав руку к сердцу, раскланялся. Встала Магда:
- А может быть, "икс" не автор писем, а только поставщик информации?
- Вряд ли. Слишком быстро срабатывало реле. Могу добавить еще факт: "икса" видели по вечерам входящим в зал, где стоят "Наири". По его личному плану ему в этот период расчеты на "Наири" не требовались. Сомнений нет, автор выявлен: это "икс" и только "икс".
- Если это не он, - доброжелательным баском сказал Кротов, - он должен публично и убедительно оправдаться. А если он, "иксу" надо уйти, и притом немедленно, как я уже предлагал на прошлом собрании.
- Меня удивляет его невозмутимость, - воскликнула Анна Кирилловна. - Сидит и в ус не дует. Если бы подозревали меня, я бы взорвалась: подите вы все к черту! Не буду с вами работать, видеть вас не хочу!
- А ведь "икс" знает, что его выследили! - подал голос Бабушкин. - Это у него на лице написано!
И тут поднялся Толбин.
- У меня сложное положение, - сказал он. - Я знаю, что Александр Маркович меня подозревает и своими подозрениями щедро делится. Тут Анна Кирилловна чуть ли не пальцем на меня показывала. Но это - недоразумение: я не писал анонимок! Даю торжественное честное слово: я их не писал! Я действительно хорошо информирован обо всех делах в отделе и в институте. Разве это плохо?
- Как же вы объясните факты? - спросил Кротов.
- Какие факты? Их не было! Александр Маркович ссылается якобы на "чистоту" своего опыта. Будто бы он говорил только мне одному, а сразу же попадало в анонимки. Чистота опыта мнимая. Все знают, какие в институте тонкие переборки, мог кто угодно слышать. Сам Александр Маркович при его общительности мог кому угодно рассказать.
- Никому, кроме вас, не рассказывал! - крикнул Фабрицкий, на миг потеряв чувство юмора.
- А эта романтика с сейфом и запечатанным конвертом? Запечатанность не гарантия, что никому не было рассказано.
- Значит, я лгу? - вскинулась Дятлова.
- Значит, мы оба с Анной Кирилловной лжем? - подхватил Фабрицкий.
- Не лжете, а добросовестно заблуждаетесь. Рассказали и забыли. Такие пробелы в памяти бывают, особенно... в пенсионном возрасте.
Сильный шум, крики негодования...
- Товарищи, спокойнее! - возгласил Кротов. - Феликс Антонович, вы категорически отрицаете свою причастность к анонимкам?
- Я их не писал. Что касается информации... тут я не могу категорически отрицать. Возможно, какая-то информация просочилась и через меня. С меня никто не брал слова держать ее в тайне.
- А насчет работы дочери по договору? - крикнул Малых. - Вам это было сообщено по секрету.
- Дело было противозаконное. Я знал, что этого делать нельзя.
- А зачем сказал: "Это идея"? - наседал Малых.
- Из вежливости. (Смех.) Возможно, об этом кому-то и рассказывал.
- Кому?
- Не помню. Кажется, Коринцу.
- Ничего подобного не было! - крикнул Коринец.
- Может быть, кому-то еще. Такое не запоминается: кому, когда и что сообщил.
- У профессиональных сплетников - нет, - заметил Кротов.
- Позиция Феликса Антоновича ясна, - сказала Магда. - Он очень информирован и по простоте душевной делился информацией с другими.
Толбин кинул на нее взгляд, полный ненависти:
- Вы все готовы меня затравить. А на каком основании? На основании голословных утверждений Фабрицкого. Он говорит: "В точности такие слова содержатся в анонимках". А откуда это известно? Кроме Фабрицкого, анонимок никто не видел.
- Я тоже их не видел, - сказал Кротов, - но уверен, что автор - вы. А вам, Феликс Антонович, во всех случаях нужны полные доказательства?
- Чтобы обвинить человека? Да.
Малых вскочил с места:
- А мы тебя обвиняем без полных доказательств! По одному выражению твоей гнусной рожи!
- Товарищи, мы сошли с ума, - сказала Магда. - Это какой-то суд Линча.
Многие повскакали с мест. Шум стоял невообразимый. "Тише!" - тщетно взывал Кротов. Графин треснул. Сквозь шум, перекрикивая его, пытался продолжать Фабрицкий:
- Какие вам еще доказательства? Дело ясно как день.
Встала Магда. Шум поутих.
- Я не считаю вину Толбина полностью доказанной, как бы неприглядно он ни выглядел на сегодняшнем обсуждении.
Ее поддержала Даная:
- Я тоже не считаю. Даже если Феликс и имел какое-то отношение к анонимкам, это еще не причина, чтобы хоронить его заживо. Ну, ошибся человек, с кем не бывает.
- С приличными людьми не бывает! - заорал Малых.
- А много ты знаешь абсолютно приличных людей? Во всем нашем коллективе разве один Игорь Константинович.
- Я не приличен, - отозвался Полынин.
- А я? - жалобно спросил Шевчук. - Меня забыли.
Смех.
- Ничего смешного, - сказала Даная. - Никто из нас не безупречен. Взять такой эталон, как Александр Маркович. Все знают, что он с Феликсом был в самых дружеских отношениях. Возможно, что сам он не без греха и пользовался информированностью Феликса...
- На кой черт мне его информированность? - закричал Фабрицкий, окончательно потеряв самообладание. - Я не хотел об этом говорить, но вот дневник, который он вел в мое отсутствие. Максим Петрович, прочтите отсюда вслух что-нибудь по вашему выбору.
С меткостью теннисиста он швырнул на стол перед Кротовым черную клеенчатую тетрадь. Максим Петрович развернул ее, прокашлялся и начал:
- "Двенадцатого и тринадцатого июля Ярцева половину рабочего дня отсутствовала. Нешатов, который фактически руководит лабораторией, не применил к ней никаких мер, очевидно в силу особых отношений между собой и Ярцевой. Эти отношения следовало бы сделать достоянием общественности..."
- Подлец! - закричал Нешатов, вскакивая с места.
- Спокойно, Юра, - остановила его Даная. - Мы с тобой люди неподотчетные.
- А вот я уже вижу свое имя, - невозмутимо продолжал Кротов. - Это любопытно. В чем я провинился? Оказывается, получил командировочные, хотя счет за гостиницу имеет одну подпись, а не две. Ай-ай-ай, как же меня так угораздило? "Провел беседу с Кротовым о недопустимости таких явлений, но он отнесся несерьезно".
- Было такое? - спросил Фабрицкий.
- Ей-богу, не помню. (Смех.) Читаю дальше: "Однако, по слухам, у Кротова есть рука в министерстве, которая всегда обеспечит ему поддержку..."
Максим Петрович поднял смуглую, короткопалую руку и повертел ею в воздухе:
- Ей-богу, товарищи, никакой руки, кроме этой, у меня нет.
- А левая? - спросил голос.
- Ну разве что она.
Он поднял другую руку и смешно повертел обеими над головой.
- Читаю дальше: "Шевчук самовольно пригласил для ознакомления с Дураконом конкурирующую организацию и объяснял ей конструкцию объекта в течение двух часов..."
- Какой слух! - восхитился Шевчук. - Через пять перегородок и одну капитальную!
Опять смех. Кротов читал дальше:
- "Борис Михайлович Ган..."
- Предлагаю прекратить чтение, - сказал Полынин. - Жанр, в котором написан дневник, достаточно ясен.
- Да, - согласился Кротов. - Спасибо, Александр Маркович.
Он не без ловкости, правда медвежьей, перебросил тетрадь Фабрицкому. Запротестовал Ган:
- Я все-таки имею право знать, что обо мне написано.
- Извольте, - ответил Фабрицкий. - Читаю: "Борис Михайлович Ган находится в дружеских отношениях с представителем заказчика Чудовым, которому много лет обеспечивает ремонт машины". Борис Михайлович, вы удовлетворены?
- Все правда. С Чудовым я дружен, авторемонт ему обеспечиваю.
- Вопросы есть? - спросил Фабрицкий.
- Есть, - сказала Магда. - Александр Маркович, ведь это уже не первый раз Толбин замещал вас в ваше отсутствие? И он каждый раз представлял вам такой дневник? И вы с ним оставались в дружеских отношениях? Это не делает вам чести.
- Вы правы, не делает. Но можете мне верить или нет - я дневник тогда не читал. Засовывал куда-то и забывал прочесть.
Магда помолчала и сказала:
- Я вам верю.
- И все-таки не верите, что анонимщик он?
- И все-таки не до конца верю.
- Я сказал еще не все, что знаю, - в каком-то исступлении заговорил Фабрицкий. - Пока я был в командировке, какой-то негодяй терроризировал мою жену ночными звонками по телефону. Она подойдет - молчание. И так несколько раз в ночь. Она обратилась в милицию. Телефон, по которому звонили, был засечен. Владельцем его оказался... некий Толбин. (Шум.) Не Ф.А., а А.П., отец нашего с вами героя. Его вызвали, предупредили, что в случае повторения снимут телефон. С тех пор звонки прекратились.
Толбин сидел бледный как смерть.
- Как ты это объясняешь? - спросил Коринец.
- Не знаю. Я не звонил.
- Может быть, отец звонил?
- Не знаю.
- Вы все еще не убеждены? - наседал на Магду Фабрицкий.