Как-то раз я позвал Агамурада посмотреть капканы на заячьих тропах. У меня их было поставлено целых четыре. Мы вышли рано. Солнце только поднялось, и роса сверкала в свежей траве. По росе особенно отчетливо видны заячьи следы. Их оказалось много, и я заторопился, но учитель попросил подождать - ему не хотелось спешить.
- Давай поглядим…
Мы стояли на гребне бархана. Село оттуда - как на ладони. Народу еще не видно, лишь несколько молодых женщин у колодца. Над дворами вьются дымки. Тихо…
- Какая красота! - задумчиво проговорил Агамурад.
Я тоже люблю смотреть с бархана на село, но мне не терпелось проверить капканы - я промолчал.
Первый капкан был пуст. Второго не оказалось на месте, а на песке была кровь. С капканом заяц не мог далеко уйти, я нашел его сразу. Крупная зайчиха сидела в зарослях и, опустив правое ухо, таращила на нас круглые от страха глаза. Агамурад отвернулся.
- Отпусти ее, Еллы, - попросил он.
- Так ведь у нее лапа разбита, - нерешительно сказал я. - Прыгать не может. Лучше не мучить.
- Ну смотри, - ответил учитель.
Когда я, сдирая шкурку с зайчихи, вспорол ей брюхо, там оказался зайчонок. Учитель отошел в сторону и стал молча ждать.
- Вот о чем я хочу попросить тебя, Еллы, - сказал он, когда мы спустились с бархана. - Пусть это будет твой последний заяц. Обещаешь?
Я обещал.
В армию его провожали всем селом. Он ходил по домам, прощался, говорил, чтоб не сердились, если что не так. Старики хвалили его, просили после армии обязательно возвратиться к нам, обещали женить…
И вот его убили.
Война.
Глава восьмая
Анкар-ага принимал в своей кибитке гостей. Один был Джапар-ага, отец его младшей невестки, другой - старый знакомый Нунна-пальван. Нунна-пальван, разумеется, заявился без гостинцев - да их от него никто и не ждал, - зато сват приехал не с пустыми руками.
Жгуты сушеной тедженской дыни - от одного аромата слюнки текут - и тутой мешочек зерна - подарки по нынешним временам ханские.
- Я вот что думаю, - начал разговор Анкар-ага, не дав гостям задать друг другу обычные вежливые вопросы, - когда к Санджару Политику приходят, он всегда гостей знакомит. Давайте и я вас познакомлю. Это Джапар, отец нашей невестки, а это Нунна-пальван из Кизылтакыра.
- Слышал, слышал… - сказал уважительно Джапар-ага. - Отец Модана-пальвана? Здоров ли наш богатырь?
Нунна молча опустил голову. Хозяин дома сделал знак свату.
- Да будет земля ему пухом, - сказал Джапар-ага.
- А как младший? - немного погодя спросил Анкар-ага. - Есть вести?
Нунна-пальван махнул рукой.
- Пишет: "Отправляемся на веселье". Уезжал - хвастался, героем себя выказывал, видно, и там лучше не стал… Пустой парень. Болтун.
- Ну это ты зря. Рябой - парень что надо.
- Нет, Анкар. Модан был - вот это да. Ума, силы - на тридцать таких, как Рябой! - Нунна-пальван глубоко вздохнул. - Чтобы найти золотистого ягненка, сотни отар переберешь. Так и мой Модан. Раз в сто лет природа создает такого. Как узнал… в один день борода поседела.
Помолчали.
- А что слышно о твоих? - осведомился Нунна-пальван.
- Пока пишут. Юрдаман - пулеметчик, а Паша - подымай выше - командир. Ученым людям везде почет. Младший не писал долго, а тут получили письмо и фотокарточку. Без коня снят. Я думаю, он его командиру отдал. Мне письмо недавно прислал большой начальник. "Благодарю, - пишет, - за прекрасного ахалтекинца". И мне и всей семье благодарность. Вот фотокарточка.
Гости стали рассматривать фотографию.
- По одежде судить, он не простой солдат, - с уверенностью заявил Нунна-пальван, считавший себя знатоком армейских отличий. - Сержант. Не иначе, за храбрость повысили.
- Не знаю, - скромно сказал Анкар-ага. - Храбростью вроде не выделялся. Способный - это да. Старшая невестка, она у нас учительница, всегда его хвалила. Правда ли, нет, не знаю; может, она так, по-родственному…
Кейик, прислуживая гостям, ревниво вслушивалась в разговор. Было обидно, что свекор, хваля Пашу и Покера, о ее Юрдамане только и сказал - пулеметчик. Не радовал даже почет, с каким встречал свекор ее отца. Убрав чайники, она принесла большую миску шурпы из парной баранины, разложила на красивой шерстяной скатерти свежевыпеченные лепешки, поставила кувшин с чалом .
- А ты, я вижу, не беднеешь, - заметил Нунна-пальван, не в силах скрыть восхищение.
- Жили, слава богу, неплохо. Но прибавляться не прибавляется. Ничего, как-нибудь проживем. Лишь бы сыновья вернулись.
- Все в руках божьих, - вставил Джапар-ага. - Как говорится: сорок лет ходит холера, а умрет лишь тот, кому свыше назначено.
- Брешут, кто так говорит! - сердито проворчал Нунна-пальван. - На аллаха кивают, а про себя думают: береженого бог бережет. Дома отсидеться стараются. А то и вовсе в пески подаются. Вон Копек, ваш завфермой, как получил повестку, сразу, говорят, в пески деру дал.
- Все возможно, - подтвердил Анкар-ага. - Про кого другого, а про этого что ни скажи - поверю.
- Говорят, уже два дня ищут, как сквозь землю провалился. Ничего, найдут, от колодцев далеко не уйдешь.
- Точно! - живо отозвался Джапар-ага. - Вчера возле колодца Динли видел я одного, на лошади. И подозрительно себя вел: увидел меня - остановился, но не подъехал, не поздоровался. Поднялся я на бархан, гляжу - он тронулся, с прежнего пути в сторону подался… Все оглядывался. И ружье у него. Нет, думаю, это не чабан, что отбившуюся овцу ищет.
- Какая уж тут овца! - Анкар-ага выругался вдруг такими словами, каких никто прежде от него не слыхал. - И куда, дурак, бежит? Ну ладно, скроется, переждет войну где-нибудь под кустом, а потом-то куда деваться? Как людям на глаза покажется? Нет уж, от веры можно отречься, а от народа - никак!
- Знаешь что, - решительно произнес вдруг Нунна-пальван, - на фронт нас с тобой не возьмут, проси не проси. Что, если взять берданку да в пески за этим сукиным сыном?
- Думаешь, у него берданки нет? - усмехнулся Анкар-ага.
- Есть, есть! - торопливо подтвердил Джапар-ага. - Если это тот, которого я видел…
- Пускай, - спокойно ответил Нунна-пальван. - Хоть пять. Его хитростью взять можно. Не я буду, если не поймаю негодяя и не приведу его в женском платке к Санджару Политику. Пусть только твой гость следы покажет. - Он повернулся к Джапару-ага.
Тот испуганно потряс головой:
- Нет уж, в такие дела я лезть не хочу. Я человек простой, чабан, мое дело сторона.
- Как же так - сторона? - холодно спросил Нунна-пальван. - Сейчас никому в сторонке стоять нельзя. Сыновья-то наши там. Кто ж их заменит? Копек, что ли? По-твоему, пусть женщины чабанят, а Копек в песках будет прохлаждаться, овечек жрать?
- Сват! - вмешался в разговор Анкар-ага. - Ты бы должен… - Договорить он не успел. С улицы донесся истошный женский крик:
- Ой, Нокер-джан! Ой, брат мой!
От правления колхоза бежала Кейкер. Дурсун метнулась к порогу и замерла; дочь с разбегу бросилась ей на грудь. Прижавшись друг к другу, они раскачивались, как тополя под ветром.
- Сын мой, Нокер-джан! Мальчик мой! Увял ты, не успев расцвесть!..
Чапан тети Дурсун сполз с ее седой головы и упал на землю. Лицо посинело. Со всех сторон сбегались соседки. С громким плачем они повели Дурсун в кибитку.
Услышав крики, Анкар-ага со своими гостями сразу же вышел на улицу. По обычаю, он должен был мужским словом утешить женщин, а если они не затихнут, прикрикнуть на них. Он не сделал ни того, ни другого, вернулся в кибитку, подошел к фотографии Нокера, которую давеча показывал гостям, и стал перед ней, упершись руками в стену.
- Дитя мое! Ягненочек мой! Родной мой Нокер-джан! - доносилось из соседней кибитки. Постепенно крик затих, и послышалось причитание, негромкое, ласковое, как колыбельная песня.
Анкар-ага сел на кошму и обхватил голову руками.
- Не годится так, Анкар-бай, - сурово заметил Нунна-пальван, - ты ведь не женщина.
Старик опустил руки. Не тоска, а умное, злое раздумье было в его глазах. Он - хозяин, глава семьи, которой сейчас трудно.
Голоса в соседней кибитке смолкли, женщины начали расходиться. Доносились лишь тихие стоны Дурсун.
- Сколько же ему?.. - негромко спросил Нунна-пальван.
- Восемнадцать. Женить не успел, - виновато ответил Анкар. - Вот как получилось…
- Пусть эта жертва будет последней! - торжественно произнес Джапар-ага. - Пошли тебе бог еще сына!
- Куда уж!.. Годы не те. Хоть бы старших бог сохранил…
- Он сохранит! Как же! - с нескрываемой злостью воскликнул Нунна-пальван. - Не слышит он наших слез, не жалеет. Мальчика восемнадцатилетнего не пожалел! Нет уж, видно, плоха на него надежда… Ну как, - обратился он вдруг к чабану, - поможешь Копека поймать?
Тот съежился под требовательным взглядом.
- Ты уж сам… Только поосторожней!..
Нунна-пальван в гневе отвернулся от него.
Анкар-ага вышел проводить гостей. Звезд не было, плыли серые облака. Луна, выглянув из-за них, снова скрылась, и вокруг было темно, даже в правлении не горел свет. Дул влажный западный ветер. На другом конце села брехала собака. Анкар-ага простился с гостями и пошел к жене.