Эти врата, из сорока трех бронзовых пластин с литыми изображениями событий святого писания, были не менее изумительны, чем Золотые у южной паперти. Были они взяты новгородцами из разрушенной ими шведской крепости Сигтуны в тысяча сто восемьдесят седьмом году.
Слушая эти объяснения владыки, воевода Басёнок шепнул Юрию:
- Ныне ж зажирели они для ратей-то.
- А сей часец, государь, - громко заговорил архиепископ, - молю тя и всех, кто с тобой, вкусить трапезы нашей в Престольной палате.
Выйдя на паперть через западные врата и увидев на площади бояр в богатых одеждах, многих вящих людей новгородских и человек пятьдесят латников в полном вооружении, Юрий и Басёнок невольно переглянулись.
Заметив это, дьяк Беда молвил им вполголоса:
- Сии воины - почетная стража из владычного полка, а мужи сии в драгих шубах с золотом и в златых поясах с самоцветами - сама господа новгородская: бояре Борецкие, Селезневы, Арзубьевы и прочие.
Дьяк пригнулся к уху Юрия и добавил шепотом:
- Волки все в овечьих шкурах…
После торжественного обеда у архиепископа Василий Васильевич, разместившись в покоях Никитских каменных хором, наиболее удобных, по мнению Басёнка и дьяков, позвал всех близких к себе в опочивальню думу думать. Встревожен был великий князь. На трапезе в Престольной палате много слышал он ласкательств разных, но ухо его, как у всех слепцов, к голосу человеческому чуткое, за льстивыми словами многое такое услышало, что ухо зрячего не всегда услышит.
- Голоса-то у них, - молвил он собравшимся, - больно неверные. В словах правда и верность, а в голосах-то лжа и воровство чуются. Как у нас, Юрий, со стражей? И как ты, Федор Василич, о сем мыслишь?
- Яз, государь, с нашей стражей и конниками от полка Федор Василича с тобой буду. В хоромах для всех своих воев добрые места нашел. Можем хошь в осаде сидеть, хошь напролом идти.
- Яз же, государь, - добавил воевода Басёнок, - с полком своим внизу Великого терема в разных местах стал, а с полсотни в черной избе поставил, что меж сих хором и теремом посередке стоит. Опричь того, тайну стражу, где надобно, выставил скрытно от глаз. Ни к тобе, государь, ни ко мне мышь без моего ведома не пройдет.
- К Ивану бы весточку, - сказал Василий Васильевич.
- Яз послал, государь, гонцов с вестями к Ивану, - быстро молвил Юрий, - о всем, что от дьяков наших ведаю…
- Яз, - продолжал Басёнок, - наказал всем дозорам нашим, которые по дороге мы оставляли, дабы они один за другим к Новугороду спешили, к местам, им указанным.
Василий Васильевич ободрился.
- Главное то, чтоб Иван все вовремя ведал, - сказал он уж спокойнее и, обратясь к дьяку Бородатому, спросил: - Жду от тобя, Степан Тимофеич, что ты о здешних деяниях скажешь?
- Воровство замышляет господа, - медленно и степенно ответил дьяк. - Давно за сим гляжу, княже мой. Прав молодой государь-то Иван Васильевич, сказывал мне князь Юрий, как он провидит, что за новгородской спиной круль польский и папа рымский стоят. Некуда ныне, государь, господе податься, опричь как к королю польскому. Все людие житии и молодшие, все против господы. Нет в Новомгороде миру совсем - бой идет повсеместно меж меньших и больших, черных людей с боярами и житьими людьми, а у всех них вместе - против господы…
Дьяк задумался и смолк, хотел общий смысл всего высказать, да трудно ему это было, и, махнув рукой, воскликнул:
- Одно мне ведомо: ненавидит господа Москву, и боится пуще огня, и со злобы своей может содеять многое и против разума…
- Ништо, ништо! - воскликнул воевода Басёнок. - Будем на страже денно и нощно!..
Василий Васильевич молчал, но Степан Тимофеевич, не боясь гнева его, спросил:
- Пошто, государь, приехал сюды миром, токмо со стражей, без войска?
Яз бы по зову твоему, не медля, в Москву пригнал и все тобе поведал…
Великий князь сдвинул брови.
- Пошто? - молвил он. - Зрети яз не могу, но все слышу и разумею.
Ступайте, яз отдохну с пути. Будут же вести от Ивана, побудите мя сей же час…
Услышав, что все подымаются с мест своих, Василий Васильевич неожиданно ласково добавил:
- Ты, Степан Тимофеич, в тех концах трудись, где есть у тобя, как ранее ты сказывал, мужики твердые и разумные. Вызнай у них все и замолви, что сам знаешь, не мне тобя учить…
- Государь, - горячо откликнулся Бородатый, - есть у меня вельми верные мужики: среди черных людей, почитай, во всех концах новгородских, а из житьих некои, что и к господе вхожи. Покоен будь.
На другой день радостно стало в княжих покоях: с утра еще вести пришли от Ивана о посылке многих конных полков к Новгороду. Успокоился совсем великий князь и весело шутил за обедом с сыновьями и воеводой своим Федором Васильевичем.
- Ныне у нас будет столь войска, - смеясь, отвечал отцу Юрий, - что не токмо против Новагорода хватит, а еще и немцев поганых за их ругание наказать сможем…
- Токмо все сие нужно так справить, - молвил Василий Васильевич, - дабы никто не ведал. А ежели кто и проведает, сказывать, что на немцев идем, Пскову на помощь. Ведомо всем, что у псковичей от самого начала зимы распри и рати идут с немцами…
- Истинно, государь, - согласился воевода, - но яз мыслю, что несть беды великой, ежели новгородцы и о войске сведают. Смирней будут они, собаки! Хвостом почнут вилять…
Вдруг смолкли все и насторожились: за рекой часто и тревожно загудел колокол, словно забили набат при пожаре.
- В вечевой звонят! - крикнул Василий Васильевич. Вскочили из-за стола Юрий и воевода Басёнок.
- Государь, - сказал Юрий, - мы с Федор Василичем к воям своим поспешим. Ты же спокоен будь, все нарядим, как решено было…
- Вестников скорей, сынок, вестников…
- Вестников, государь, - вмешался Басёнок, - сей же часец пошлю встречать полкам московским, а своих всех дозорных, которые близ Новгорода, сюда перегоню…
Воеводы ушли, а великий князь с сыном Андреем продолжали трапезу молча, слушая, как громче все и чаще звонит и звонит вечевой колокол.
Когда же совсем уж пообедали и перестал гудеть тревожный колокол, двор Владычный заполнился вдруг шумом и криком толпы.
- Эх, наказал меня господь! - воскликнул великий князь и, обратясь к сыну, горестно добавил: - Ежели бы зрети мне, как ранее, сел бы яз сам на коня и саблей бился бы с ворогом! Зло раньше бился яз с татарами! Ныне ж, яко пленник, сижу и жду, что без меня надо мной содеют…
Шумней и шумней на Владычном дворе. Время же тянется - будто не часы проходят, а целые месяцы. Истомился Василий Васильевич от неизвестности.
- Васюк, - кличет он, - Васюк! Что там деется? Где Юрий? Где Федор Василич?
- Неведомо мене, государь, - отвечает печально Васюк, - токмо народу-то страсть сколь много на Владычном дворе, а наших воев не вижу.
Но вот быстро входит Юрий с двумя воинами. Он спокоен и сдержан.
- Государь, - говорит он, - привел яз тобе двух воев. Они вестниками будут. Отсылай ко мне, они ведают, где яз буду. Яз же тобе буду присылать своих вестников для-ради твоих приказов.
- А что, сыне, на Владычном дворе деется?
- С веча прибежал народ. Токмо те, кто за господу стоят. Господа же, сказывают, в Грановитой палате из думу собралась, а потом на вече все пойдут…
- А есть тут, на дворе-то Владычном, черные люди?..
- Нет черных. Житии есть, а и то мало. Больше тут слуг боярских да пропоиц всяких. Наши же вои все на местах, а стрелы, копья и сабли у них наготове. Бают они, что черные-то люди у вечевой башни стоят, проведали, что мы в Новомгороде, и, где стоим, ведают.
- Пошто же черные люди сюды не идут?
- Бают, архиепископа там ждут. Господа же его к собе в престольную вызвала, дабы вместе к народу на вече идти…
- Где же дьяки наши! - воскликнул с тоской Василий Васильевич. - Где же Бородатый и Беда?
В покои вбежал дьяк Бородатый.
- Будь здрав, государь! - заговорил он, отдуваясь, - во здравие все нам обернулось. Уф, насилу пробился скрозь толпу-то! Встретил яз пошлого купца Ермилу Русанова, сына Микитова. Знаешь ты его, государь, он мужик разумный. Так вот келейник владыки ему сказывал: собралась-де господа в Грановитой и совещалась, дабы убить тобя и детей твоих, государь…
- Псы поганые! - воскликнул в гневе Василий Васильевич. - Потом вы мне своими головами заплатите, когда время придет!..
- Став же противу них, - продолжал Бородатый, - архиепископ Иона возопил им в гневе: "О безумные люди! Аще великого князя убьете, что приобрящете? Токмо большую язву Новугороду доспеете. Великий князь Иван сам пойдет тогда и повоюет все вотчины наши! Иван-то токмо и глядит с Москвы, как ястреб, на град наш!" Тут как вскочит старый посадник Акинф Сидорыч, как закричит истошно: "Глядит он, видал яз, как глядит! Он как сам сатана глядит! Не тревожьте князя Василья, не тревожьте! С Васильем-то жить нам, а от Ивана гибель всем нам, гибель!" Всполошил всех криком своим, а сам без сил на скамью повалился. Смутились тут злодеи окаянные, стали мысли свои от злотворенья отвращать…
Хотел было Василий Васильевич что-то сказать, да в этот миг загудел, зазвонил опять вечевой колокол, и на Владычном дворе снова крик и шум пошел великий. Заволновались все, а Юрий крикнул:
- Будьте все тут спокойны, а яз к воям своим иду. Ежели Басёнок да Стрига восьмью сотнями пять тыщ их разбили, то у нас тут более полка воев!
Опричь того, всяк час дозоры подходят, и гонят денно и нощно с Москвы конные полки нам на помочь.
- Стой, стой, княже Юрий Василич, - остановил его дьяк. - Не все яз поведал. В колокол посадские черные люди звонят. Сие есть знамение, дабы всем идти им к святой Софии, поддоржать архиепископа против господы…