- Дозволь мне, государь, - заговорил Иван, - не о небесных, а о земных знамениях тобе молвить.
- Сказывай, Иване.
- Слухи есть, что не токмо Седи-Ахматовы татары зло нам готовят, а и сам царь Золотой Орды Ахмат, сын Кичиахматов, на Русь подымается. У Юрья о сем спроси - он ведает…
Василий Васильевич недоверчиво усмехнулся.
- Какая сорока вам на хвосте носит?
- Мне, - горячо заговорил Юрий, - царевич Касим сказал. У него степные дозоры за последнее время часто видят, как послы и гонцы в Большую Орду снуют, из Орды - тоже. Лазутчики же его бают, что Великий Новгород руку к сему прикладывает…
- И яз так мыслю, - вмешался Иван. - Что за щитом новгородским Польша и Литва прячутся…
- Истинно сие, истинно, - подхватил Федор Курицын, - давно отцы наши духовные твердят, что папа римский в Орде своих бискупов да лыцарей у царя ордынского доржит, они послы его и соглядатаи. И нас латыняне хотят погубить, ежели не унией с помощью новгородцев, то силой татарской!
Иван, сдвинув брови, сказал:
- Пока Новагорода не покорим, сия гроза висеть будет. В Новомгороде же, яз мыслю, черные людие и сироты повсеместно за нас будут - все хотят под Москву православную и латыньства не примут. Токмо бояре, купцы да князи ради корысти и господства на всякую ересь и на воровство пойдут…
Замолчали все. Василий Васильевич задумался, застыв неподвижно, и лицо его, как у всех слепцов, казалось окаменевшим. Но вот губы его дрогнули усмешкой.
- Бог не выдаст, свинья не съест, - сказал он, как бы размышляя вслух. - Право все вы мыслите, что вороги наши гнездо свое свили в Новомгороде. В сем гнезде осином все зло против нас копится и из него на Русь идет! Прав ты, Иване, сии знамения грозней небесных, ибо идут уж они по земле нашей.
- Псков вот приласкать надобно, - заговорил Иван. - Теснят его немцы и Новгород. У нас токмо ему опора и защита…
- Истинно, сынок, - согласился Василий Васильевич, думая о другом, и продолжал свои мысли вслух: - Надобно мне в сем осином гнезде самому побывать, вызнать все. Ныне у нас в Новомгороде своя рука есть старанием владыки Ионы: ныне ведь он тезку своего, священноинока Иону, в архиепископы новгородские рукоположил. Сей Иона, хоть и любит Новгород, а стоит против Литвы, за Москву он. Возьму яз в помощь собе Юрья да дьяка Беду и еще Андрея большого, дабы при мне все время вместе с Васюком был.
Там же есть еще верный наш дьяк Степан Бородатый.
- А для охраны? - спросил Иван.
- Федора Васильевича Басёнка возьму с его конниками, сотни три хватит, - миром ведь идем. В Москве же ты, Иван, меня вместо с владыкой Ионой останешься, и Федор Курицын с тобой для совета…
- Государь, - воскликнул Иван, - ты токмо вести всяк день мне шли, дабы яз готов был к тобе борзо пригнать. Мы же с Юрьем так дозоры и заставы нарядим, что враз, как надобно будет, многие полки конные пригоним, тобе в помочь.
Глава 5. В осином гнезде
Среди зимы тысяча четыреста шестидесятого года, в первых числах января, великий князь Василий Васильевич послал гонцов в Новгород с вестью, что он едет в вотчину свою "миром", дабы поклониться древним святыням новгородским. Выехал он вместе с сыновьями своими Юрием и Андреем, с дьяком Бедой и Васюком. Ехали они все в большом возке, окруженные лучшими конниками во главе с любимым воеводой государя, Федором Васильевичем Басёнком.
Ехали не торопясь, оставляя в разных местах небольшие дозоры и вестников, как это было намечено князем Юрием вместе с Иваном. Все ж двадцатого января они были уж у Новгорода.
- А скажи, Василь Сидорыч, - обратился князь Василий к дьяку Беде, - как, по-твоему, в сем осином гнезде гудеть ныне будут?
- Гуденье их все то же, государь, - ответил дьяк, - вся господа их к Литве и Польше гнет, под круля польского хотят. Особливо же зло на Москву мыслят из бояр: Борецкие, Селезневы, Сухащевы, Арзубьевы, Своеземцовы. У Своеземцовых-то, опричь иных имений, весь Важский уезд вотчина…
- Ну, а как житии люди? - перебил дьяка Василий Васильевич. - Купцы как?
- Житии, государь, и туды и сюды. Пошлые-то боле с господой, а и то не все…
- А владыка?
- Сам, государь, знаешь. По церковному-то за Москву он, мерзит ему латыньство, а все ж новгородец он. Вотчин же у него и казны поболе будет, чем у Своеземцовых-то и всех прочих. Свой полк из латников имеет. Токмо яз мыслю, ежели добра его не зорить…
- Да, - молвил Василий Васильевич, обращаясь к Юрию, - прав наш Иван-то. Есть трещина у Новагорода. Пора град крамольной по сей трещине наполы разорвать и под свою руку взять.
Василий Васильевич помолчал и, задумавшись, потом молвил:
- Да. В осиное гнездо едем. Токмо на страх их надеюсь. Иван-то в Москве, а они Ивана боятся, да и митрополит с ним. Сие страшно для владыки новгородского. Все же в гневе своем и злобе безумными люди бывают, против разума идут. Ну, да поглядим, как нас встречать будут. Передовые наши, чаю, у владыки уж сей часец. Где мы теперь?
- У Юрьева монастыря, государь, - ответил дьяк. - Яз мыслю, к владыке нам ехать…
Звон колокольный заглушил слова его, а возок остановился. Подскакал к нему воевода Федор Васильевич со стражей своей и, поздоровавшись, громко сказал:
- Игумен с братией встречает тя, государь. Владыка гонцов ему из своей тысячи пригнал, сказывал игумен-то…
Василий Васильевич ничего не ответил, только усмехнулся и с помощью Васюка и Юрия вышел из возка. Отслушал он молебен и после окропления святой водой пожертвовал монастырю крест напрестольный серебряный. После этого княжой поезд во главе с конниками двинулся к Софийской стороне Новгорода по льду озера Мячино, монастырской зимней дорогой.
- Государь, - сказал Юрий, - мы с Федор Василичем перво-наперво "окрестность оглядим", как сказывает Иван, а затем круг нашего постоя так конников своих расставим, дабы враз можно было во всякое время поднять их всех…
- Добре, добре, сынок, - отозвался Василий Васильевич, - токмо вот, где там на постой нам стать? Как ты мыслишь, Василий Сидорыч?
- Я мыслю, государь, - почтительно ответил дьяк, - что владыка новгородский встретит тобя у Софии с господой вместе, обед будет во Владычной палате, где думает думу Совет господ. Вельми дивна сия палата.
Потолок у ней каменный, из четырех сводов, которые на столб каменный в середине палаты опираются, а все они красно расписаны…
- Не главное сие, - перебил дьяка князь Юрий, - ты скажи, где нам постоем стать лучше, дабы вреда нам сотворить не могли.
- Мыслю, - продолжал дьяк, - наиболее добры для сего на Владычном дворе Никитские хоромы каменные в два яруса, али Великий терем с часами, али еще иные хоромы возле собора святой Софии.
Звон колоколов, справа и слева, заглушил разговоры. Поезд великого князя, проехав Людин конец и проездные ворота Спасской башни, теперь двигался уж по южной, княжой половине Кремля.
- Едем мы, государь, - кричал в ухо Василию Васильевичу дьяк Беда, - едем промеж церквей Покрова Пречистыя и Андрея Стратилата…
В этот миг покатился вдруг такой могучий гул, густой и низкий, как будто рев громовый, а сквозь гул этот, словно смех серебряный, словно жаворонки, звенели радостным перезвоном малые колокольцы…
Умилился Василий Васильевич от красоты такой и, сняв шапку, истово перекрестился.
- Гласы райские, - воскликнул он, - истинно гласы божьи!..
- По Пискупле едем, государь, - продолжал кричать ему дьяк, - к звоннице соборной подъезжаем, а оттоль свернем влево, к святой Софии и ко Владычному двору…
Когда князь Юрий помогал отцу выходить из возка у южной Золотой паперти святой Софии перед Васильевскими вратами, горевшими и сверкавшими золотой насечкой русской златокузнецкой работы, новгородский архиепископ Иона и клир его в парчовых ризах, остановясь на ступенях паперти, запели молитвы. Потом, продолжая петь, двинулись все в знаменитый по всей Руси храм через Васильевские дивные врата, мимо шести надгробий над могилами похороненных здесь архиепископов новгородских.
У стены, противоположной входу, перед старинной иконой Корсунской божьей матери, владыка отслужил молебен и, благословив великого князя, спросил почтительно:
- Поздорову ли ехал ты, государь?
- По благости божьей здоров, - приветливо ответил Василий Васильевич и добавил: - Здесь же усладил яз душу свою райскими звонами соборной звонницы и скорблю токмо, что лишен радости очами зрети великолепие храма сего…
По предложению владыки государь со всеми своими спутниками прошел в придел рождества богородицы и приложился к мощам новгородского князя Мстислава Храброго, а под аркой придела этого - к мощам Никиты, епископа новгородского.
Князь Юрий, изумленный красотой и богатством собора, склонился к отцу и молвил:
- Вот Ивану бы все сие видеть!
- Увидит, бог даст, все увидит, - тихо ответил Василий Васильевич.
Из храма, взяв под руку великого князя, повел его к выходу сам архиепископ Иона через западные Сигтунские врата.