- А я и не беспокоюсь! - Он наклонился ко мне, поцеловал в щеку, схватил свои лыжи и убежал к подъемнику, а следом за ним, переглядываясь и хихикая, устремились девчонки - те самые, в знакомых комбинезонах - белом и цвета металлик. Они сидели в столовой недалеко от нас, и я видела, как хищно они поглядывали на моего Сережу. И я осталась одна на весь длинный без Сережи день. Записалась в сауну, побродила по опустевшему холлу и решила выпить чашечку кофе.
"Чегет не любит "чайников", это верно, - думала я, сидя в одиночестве за своим столиком и сбоку разглядывая витые рога, приделанные к каминной трубе. - Но разве могу я в самом деле рассчитывать, что он всю жизнь проведет со мной? Он все равно скоро меня покинет, и тогда я останусь одна…"
- А вы почему не катаетесь? - вдруг услышала я чей-то негромкий голос, вторгшийся в мои печальные размышления.
- Устала, - честно ответила я, поднимая глаза. Передо мной стоял Михаил в полном спортивном облачении - довольно истертом горнолыжном комбинезоне, шапочке и перчатках. Только лыж при нем не было - они хранились в подвале, в сушилке.
- Не возражаете, если я присяду?
Он принес себе кофе с коньяком, а потом, решив, что рюмочка-другая с утра не повредит и мне, раз я не катаюсь, принес еще кофе, коньяка и орешков, и я подумала, что он собирается начать мне изливать душу. Но начал Михаил по-другому:
- Вы на Чегете катаетесь?
- Ну да. - Я удивилась этому вопросу. Большинство мужчин слабо интересовала моя персона. Как правило, они заводили со мной разговор, чтобы рассказать о себе.
- А я на Эльбрусе. Там легче и приятнее.
- Вот это да!
Теперь я удивилась по-настоящему. По моим наблюдениям, все, кто хоть когда-нибудь проползал Чегет сверху вниз на лыжах ли, на пятой ли точке, потом с гордостью рассказывали окружающим, какие они крутые горнолыжники. А тут что я слышу: Чегет не по силам!
- Я тоже не люблю и боюсь этой горы, - ответила я. - Она для меня слишком крута и сурова. Но мне не хочется портить удовольствие Сереже, а ему там нравится.
- Этому молодому человеку?
- Да.
Михаил помолчал, потом залпом, будто для храбрости, выпил свой коньяк.
- А вы не хотите завтра покататься со мной на Эльбрусе? Там гораздо мягче спуски, и от станции Мир вниз идут такие ровные и гладкие снежные поля, что кататься на них одно удовольствие. Вам там понравится, вот увидите!
Я помолчала, потом спросила:
- А как же Сережа?
- Поверьте мне, - голос Михаила звучал печально, - ему гораздо больше понравится кататься с девушками своего возраста.
Я покраснела.
- Я был женат, - так же грустно продолжал Михаил, глядя не на меня, а в свою рюмку, - на прелестной девушке, моложе меня на восемнадцать лет. Причем она говорила, что очень меня любит. И мы действительно прожили чудесных пять лет. А потом приехали сюда, и ее увел от меня красавец в модном комбинезоне, ас катания.
- Его звали Вадим? - отчего-то спросила я.
- Не имеет значения, да я и не спрашивал, как его звали, - ответил Михаил. - Эта гора, Чегет, не любит таких людей, как я. Эта гора для нахальных молодых смельчаков, а вы, уж извините, я вижу, тоже не из такой породы.
Я хотела ответить ему что-нибудь резкое, но потом, внезапно посмотрев ему в глаза, поняла, что он, наверное, прав. И в глазах у него стояла такая застывшая боль, что я, сама не зная почему, спросила:
- А дети у вас есть?
- Дочка, - ответил он. - Но бывшая жена и ее новый муж не очень часто позволяют мне с ней видеться.
- Я поеду с вами на Эльбрус, - решительно сказала я: - Такие, как мы, должны помогать друг другу.
Он посмотрел на меня не сказать чтобы с удивлением, а с какой-то мудростью во взгляде, напоминающей мудрость старых животных. Хотя он был еще далеко не стар, я в сравнении с ним ощутила себя вдруг сильной и молодой.
Сауна и несколько часов в постели пошли мне на пользу, и, когда на следующий день я объявила Сереже, что еду с Михаилом на Эльбрус, он не расстроился.
- Ну а я тогда покатаюсь с Наташей и Леной. Ты не возражаешь?
- Лена - это та, что в комбинезоне цвета металлик?
- Откуда ты знаешь?
- У меня особый дар угадывать имена. - Я усмехнулась собственной памяти.
Ведь тогда, через два месяца после возвращения с Чегета, я все-таки позвонила Вадиму. Сам он хранил полное молчание. Позвонить ему меня вынудили обстоятельства: выяснилось, что тошнота моя была связана вовсе не с разреженным воздухом, а с другой, физиологической, причиной.
- Знаешь, - сказал он мне, - это очень некстати.
Я собираюсь жениться на одной из тех девушек, с которыми мы познакомились тогда на Чегете. Я думаю, лучше прямо сказать тебе об этом.
Он произнес это, а я еще слышала совсем другие слова. Уверенным и мягким шепотком он уговаривал меня, чтобы я ничего не боялась! Он говорил, что мы сразу поженимся, если что-нибудь будет!
- Ты собираешься жениться на девушке, что была в голубом комбинезоне? - зачем-то спросила я. Вообще-то мне было на нее абсолютно плевать.
- Ты что, подглядываешь за нами? - зло спросил Вадим. - Ты не ошиблась, она была в голубом. Но если ты попробуешь…
- Не бойся, - сказала я и повесила трубку. Больше я не видела Вадима. И он меня не видел. И жизнь, которую я прожила без него, принадлежала только мне, и я в ней была по-своему счастлива. Если бы не нынешняя поездка, я даже не вспомнила бы, что с этим человеком было связано столько трудностей, слез и переживаний. Но в конце концов, то, что я сейчас приехала сюда с Сережей, свидетельствовало только о том, что я с честью вышла из них.
Михаил уезжал раньше нас на три дня. Оставшееся до его отъезда время я проводила с ним на Эльбрусе. Кататься там оказалось для меня действительно и легче, и приятнее. Казалось, лыжи поворачивали на снежной равнине без всяких усилий с моей стороны, а бугристый выкат к подъемнику не шел ни в какое сравнение с чегетской "трубой". Я даже начала уважать сама себя, тем более что Михаил нисколько не кичился своим умением кататься, а просто не развивал большой скорости, стараясь держаться рядом. Мы свободно выписывали синусоиды на снегу, то расходясь, то снова сближаясь, и я наконец поняла всю прелесть катания на больших настоящих горах, а не на подмосковных заячьих горках. Ему не приходило в голову сказать мне: "Посиди в кафе, пока я не накатаюсь". Хотя катался он намного лучше меня. Когда я уставала, мы вместе спускались к подножию, заходили в какое-нибудь кафе. Впрочем, в конце концов мы облюбовали одно тихое и уютное место, пили там глинтвейн и ели плов - необыкновенно вкусный, приготовленный тут же, в огромном котле, с барбарисом и чесноком целыми головками. Мы разговаривали: о том о сем, даже о политике, но никогда о прошлом. Я не упоминала о своем знакомстве с Вадимом, он не рассказывал о Своей жене. Но наступил последний день перед его отъездом. Как печальны расставания! Как много переживаний с ними связано! За несколько дней я почувствовала, что этот человек стал мне во многом близок, и расстаться с ним с улыбкой, как в тысячах подобных случаях, как в песнях Визбора, мне было бы трудно. Я решила вообще не ехать с ним в последний день на Эльбрус. Да и Сережа стал на меня коситься. Его подружки не отставали от него, но утром он вдруг объявил, что хотел бы сегодня кататься вместе со мной.
- Прекрасно! - сказала я ему. - Съездим на Чегет.
Тут к завтраку спустился Михаил.
- Доброе утро! На Эльбрусе сегодня должно быть изумительное катание! - громко сказал он всем присутствующим, в том числе мне, Сереже и девушкам, которые заняли стратегическое место поближе к нам, поменяв свой столик.
Я промолчала, а Сережа сказал запальчиво с набитым омлетом ртом:
- Что это вы все на Эльбрусе да на Эльбрусе! А на Чегете покататься слабо?!
- Почему слабо? - Михаил спокойно стал намазывать хлеб маслом. - Я катался и там, и там, но на Чегете сложнее. У меня временами побаливает спина, а хочется получить максимум удовольствия. Не все любят бугристые склоны. - И эта его бескорыстная мысль, выраженная так просто и ясно, сразила меня. Конечно, он прав! Тысячу раз прав! Зачем мне тягаться с теми, кто заведомо превосходит меня возможностями? Ну, не умею я порхать по этим буграм, как другие, ну нет у меня ни сил, ни практики - так что же теперь гнобить мне себя за это до конца жизни? Какая я дурочка была, что переживала так из-за этого неумения, когда каталась здесь с Вадимом! И какой молодец этот Миша, что прямо говорит о том, что есть на Самом деле, и не хочет казаться другим - крутым - горнолыжником. Он такой, какой есть.
Девушки помахали Сереже рукой:
- Ты идешь?
Он посмотрел на меня нерешительно.
- Мы ведь хотели кататься сегодня вместе?
Михаил под столом мягко взял меня за руку.
- Не надо ему мешать! - чуть слышно одними губами прошептал он. Я решительно выдернула руку и посмотрела на него так, что он стушевался, быстро допил свой чай и ушел. И Сережа тоже ушел, посмотрев на меня просяще:
- Ну, пока ты собираешься, я спущусь разочек с девчонками?
Я смогла только неопределенно пожать плечами. Он просиял:
- Тогда увидимся в "Ае"!
Опять этот "Ай"! Эти его сплошные прозрачные окна, эти его сугробы и скамейки полукругом, на которых назначались свидания и демонстрировались фигуры. Эти альпинисты и барды, поющие голосами, хриплыми от чрезмерного количества водки и коньяка. Но я все-таки поднялась к нему. На сей раз общество горнолыжников сосредоточилось вокруг нового пришельца с гитарой - полноватого человека с томным лицом и без горнолыжного снаряжения.