Вопрос вырвался для самого неожиданно, для Татьяны, ему показалось, тоже. Но она запнулась на секунду, не больше.
- Какой там первая… Первая у нас была лет в семнадцать. - Помолчала, вздохнула и проговорила, словно подчиняясь неизбежному: - Видишь, не надо было тебе меня сюда везти. Мать-то твоя права: добра не будет.
Ее понурая уверенность Батракову не понравилась - то мать за него решала, теперь эта взялась. Он спросил холодновато:
- Так. Ну и по какой, любопытно, причине не будет добра?
Она почувствовала его раздражение и смягчила тон:
- Ну, так мне кажется.
- А кажется-то - почему?
Татьяна подняла глаза:
- Понимаешь, я не хочу тебе врать.
- Ну и не ври.
- И чтоб мучился ты, не хочу. Я ведь баба грешная. Так что, если чего неприятно знать, лучше не спрашивай.
- Делов-то, - ответил Батраков, - а кто нынче святой? Ты много святых встречала?
- Вот ты, - сказала она и засмеялась, - да еще Алла Константиновна.
- Видишь, - поддержал он ее веселость своей, - такая страна здоровая, а святых только двое, остальные грешники. Короче, давай так: в субботу едем к тебе.
- Зачем? - встревожилась она.
- За паспортом, за трудовой.
- А паспорт на что?
- Кто же без паспорта распишет?
На этот раз Татьяна молчала долго. Потом спросила - голос был усталый:
- Тебе плохо со мной?
- Хорошо, - ответил он, удивляясь вопросу.
- А тогда чего еще надо? Что я, не твоя?
- Моя, - согласился он без особой уверенности.
- Вот и пользуйся, раз твоя. Чего еще надо?
Батраков объяснил:
- Я ж тебя люблю.
- Ну и я тебя. И слава богу. Чего на лишние хлопоты напрашиваться?
- Эти хлопоты не лишние, - твердо возразил он.
- Стасик, - сказала она с досадой, - хороший ты парень. Ты хороший, а я нет. Ну какая я тебе жена? Я плечевая. Искательница приключений. Дальний бой.
Этого он не понял:
- Какой еще дальний бой?
- Ну, говорят так. Дальнобойщица, дальний бой. Бабы, которые ездят на попутных. С шоферами дальних перевозок. Путешествуют. Вот как мы с Аллой Константиновной.
- Ну и что? - сказал Батраков. Его эта новость не слишком тронула. Может, потому, что, по сути, и новостью не была: не дурак же, догадывался о чем-то близком, не так уж и трудно было догадаться.
- Как - что? - слегка растерялась Татьяна.
- Так. Ну, ездила и ездила. То была одна жизнь, а теперь другая.
- А люди узнают, мать твоя узнает? - пыталась держаться за свое Татьяна, и это было совсем уж беспомощно. Кто станет узнавать, какие люди, кому они с Танюшкой нужны? Ее растерянность вызывала жалость и нежность, в эту минуту Батраков чувствовал себя с ней сильным, умным и ответственным, на все сто мужиком. И он не стал спорить, доказывать, он просто ладонью остановил фразу на ее губах и всем, чем мог, потянулся к послушному, отзывчивому, любимому телу…
Потом сказал, как о решенном:
- Значит, в субботу едем.
- Нельзя, - грустно улыбнулась она.
- Почему?
- Все равно нас с тобой не распишут.
- Как так не распишут? - возмутился он.
- Замужем я. - Помедлила и выговорила самое трудное: - И дочь есть. Шесть лет. Небось уже в нулевку ходит.
Тут уж растерялся Батраков:
- Постой… Но если семья, как же ты уехала?
- Уехала, - вздохнула она.
- А муж чего?
- Откуда же я знаю, чего? Я ж его с тех пор не видела. Уехала, и с концами… Нельзя мне туда, понимаешь?
Он ничего не понимал.
- Дочка, значит, - тупо сказал Батраков. - А зовут как?
- Аленка.
- Дочке нужна мать, - изрек он невпопад и сам почувствовал, как по-дурацки прозвучала эта сто раз слышанная, правильная, будто таблица умножения, фраза.
- Да знаю, что нужна, - скривилась она, - но что делать-то?
- Да, история, - встал в тупик Батраков. Потом вдруг вспомнил: - Стой, раз дочка в нулевке… Сколько же ты замужем?
Она чуть задумалась:
- Ну вот считай… Замуж вышла в девятнадцать, сейчас двадцать шесть… Выходит, семь лет.
- А раз замужем, как же ездила?
- Так и ездила.
Этот ответ ничего не прояснил. Батраков не без труда повернулся к ней - в матрацной яме их глаза оказались почти что рядом.
- А почему?
- Нравилось, - спокойно сказала она.
Батраков не чувствовал ни ревности, ни боли, ни брезгливости, одно только желание понять. Рядом, грудь к груди, лежала женщина, любимая и своя, с ней все было ясно, но существовала еще и другая, чужая, с путаной нелепой судьбой, и ту, другую, надо было понять, чтобы своими прошлыми дуростями она не цепляла их с Танюшкой дальнейшую жизнь.
- А первый раз чего уехала? - все допытывался он.
Татьяна потянулась, погладила ладошкой его по груди и сказала мечтательно:
- Первый раз было здорово… Я ведь девушка была впечатлительная, все мысли про любовь, первый мальчик в пятнадцать лет.
- По-настоящему?
- Не понарошке же, - усмехнулась она. - Хороший был мальчик. Студент. Их на картошку пригнали, три недели жили у нас. Он и сам-то ребенок был, восемнадцать лет, а мне таким взрослым казался…
- Нравился?
- Отпад! Во-первых, перед подругами: у них вани деревенские, у меня студент. Потом язык у него был - часа по три молол без передыху! Ну, а я варежку разину - чего со мной хочешь, то я делай.
- Видела его после?
- Не. Три письма написала - ни звука. Потащилась к нему в город, а там, оказывается, и улицы такой нет.
- А ездить с чего начала?
- Мир хотелось повидать. Как раз школу кончила, стала с матерью на ферму ходить. Ну, думаю, еще время пройдет, замуж выйду, так не увижу, где чего творится. А тут случай подвернулся: рефрижераторщик один сманил. Поехали, говорит, прокатимся. А назад, говорю, как? А назад, говорит, попуткой. Так вот и загуляла в первый раз.
- А вдвоем как же ездили? - спросил Батраков. - Алла Константиновна в кузове, что ли?
Татьяна засмеялась:
- Ну что ты! Алла Константиновна - девушка нежная… Грузовики же обычно колоннами ходят. А у МАЗа кабина большая, втроем не тесно. Иногда в легковушки подсаживались.
- А ночью как, если втроем?
- Когда как. Тут уж хозяин барин, кого выберет. Но это не всегда. Иногда за так везут, для компании, одному-то в дороге скучно.
- А кормились как?
Батракова интересовало не это, другое - брала она деньги или нет?
Татьяна отмахнулась:
- Да ну… С голоду у нас еще никто не умер. Ты вон на вокзале накормил, так? А с шоферами тем более. Они же в дороге что-то едят. Ну и как же ты думаешь: сам в рот, а тебе не даст? Едем же вместе, разговариваем, уже люди свои.
- Ну, а если, допустим, очень уж противно?
Она сразу поняла, о чем речь:
- Мы же смотрим, к кому подсесть. А если уж так вышло, Аллу Константиновну попросишь, она девушка отзывчивая, выручит.
- Денег никогда не предлагали? - все же не выдержал Батраков, почему-то именно это волновало его больше всего.
Татьяна мотнула головой:
- Не. Это проститутки за деньги стараются, а дальнобойщицы - так, за романтику. - Помолчала и добавила: - Не мучайся, родной. Ничего плохого не было, кроме того, что было. Самое плохое, что сейчас мне домой дороги нет.
- Раньше-то возвращалась.
- Раньше как-то сходило.
- Врала?
- А ты думал? Ну, не правду же говорить. Мужу-то! Он-то не виноват, чего ж ему жизнь укорачивать. Сейчас вот занесло, сама не знаю… Думала, недельку проветримся, а видишь…
- Как замуж вышла, это ты, пожалуй, зря, - мягко, но все же осудил Батраков.
Она опять вздохнула:
- Натура у меня такая. Со школы хотела поездить. Спортсменки, вон, ездят, стюардессы всякие даже в Париж летают.
- Ну и пошла бы на стюардессу.
- С моими-то отметками?.. Ладно, бог с ним. Хоть будет, что на старости вспомнить. Ты вот в Махачкале был?
- Нет.
- А я была. И в Киеве была, целые две недели. У художника одного застряла. Сперва рисовал меня, потом так. Старый уже был, а шебутной. Знаешь, как меня звал? Гелла. Мы с ним такую хохму устроили! Гостей назвал, мне велел чай разносить. На подносе. Фартук повязал красивый, вышитый, с нагрудником. А под фартуком - ничего - голая. Поднос поставила, задом повернулась - ну, хохма! Ржачка у них была на полчаса.
Рассказывая, она увлеклась, заулыбалась.
Главное, денег не брала, думал Батраков, слава богу, баба порядочная. Конечно, окажись по-другому, тоже не смертный грех, человек не всегда себе хозяин. Но лучше, что не брала. Вон ведь как ее жизнь помотала, а порядочность сохранила…
- С дочкой надо решать, - сказал Батраков, - все равно когда-нибудь придется. Ведь не бросишь ты ее на веки вечные?
- Нет, конечно, - неуверенно и не сразу согласилась она. И попросила совсем уж жалко: - Давай чуть погодя, а?
Батраков подумал и решил:
- Ладно, еще неделю отдохни. А там поедем. Как раз и отгулы прихвачу.
Наутро, когда он спешил на работу, Татьяна пошла с ним и сама устроилась при складе, временно. Взяли без документов, на честное слово.
В тот же вечер после работы Батраков встретил мать. Увидел ее издали, и она увидела: остановилась посреди разбитого тротуарчика, рука в бок кренделем - ждала. Батраков подошел, тоже остановился. Бегать от матери он не собирался - честь велика.
- Ну, - спросила мать. - долго будешь сплетниц радовать?
На это он отвечать не стал.
- Так и будешь по чужим чердакам Христа ради?
- Зачем? Домой вернусь.