- Мазью так мазью, мазью должно помочь. Дейрдре и Кейти докормить успею, потерпишь?
- Докармливай, что ж делать. Я терплю.
- Ну, слава Богу.
Я прижал руку к боку и растёр ожог, чтобы он как следует покраснел.
На побережье была насосная станция, а за ней - площадка с лестницами, ведущими к воде. Весной во время прилива вода заливала площадку полностью. С обеих сторон к морю вели ступеньки, но с другой стороны всегда было холоднее, а войти в воду трудно из-за крупных, острых камней. Взлётная полоса, конечно, была совсем не взлётная полоса, а жёлоб, залитый цементом. Причём цемент получился какой-то неровный, с торчащими каменными осколками. Галопом не побежишь. Всё время следи, куда ступаешь, не торопись, не прыгай. Вообще на побережье трудно было играть как следует. Полно водорослей, ила и камней, если уж заходишь в воду, заходи осторожно. Заняться там было нечем, разве что плавать.
А плавал я здорово.
Вот Синдбад даже с маманей боялся в воду сунуться.
Кевин однажды нырял со взлётной полосы и разбил голову. Его маманя и сестра повезли его в такси на Джервис-стрит накладывать швы.
Не всем разрешали купаться на побережье. Порежешь, мол, ногу о камень, и пожалуйста - полиомиелит. Один парень с Барритаун-драйв, Шон Рикард, умер, как трепались, от того, что наглотался воды, поплавав там. А кто-то рассказывал, что Шон Рикард проглотил леденец и насмерть поперхнулся.
- Он один сидел в спальне, - объяснял Эйдан, - некому было по спине похлопать.
- Чего ж он в кухню не спустился?
- В какую тут кухню, если дышать не можешь?
- А я запросто могу себя по спине похлопать, смотрите.
Мы долго, вдумчиво разглядывали Кевина, хлопавшего себя по спине.
- Слабовато, - высказался наконец Эйдан, и мы все принялись лупить себя по спине для тренировки.
- Вот нагородят, вот наплетут, слушай их больше, - возмутилась мама, и уже мягче добавила:
- Лейкемия была у бедного мальчика.
- Как это лейкемия?
- Такая болезнь.
- От того, что воды наглотался?
- Нет.
- А от чего?
- Не от воды.
- От морской воды?
- Говорят тебе, вообще не от воды.
Вода, как утверждал мой папаня, была на самом деле великолепная. Эксперты Корпорации изучили её всесторонне и оценили на отлично.
- Вот так вот, - сказала маманя.
Дедушка Финнеган, маманин папаня, работал в Корпорации.
Мисс Уоткинс, учительница, которая была у нас до Хенно, однажды принесла вымпел с вышитой Декларацией Независимости. Была пятидесятая годовщина революции. В центре текст, а вокруг расписались семеро основателей Ирландской республики. Мисс Уоткинс развернула вымпел на доске, и мы попарно подходили и читали. Кое-кто из мальчиков осенял себя крестом.
- Nach bhfuil sé go h'álainn , мальчики? - приговаривала она всякий раз, как мимо неё проходили очередные двое.
- Tá - бросали мы через плечо.
Я рассмотрел подписи. Томас Дж. Кларк - гласила самая первая. Надо же, однофамилец!
Мисс Уоткинс, взяв bata, прочла воззвание вслух, указывая на каждое слово:
- В этот высокий час ирландский народ должен отвагой, и солидарностью, и готовностью детей своих пожертвовать собой ради общего блага оказать себя достойным великого предназначения, к которому его призываем. Подписано от имени и по поручению Временного правительства: Томас Дж. Кларк, Шон МакДиармада, Томас МакДонах, Падрайг Пирс, Имон Кент, Джеймс Коннолли, Джозеф Планкетт.
И мисс Уоткинс захлопала в ладоши, а мы захлопали вслед за нею и захохотали. Она зыркнула грозно, мы прекратили хохот и захлопали дальше.
Я обернулся к Джеймсу О'Кифу:
- Томас Дж. Кларк - мой дед родной. Передай дальше.
Мисс Уоткинс постучала bata по доске.
- Seasaígí suas.
И мы маршировали на месте, выйдя из-за парт.
- Clé - deas - clé deas - clé - …
И стены сборного домика-времянки дрожали. За школой было несколько сборных домиков. Под ними интересно было ползать. Масляная краска на фасадах домиков облупилась от солнца, и мы слущивали её, как коросту. В нормальной, каменной школе нам не хватило класса. Только когда нас начал учить Хенно, год назад, мы перешли в нормальную школу. Мы обожали маршировать. Половицы под нами аж подпрыгивали. Мы топали с огромной силой, хоть и вразброд. Мисс Уоткинс заставляла нас шагать пару раз в день, когда считала, что мы что-то заленились.
Так мы маршировали, а мисс Уоткинс читала воззвание:
- Ирландцы и ирландки! Во имя Господа и минувших поколений, от которых восприняла древнюю национальную традицию, Ирландия нашими устами призывает детей своих под знамёна и выходит на бой за их вольность.
Марш разладился, мы шагали как попало, и мисс Уоткинс вынуждена была замолчать. Она постучала по доске:
- Suígí síos.
Мина у неё сделалась разочарованная и кислая.
Кевин поднял руку.
- Мисс!
- Sea?
- Мисс, а Падди Кларк говорит, что Томас Кларк, который на вымпеле, ему дедушка, мисс.
- Это он сейчас так сказал?
- Да, мисс.
- Патрик Кларк!
- Я, мисс.
- Встань, чтобы все тебя видели
Целую вечность я неуклюже выкарабкивался из-за парты.
- Томас Кларк - твой дедушка?
Я заулыбался.
Я спрашиваю, Томас Кларк - твой дедушка?
- Да, мисс.
- Который на вымпеле?
Мисс Уоткинс указала на Томаса Кларка, вышитого в углу вымпела. Он и вправду был похож на дедушку.
- Да, мисс.
- А где он живёт?
- В Клонтарфе, мисс.
- Где-где?
- В Клонтарфе, мисс.
- Поди сюда, Патрик Кларк.
За партами стояла гробовая тишина.
Она ткнула указкой в надпись под портретом Томаса Кларка.
- Прочти вслух, Патрик Кларк.
- Рас-рас-расстрелян британскими палачами третьего мая 1916 года…
- Что означает "расстрелян", Дермот Граймс, который ковыряется в носу и считает, что учительница его не замечает?
- Убили, надо понимать, мисс.
- Совершенно верно. И может ли Томас Кларк, расстрелянный в 1916 году, жить в Клонтарфе и быть твоим дедушкой, а, Патрик Кларк?
- Да, мисс.
Я с преувеличенным вниманием уставился на портрет.
- Ещё раз спрашиваю, Патрик Кларк: это твой дедушка?!
- Нет, мисс.
Три удара по каждой руке.
Вернувшись за парту (парты у нас были вроде театральных кресел), я не смог опустить сиденье. Руки прямо отсохли. Джеймс О'Киф пнул моё сиденье. Оно громко стукнуло, и я испугался, что сейчас получу от мисс Уоткинс добавки. Сел себе на руки - проверенное средство. Я не скрючился от боли только потому, что мисс Уоткинс не разрешала. Болело так, будто кисти рук напрочь отхлестнуло; а поскольку ремень был мокрый, через какое-то время разболится ещё хуже. Ладони потели как ненормальные. Ни звука. Я посмотрел на Кевина и осклабился, но застучал зубами. Лайам повернулся к Кевину, ждал его взгляда, его ухмылки.
Я любил дедушку Кларка больше, чем дедушку Финнегана. Бабушки Кларк уже не было в живых.
- Бабушка на небесах, - объяснял дедушка, - вкушает райское блаженство.
Когда мы навещали дедушку Кларка или он заходил к нам, мы всегда получали по полкроны. Однажды он даже приехал на велосипеде.
Раз вечером, когда по телевизору шёл "магазин на диване", я копался в ящиках комода. Нижний ящик так забили фотографиями, что, стоило дверь открыть, как они поползли на пол и рассыпались. Я собрал фотографии. Сверху лежал портрет дедушки Кларка и бабушки Кларк. Сто лет мы не ездили к дедушке в гости.
- Пап, а, пап?
- Что, сын?
- Когда мы поедем к дедушке Кларку?
Папаня стал странный, как будто бы потерял что-то, потом нашёл, а это оказалось совсем не нужно. Сел, вгляделся мне в лицо.
- Так дедушка Кларк же умер! Разве ты не помнишь?
- Не-а.
Я и правда не помнил.
Папаня взял меня на руки.
Руки у папани были огромные, пальцы длинные, но не толстые: можно было легко нащупать косточку. Одной рукой он барабанил по столу, а другой - держал, допустим, книжечку. Какие чистые, белые ногти! Только один грязный, а ведь у папани ногти длинней моих. На костяшках пальцев - морщины, от которых кожа вроде цемента, которым скрепляют кирпичи. Из каждой кожной поры, похожей на ямку, росла волосинка. Особенно густые тёмные волосы высовывались из-под манжет рубашки.
"Нагие и мёртвые" - так называлась книга. Но солдат на обложке был вполне живой и одетый в форму. Физиономия чумазая-чумазая. Американский солдат.
- Про что книга?
Папаня рассмотрел обложку:
- Про войну.
- Хорошая?
- Хорошая. Очень хорошая.
Я кивнул на картинку с солдатом.
- Про него?
- Ага.
- И какой он?
- Пока не понятно. Пойму - расскажу.
Третья мировая война у ворот.