- Прости, тайджи. Порою собственные желания выдаёшь за чаяния других. Я не говорил о нём. Это я о себе, ничтожном. Исполни же положенное по обычаю, пошли меня в Страну Духов за чёрную весть.
Что-то было в интонации "дальней стрелы", заставившее серую муть развеяться. Деревья и суетящиеся у расстеленных войлоков силуэты стали чётче... Бату прислушался:
- Займись же моей судьбой, и ты отвлечёшься от своей утраты. Она ещё настигнет тебя, поверь. Она пошлёт не одну и не две красные стрелы в твоё незащищённое горло. Не беги навстречу тому, что и так от тебя не уйдёт.
- Мутуган бы не стал убивать вестника, - вздохнул Бату. - Такое делают иногда... но мы не джурджени, не слуги Хорезм-шаха, чтобы ломать хребты посланцам. Я хочу верить - эта обильная кровь проливалась и за то, чтобы не казнили людей за чужую вину, как это водилось у сартаулов.
- Кровь всегда проливается просто потому, что её освободили из заточения в теле. Ты добрый человек, Бату-тайджи. Но поверь - не всякий, сохраняющий никчёмную жизнь, добр...
- Я ни разу не слышал, чтобы крепкий, полный сил багатур просил его казнить, что у тебя за горе? - Царевич заинтересовался.
- Горя нет - счастье. Теперь никакие цепи не держат меня здесь. Мой весёлый город Безье, где я бегал ребёнком, пал жертвой Божьего гнева, подобно Иерихону. За альбигойскую ересь католики вырезали всех его жителей, говоря: "Убивайте всех, Господь разберёт своих". Так я избавился от первой приманки дьявола, имя которой - родная земля, и Божественный Свет стал ярче для меня. Потом, под стенами Акры, я натягивал арбалеты бестрепетным слугам Гроба Господня: меня не удостоили высокой чести резать нечестивых самолично.
- Постой-постой? Слугам гроба? У вас там правят не люди, а гробы, что ли? - почти забыл про Мутугана царевич.
- Именно так. У нас там мёртвые мученики правят живыми грешниками. Но нечестивые натягивали арканы лучше, чем я натягивал арбалеты. На таком вот аркане меня и притащили сюда, в Бухару. Через длинный мир, который суть - чёрные горы и чёрные пески. На стоянках каравана, утоляя голод баландой, чувствуя соль на трещинах губ, я увидел его таким, каким и должно видеть по Священному Писанию. Я узрел этот мир правильно - "юдолью горя и слёз". Так я избавился от второй приманки дьявола, имя которой - свобода.
В глазах Бамута плясали злые искры, но речь его лилась ровно, как воды летней Селенги. Что-то было в его взгляде знакомое. Так же смотрел и его воспитатель Маркуз. Такое же тягучее болото. Но Бату всё же ощутил тёплый прилив благодарности, захотелось взять посланца за рукав. Этот странный человек, плетущий что-то о гробах (?!!), уводил его мысли от Мутугана.
- Раньше, до Аллаха, бедуины Святой Земли верили, что в мире столько богов, сколько звёзд на небе. Боги поселились в глазах хозяйской дочери, похожих на бедуинские звёзды, согревавшие меня в пустыне Хиджаса. - "Дальняя стрела" вдруг улыбнулся. - Но что купцам до звёзд? Мой хозяин увидел только взгляд, и новый евнух попал в приданое к своей юной госпоже. Так я избавился от третьей приманки дьявола, имя которой - любовь. И Божественный Свет стал нестерпим, как пустынное солнце в полдень. Чего же ты ждёшь, тайджи? Будь же последней причиной моего освобождения.
- Значит, ты... - Бату подумал, что зря об это так нарочито споткнулся, ведь унизил.
- Да, тайджи, я - жалкий скопец, я больше не мужчина. - Глаза Боэмунда вдруг резко погасли, и сам он весь сжался.
- Ты мудр, Бамут, но не для себя, - отрезал царевич, - мужчина познаётся в свисте стрел и разговоре барабанов, а за плодовитость ценят племенного быка... - Бату вдруг осёкся и поёжился, представив это на себе. Растерявшись, он перевёл разговор на то, что было легче для Боэмунда и тяжелее для него самого. - Как ты попал к Мутугану? - Ему не нужно было об этом спрашивать, потому что заговорённое слово тут же отдалось в сердце свежей болью.
- Служители Святого Креста все ждали: по мусульманам с Востока ударит некий царь Давид, ведущий свой род от древних волхвов, - благодарно отозвался Боэмунд, - а ударили вы, монголы. Однако ваши воины-христиане всё же освобождали из рабства единоверцев... которыми они почему-то считали нас, католиков, а не ромеев. Тех - оставляли рабами.
- Среди монголов нет христиан. Тебя спасли кераиты или найманы, покорённые дедом за несколько лет до моего рождения. Их очень много в передовых туменах, - пояснил Бату. - Что до ромеев, а по нашему - мелькитов, так и мне кое-что известно. Даром, что матушка моего брата Орду самая что ни на есть христианка. Наши волхвы Мессии говорили: много сотен трав назад их главного прорицателя Нестория эти самые мелькиты прокляли на... - Бату наморщился, припоминая нужное слово, - сабо... соборе, что-то вроде курилтая.
С тех пор они друг друга ненавидят. Как мы, монголы, не выносим татар, например. И всё-таки чудно у вас, в Вечерних странах. Мёртвые гробы вместо живых господ... Да ещё собираете целый лес народа, чтобы кого-то там проклинать. Не понимаю.
- Я тоже, - снисходительно улыбнулся Бамут. - Ты знаешь многое, Бату-тайджи. Глупы наши соотечественники, считающие монголов варварами, вот и Мутуган...
- Знания бывают разные. Да, нас учили покорённые... Но Великий Чингис так и не умеет читать говорящую бумагу, ну и что? Грамотеи тоже лижут копыта монгольских коней - не помогла и грамота. "Варвары" - так вы называете всех, кто вам непонятен, - менее спокойно, чем хотел бы, отозвался царевич, помолчал и вернулся к старому: - Но как же ты всё-таки попал к Мутугану?
- Всё из-за "стрел и разговора барабанов", которые делают мужчину мужчиной, а не племенным быком, - Боэмунд улыбнулся покровительственно, - так мне твой друг Мутуган и сказал при встрече - вы правда очень похожи.
Это было здесь, в Бухаре. В тот знаменитый день, когда, вплетая пурпур в узоры на домах, ваши багатуры рыскали по сдавшемуся городу. Я ненавидел хозяина-купца, сделавшего меня уродом, но виноваты ли его малолетние отпрыски? Освобождённый вашими несторианами - их сотник сунул мне деревянную пайдзу, - я побежал спасать младших детей моего истязателя. По дороге какой-то ловкач вырвал заветную деревяшку из моих дырявых рук. В тот день из-за них просто грызлись. Ещё бы, ведь владелец такого знака оставался дышать! Но до своей-то жизни мне и дела не было, а передать пайдзу детям... очень я себя ругал за неуклюжесть, ну да ничего...
Ещё в Безье меня обучили разным хитростям, поэтому даже без оружия (и без пайдзы) я какое-то время не пускал ваших упрямых храбрецов к малышам. Потом до них таки добрались и вскинули на копья. Ведь в том богатом доме высокие потолки - есть куда поднимать.
Уворачиваясь, я выбежал из дома во двор, и тут мы встретились...
Его нухуры не верили, что я сподобился избежать их сабель, все щупали восхищённо, как юнцы. Так или иначе, но защитник из меня не вышел... И вот тогда я вдруг подумал о мести...
Услышав мою историю, Мутуган - он единственный из всех хорошо понимал по-тюркски, - удивлённо присвистнул и тут же приказал притащить на верёвочке незадачливого купца. Потом он дал мне в руки хозяйский ножик - лекарский такой, называется ал-мибда. Как раз для таких случаев, а ещё им кожу с живых снимать хорошо. Но я держал "орудие возмездия" со страхом, как змею.
"Мы пришли, чтобы искоренить таких вот тварей. Она твоя", - приободрил Мутуган, указав на купца. Он старался больше для своих, чем для меня (ведь каждый хочет резать по-доброму, да?) Меж тем мой достойный хозяин уподобился голосом нечистому животному, с которым так любил меня сравнивать. Он, кажется, понял, зачем мне дали ножик. - Боэмунд вскинул вновь повеселевшие глаза: слушают ли его?
Бату, плеснув себе в чашу вина, не пил, слушал.
- Легко ли объяснить, почему ты не хочешь мстить? - вздохнул посланец. - Я сказал тогда неправду, но Мутуган её принял. Я сказал: "Это ваша месть моими руками, спасибо, но мне нужна моя".
И тогда твой друг в первый раз меня удивил: "Отпустите эту мразь и дайте ей охранную пайдзу. Эй, купец, "внимание и повиновение". Тебе запрещено уезжать из города - будешь в прислуге у баурчи. Я не хочу забирать у этого человека его врага. Он ещё вернётся сюда. А ты... - обернулся он ко мне, - останешься со мной. Обучишь моих людей уклоняться от сабель так". И тут он как раз сказал эти слова... про "племенного быка" и "разговор барабанов". Но меня волновал не купец, нет...
- Та девушка с глазами-богами, да? - догадался Бату.
- Как ни странно, нашлась. У неё убили мужа, того самого, к кому я попал в дополнение к коврам. Бедняку погнали в хашар на стены Самарканда и вот... "какая ужасная развязка", как говорят в здешних сказках.
- И что?