- Ну да бог тя простит. И яз, старуха, зло творила. Силен враг рода человеческого. Вспомни, Димитрей Юрьич, как дед родной сыну моему и тобе, князь Димитрей Иваныч Донской, всю Русь поднял на Мамая, а ныне что? Сами мы Русь свою разоряем и губим. Татары же, то от Синей Орды, то от Золотой, то от Крымской, то от Казанской, грабят и полонят нас…
Смолкла она, слезы потекли по щекам ее. Помолчала она и добавила тихо:
- Мир и любовь меж князей христианских надобны. Все грешны мы, все!
Забудем же зло, станем токмо с татарами ратися, а не меж собой…
Голос ее прервался, и вдруг неожиданно изменилась она вся и, поклонившись Шемяке и коснувшись рукой земли, сказала горестно, со слезами:
- Прости и ты меня, старуху, тетку свою, ежели яз грешна против тя…
Шемяка весь передернулся, в сильном волнении бросился к Софье Витовтовне и, схватив ее руку и целуя, говорил торопливо:
- Прости меня, государыня! Прости, ежели сердце матери простит за сына твоего, за брата, мной ослепленного…
Софья Витовтовна обняла племянника и поцеловала в лоб.
- Бог простит, - сказала она, - моли бога о том, а наипаче о просветлении разума. О сем проси у господа, ибо в писании сказано: "Ежели бог наказать кого хочет, то первее всего разум отымает…"
Шемяка, отерев глаза и успокоившись, молвил тихо и мягко:
- Спаси бог тя, государыня. Боярин мой Сабуров сопроводит тобя вместе с Кутузовым до самой Москвы, к сыну твоему…
Снова мчится кибитка Софьи Витовтовны, но теперь уж из Карго-поля к Вологде, вдоль берегов рек и озер. Впереди скачет боярин Сабуров с детьми боярскими, а сзади - свой московский боярин Кутузов со стражей.
Ожила, помолодела словно старая государыня. Весело смеется на прибаутки Ульянушки.
- Как мы, государыня, до Москвы-то проедем? - спрашивает мамка.
- Да Кутузов сказывает, - отвечает, усмехаясь, Софья Витовтовна, - что из Вологды на Ярославль поедем, а оттоля в Ростов, в Переяславль потом, а там в Сергиев монастырь.
Софья Витовтовна задумывается. Резкие морщинки появляются на ее лице.
- Господи, вразуми их! - страстно шепчет она, - вразуми их! - Но, перекрестясь, поникает головой и долго молчит.
Ульянушка боится с ней заговорить, развеселить ее шуткой. Наконец осмеливается, но говорит сурово, будто другая стала, будто из веселой мамки в монашки ушла:
- Помолимся мы у святого Сергия, дабы заслонил он нас от злобы людской…
Она всхлипнула неожиданно, проговорив сквозь слезы:
- Дал бы господь хоть внукам твоим, деткам моим вынянченным, пожить на спокое.
Обняла ее государыня и молвила:
- О сем токмо и бога молю. Наипаче ж о том, да смирит бог злобу Димитрея Юрьича. Гордыней своей он мучится, от гордыни и нам ворог он лютый!
Она помолчала и резко добавила:
- А не вразумит господь, тогда токмо смерть смирит его, Ульянушка…
- Да сие как бог даст, - возразила Ульянушка. - Может, он еще десятка два, а то и три проживет…
Софья Витовтовна сухо усмехнулась, хотела сказать что-то, но вдруг словно окаменела и промолчала.
Глава 12. На отчем столе
На самую масленицу, февраля семнадцатого, прибыл Василий Васильевич с княжичем Иваном, со всем двором своим и полками в Москву. Москвичи княжой поезд разглядели еще издали, и первыми зазвонили посадские церкви, потом загудели и все соборы кремлевские.
У Никольских ворот княжич увидел крестный ход - золотые ризы и митры на епископах, и золотые же ризы на прочих чинах духовных, и кресты, и хоругви сверкали от солнца. Когда великокняжеский возок стал подъезжать ближе, княжич узнал среди духовенства владыку Иону. Высокий и могучий станом своим, стоял он, как крепкий дуб среди лесной поросли, и заметно поседевшая борода его казалась покрытой инеем.
Шагах в пятидесяти от Никольских ворот княжой поезд остановился.
Василий Васильевич вышел из возка своего, держась за руку сына. Все князья, бояре и воеводы тоже слезли с саней, а те, кто на конях были, спешились и пошли следом за великим князем. Слышно было сквозь гуденье колоколов, как посадские черные люди и полки закричали зычно и четко:
- Будь здрав, государь! На многи лета!..
Кричали мужчины и женщины, от мала до велика, а под крики эти разноголосые запели хоры церковные, что шли с крестным ходом.
В непрерывном гуле голосов и звоне церковном слышал Иван, как отец его, вздрагивая от прорывающихся всхлипываний, крестился и радостно взывал:
- Благодарю тя, господи! Возвратил еси ми стол… Благодарю тя…
Охваченный общим волнением, княжич шел в каком-то тумане, и слезы заволакивали глаза при виде знакомых каменных стен и башен. Казалось ему, что век не видел он Москвы, да и теперь, перед самыми кремлевскими воротами, все происходящее казалось ему сном.
- А где же матунька? - громко шепчет он, усиленно смигивая слезы.
Вдруг сердце его радостно затрепетало, и он вскрикнул:
- Вон они, тата! Илейка вон с Юрьем!
Под звон, крики и пение благословил владыка Иона великого князя и княжича и облобызал обоих, а крестный ход, окружив их, тронулся через ворота в Кремль. Подбежал тут к отцу Юрий, обнимает его, обнимает Ивана, а Илейка, поцеловав руку государю, целует руки старшему княжичу.
- Привел господь, Иване, - выкрикивает он со слезами, - привел господь!..
Увидевши Васюка, метнулся Илейка к нему, и оба дядьки обнялись и облобызались по обычаю, троекратно.
- Так господь уж сотворил, - степенно говорит Васюк, - не узнав горя, не узнаешь и радости.
- Право сие, верно, - весело отзывается Илейка. - Ныне же пришло солнышко и к нашим окошечкам!..
У красного крыльца встретила великого князя княгиня его. Иван, увидев мать, готов был броситься к ней, обнимать, целовать ее, но важность и торжественность встречи остановили его. Он смутился и, не зная, что делать и как себя вести, остался неподвижно стоять рядом с отцом.
Марья Ярославна медленно подошла к мужу, поклонилась ему в пояс, коснувшись рукой земли.
- Будь здрав, государь, - сказала она в волнении.
Василий Васильевич радостно вздрогнул от ее голоса и протянул вперед дрожащие руки.
- Марьюшка! - воскликнул он и, найдя ее, привлек к себе, обнял и поцеловал трижды, по обычаю.
- Вот и свиделись, Марьюшка! - весело говорил он. - Как здравие твое и деток наших?
- Хранит господь нас, государь, - сдержанно ответила княгиня, но голос ее дрожит, а лицо все сияет счастливой улыбкой.
- Слава богу, Марьюшка, - так же сдержанно говорит Василий Васильевич. - Ужо зайду к тобе, Андрейку нашего проведаю…
Неожиданно для Ивана мать быстро обернулась к нему, крепко сжала в объятьях и, целуя, шепнула ему на ухо:
- Сыночек мой, месяц мой светлый!..
Не успел княжич поцеловать ее, как Марья Ярославна подошла опять к великому князю и, взяв мужа под руку, медленно повела к хоромам по ступенькам красного крыльца. В передней горнице, где остановились все, Марья Ярославна торжественно подвела Василия Васильевича к великокняжескому столу и, усаживая, тихо молвила:
- Ну, пойду яз. В передней уж мы. Приходи же вборзе, Васенька…
Василий Васильевич поцеловал ее в щеку и сказал ласково:
- Иди, иди, Марьюшка, а ты, Иване, туточка.
Досадно было Ивану. Сердце его трепетало от материнской ласки, не терпелось ему повидать Данилку, Юрия, Дарьюшку, по дому своему побегать, а тут вот князья и бояре на скамьях усаживаются, долго говорить будут, а ему же слушать нужно и вникать, учиться, как в училище. Отец потом спросить о многом может, и всегда он сердится, если Иван не знает что-либо или неправильно понимает.
Сели около великого князя владыка Иона и епископы, князь Василий Ярославич, князья служилые, что в боярах московских и на воеводствах, дьяки, а подальше от княжого стола стоят дети боярские, которые служат в полках на разных службах и при дворе великого князя.
Вот видит Иван: встает среди воевод воевода Андрей Михайлович Плещеев, кланяется и говорит:
- Будь здрав, государь! Дозволь мне речь доржать. Повестую тобе, государь, как исполнил яз повеление твое, как Москву нашу от ворогов отнял…
Просиял князь Василий Васильевич, узнал воеводу по голосу:
- Подь сюды, Андрей, - крикнул он, - подь ко мне ближе!
Обнял великий князь воеводу своего и облобызал.
- Спаси бог тя, Андрей Михайлович, - молвил он с чувством, - воевода тверской Лев Иваныч Измайлов сказывал нам о службе твоей и о взятии Москвы. Ты дойди ныне к нам на вечернюю трапезу. Будут с нами владыка Иона с духовенством своим, некои от князей, бояр и воевод, и ты нам расскажешь про все за ужином. Уморились мы с пути долгого…
Василий Васильевич помолчал и, возвыся голос, произнес:
- Сей же часец наипаче надобно возблагодарить нам господа за щедроты его. Челом бью владыке Ионе и всем, иже с ним, отцам нашим духовным: вознесите молитвы ко господу за спасение наше.
Встали все с мест своих, встал и владыка Иона.
- Узнаю тя, государь, по речам твоим, - звучным голосом начал он. - Истинный христианин ты, государь. Да будет тверда десница твоя на врагов твоих! Как боролся ты против осьмого собора латыньского, против Сидора митрополита, обманом ставленного, который хитрой и прелестной ересью православных блазнил, так и ныне борись твердо против ворогов своих за государствование единое, самодержавное и вольное. Да будешь ты царем на Руси, наш царь православный, а не ордынской хан поганой веры…