- …По той причине, что у меня нет пороху. Впрочем, это не оправдание… и черт меня побери, я собирался сказать лишь, что здесь нет львов.
- Правильно.
- Поэтому я решил заняться птицами. О, какое это замечательное развлечение! Не нужно ни убивать, ни крови проливать. Вот идеальный спорт в наш гуманный век! Птицы сами суют голову в петлю силка. Кстати, и другие аристократы в столице занимаются подобным спортом, возглавляя различные банки и страховые компании, не правда ли? Впрочем, об этом потом. А теперь расскажите, как вы очутились здесь, куда лишь птицы залетают?
- Я искал вас, господин барон, вернее, вашего сына.
- Так-с, - подозрительно посмотрел на Тарноци барон. - Верно, какой-нибудь должок?
- Нет, что вы, у меня дело совсем особого рода.
- Секрет?
- Нисколько.
- Тогда рассказывайте. Привезли нам что-нибудь?
И Бехенци с ласковой улыбкой дружески подхватил молодого адвоката под руку, словно они целый век знали друг друга.
- Наоборот, хочу у вас кое-что забрать.
Бехенци очень удивился и стал было прикидывать в уме, что у них еще можно забрать, но ничего такого не нашел.
- Хочу забрать у вас Эстеллу, - пояснил адвокат свою мысль.
Барон даже рот открыл от изумления. Забрать Эстеллу? Словно Тарноци сказал ему, что приехал собрать мох с крыши их замка. Бехенци недоумевал: кому и зачем вдруг понадобилась бывшая цирковая наездница?
- Эстеллу? - переспросил барон, пристально посмотрев Тарноци в глаза. - В самом деле?
- Да, за этим я к вам и приехал.
- Так. А зачем она вам?
- От нее зависит все счастье моей жизни.
Барон невольно усмехнулся, хотел было покачать головой, да удержался; в конце концов de gustibus non est disputandum [О вкусах не спорят (лат.)]. Ведь бывают же странные, непонятные страсти: некий Артос Флугенциус был влюблен в свою бабушку; Джемс Клартон питал самые нежные чувства к женщине с изуродованной ногой; возможно, что и мисс Пастрана тоже нравилась кому-нибудь. Важно, что тут может и баронам перепасть кое-что, а это было бы весьма кстати, так как они изрядно отощали. Старый барон уже несколько дней ждал такой вот манны небесной. Но он все еще сомневался и, опасаясь оказаться в дураках, осторожно спросил:
- А когда вы видели Эстеллу в последний раз?
- Я никогда ее не видел.
- Тогда я решительно ничего не понимаю, молодой человек, - заявил барон, и в голосе его звучали горечь и разочарование.
- Не беда, я по дороге все вам объясню!
Тарноци сделал проводнику знак, чтобы тот отстал и следовал за ними издали; рука об руку с бароном они стали спускаться в долину по лесной тропинке, где пахло можжевельником. Тарноци откровенно рассказал барону, как его невеста попала в качестве заложницы в руки ополчившегося против Бестерце графа Понграца вместо Эстеллы, и объяснил, что единственный способ освободить Аполку - это вернуть Понграцу Эстеллу.
Повеселевший барон Пал одобрил его план, заметив, однако:
- Очень разумная мысль, но боюсь, что сын мой воспротивится этому. Он, видите ли, так привык к бедняжке за эти долгие годы. О, они очень привязаны друг к другу.
- Значит, по-вашему, барон, я зря приехал?
- Ну, этого я бы не сказал, однако…
- Говорите откровенно.
- Есть ряд препятствий.
- Например?
- Хотя бы то обстоятельство, что Эстелла сейчас служит у нас экономкой. Что мы будем делать, если вы лишите нас такой умелой, ловкой хозяйки? Кого мы найдем взамен ее? Мы - люди бедные, для нас Эстелла - прямо сокровище. Кто нам компенсирует это?
- Если речь идет о денежной компенсации, господин барон, то я готов…
Бехенци-старший потер руки от удовольствия, но лицо его выразило что-то вроде оскорбленного самолюбия.
- О, что вы, сударь! Я имею в виду не низменную материальную сторону этого вопроса, а привязанность Эстеллы к нам, ведь она согревает нас, и если Эстелла уйдет, нам будет сильно ее недоставать. А деньги? Что они для нас? К черту деньги! Ни я, ни мой сын не примем от вас ни гроша. Этого еще не хватало! Другое дело, если бы добрый друг предложил нам небольшую сумму взаймы, - мы, конечно, не отказались бы.
- Я к вашим услугам!
- Что же, дорогой друг, я охотно помогу вам, - ответил барон и, словно внезапно решившись, пожал руку адвокату. - Признаться, я чувствую к вам симпатию! А мои правила таковы: когда речь идет о благородном поступке, я готов жертвовать собой. Я всегда был другом молодежи, черт побери!..
- Благодарю вас, господин барон. Насколько я понял, вы замолвите за меня словечно перед вашим сыном.
- Даю вам честное слово, что сегодня же, самое позднее - завтра, вы получите Эстеллу. Куда вам ее доставить?
- Нельзя ли отправиться за ней сейчас же?
- Ну вот! Разве можно так спешить? Juvenilis ventus [Юность ветрена (лат.)]. Терпение прежде всего. Знаете пословицу: "Поспешишь - людей насмешишь". Надобно время, чтобы уговорить их обоих. Положитесь на меня и ступайте спокойно на свою квартиру. Все будет в порядке. Где вы остановились?
- В корчме, в селе Криванка.
- Ну так сегодня или завтра Эстелла будет у вас. Договорились?
Тарноци горячо поблагодарил старика, и после крепких рукопожатий они расстались неподалеку от овечьего загона Палудяи, откуда с громким лаем им навстречу кинулась целая свора сторожевых овчарок.
Тарноци повернул обратно в сторону Криванки, а барон поспешил к своему замку. Однако не успел барон пройти и двух шагов, как он, якобы что-то вспомнив, окликнул молодого адвоката:
- Алло! Дорогой мой, вернитесь на минутку! Я забыл вас кое о чем спросить.
Тарноци живо подбежал к барону:
- Прошу вас, сударь!
- Видите ли, - начал барон, несколько смущаясь. - Дело, конечно, щекотливое, не из приятных, но чем скорее мы с ним покончим, тем лучше… Я имею в виду деньжонки… взаймы! - Барон пренебрежительно скривил губы. - Сын мой легкомысленный малый, так уж он был воспитан, тут есть доля моей вины, но и он виноват тоже. Впрочем, сейчас уж дела не поправишь. Однако я должен сказать сыну, что вы согласны ссудить нам известную сумму. Ничего не поделаешь… Ах, этот проклятый век! Даже самый благородный поступок связан с низменной прозой. Черт бы побрал этот девятнадцатый век! Так какую же сумму я могу ему назвать?
Тарноци после некоторого колебания произнес:
- Право, не знаю. Сотни две, я думаю.
Пал Бехенци презрительно расхохотался:
- Только-то! Двести форинтов. Да моему бездельнику это на один день! Ах, сударь, вы себе и представить не можете, как дурно воспитан мой сын! А потом, примите во внимание, сударь, что Эстеллу сам Иштван Понграц купил в Жолне за шестьсот форинтов. И у кого? У простого бродячего комедианта! Нет, вы слишком скупы по отношению к барону Бехенци. Вы настоящий Гарпагон. - Тут барон шутливо похлопал адвоката по плечу. - За предмет, который стоит добрых шестьсот форинтов, вы даете всего двести.
- Да, но тогда Эстелла была, по-видимому, красивее, - весело возразил Тарноци.
- Ну, так что же? Вы-то берете ее не за красоту? Правда, тогда она была красивее, зато теперь стала умнее, дороднее.
Такой аргумент разозлил Тарноци, и он не удержался от колкого замечания:
- Уж не собираетесь ли вы продавать ее на фунты?
- Э-э, потише, молодой человек! Разве мы говорим о продаже? Речь идет лишь о взаимной любезности. Только об этом, клянусь честью! Несколько лет назад, когда я охотился с принцем Уэльским, он сказал мне: "Дорогой Бехенци, лисица, которую мы еще не схватили за хвост, - ничья!" Так что мы можем спокойно разойтись, будто и не встречались и ни о чем не толковали.
- Ладно, ладно! - испуганно воскликнул адвокат. - Я с великим удовольствием одолжу вам и шестьсот форинтов.
- Отлично! - воскликнул барон.
Они снова ударили по рукам и после новых рукопожатий; расстались. На этот раз барон Бехенци уже больше не останавливался, пока не очутился на поросшем лебедой и бурьяном замковом дворе, где Эстелла раскладывала на циновке белый грибы для просушки.
Нужно сказать, что безжалостное время основательно потрудилось над ее когда-то смазливой рожицей: кожа на лице одрябла, собралась в морщины, тщательно замазанные румянами, да и сама она как-то ссохлась, сморщилась, напоминая вылущенный кукурузный початок. Только ее когда-то красивый подбородок вел себя молодцом и образовал чуть пониже свой филиал, может быть, для того, чтобы за один подбородок Эстеллу пощипывал барон Пал, а за другой - барон Карой.
- Ну, а где же птицы? - спросила Эстелла, увидав входящего во двор барона.
- Птички-голубочки остались в лесочке, - отвечал тот, весело улыбаясь.
На лице Эстеллы отразилось неудовольствие, отчего оно стало еще уродливее, ибо нос ее, как у индюка, навис над верхней губой. Эстелла всплеснула руками (теперь уже огрубевшими и корявыми) и, хлопнув себя по бедрам, прикрытым рваной юбкой, спросила:
- Вы, что же, думаете, я потащу продавать криванкинскому еврею-мяснику вот эти последние тряпки, чтобы купить вам мясо на обед? Разве вы забыли, что я должна отнести ему в счет мяса грибов и этих самых ваших иволг?
- Ладно, не ори на меня. Сегодня тебе все равно не придется идти в Криванку. А где молодой барин?