- Чернокожий демон! - сквозь зубы прошипел он. - Нет, это поистине страшнейший из всех демонов и величайший из стратегов. Отходим! - вдруг закричал он. - Немедленно отходим! Коня мне! Быстрее!
Чуть позже Антигон узнал, что стратегу и его военачальникам удалось быстро разбросать уже вот-вот готовые превратиться в охваченное паникой скопище людей отряды наемников и ополченцев по флангам третьей линии и удлинить ее размах. Антигон так и не понял, каким образом Ганнибал сумел совершить это чудо. Затем шеренга ветеранов прогнулась и начала смыкать свои крылья вокруг наступавших принцепсов и триариев, уже начавших ломать свой строй. Будь у Ганнибала побольше конницы, она бы сейчас налетела на легионеров, окончательно сомкнула бы клещи и отрезала римлянам путь к отступлению. Тогда бы битва при Замах превратилась во вторые Канны.
Сципион сразу осознал, какая угроза нависла над его легионерами. Презрев опасность, он метался в самой гуще кровавого побоища на своем горячем, в позолоченной сбруе коне и вместе и центурионами разворачивал и отводил назад своих воинов. Загроможденное наваленными друг на друга телами убитых и раненых пространство, плохая видимость из-за закрывшего солнце облака пыли, общая толчея и неразбериха помешали отборным солдатам Ганнибала сомкнутым строем немедленно ударить по римлянам. Расчистка земли и соответственно вынужденное затишье длились чуть меньше часа, но за это время легионеры уже успели восстановить свои боевые порядки, и сражение возобновилось с прежней силой.
Неподалеку всадники Ганнибала, уведя по его приказу с поля битвы численно во много раз превосходящую их конницу противника, со звоном и лязгом сшиблись и перемешались с ней. В запыленное небо взметнулись пронзительные крики раненых и погибающих и хрипы взмыленных коней.
Бойцы Ганнибала бились насмерть. Но место одного поверженного врага тут же занимал второй, третий, четвертый. Еще державшиеся в седлах наездники изнемогали. Пот заливал им глаза, руки, сжимавшие окровавленные мечи, словно налились свинцом. Бой вылился во множество яростных единоборств. Один за другим валились бойцы на окрашенную кровью ломкую осеннюю траву. Почти все они погибли, и тогда конница Сципиона ринулась обратно. Впереди мчались нумидийцы Масиниссы. За ними, выставив перед собой копья и подняв мечи, скакали италийцы Лэлия. Их внезапное появление решило исход битвы.
Между тем на равнине перед войском Ганнибала уже забрезжила победа. Под яростным натиском уверенных в себе победителей при Каннах, на Тразименском озере, под Кротоном и еще во многих местах легионеры пятились все дальше и дальше. В их рядах то и дело возникали щели, куда немедленно вклинивались ветераны. Римские щиты трещали и раскалывались, как скорлупа, от их могучих ударов. Казалось, еще немного, и римляне дрогнут и обратятся в бегство, но тут Антигон заметил справа, возле оливковой рощи, густые клубы пыли, и сердце его кольнуло в недобром предчувствии. Он вдруг понял, что положение сейчас переменится в пользу Сципиона. Так и произошло. Натиск воинов Ганнибала резко ослаб. Отступавшие лет он еры воспрянули духом и с радостными воплями бросились вперед, а ворвавшаяся в долину с воем и свистом нумидийская конница ударила в самую середину растянутого строя ветеранов. Пятнадцатью минутами позже она бы наткнулась на выстроившихся четырехугольником, ощетинившихся копьями и прикрывшихся щитами солдат. При виде торжествующе размахивающего дротиком Масиниссы Антигон даже застонал и в бессильной ярости заскрипел зубами. Много лет назад именно нумидийцы во главе с дядей нынешнего царя массилов Наравасом принесли победу отцу Ганнибала.
В этот день Публий Корнелий Сципион держался очень замкнуто, почти ни с кем не разговаривал, и причина такого поведения была четко обозначена на его лице, сразу постаревшем лет на десять. Антигон прекрасно понимал, что консул в душе не мог не признать: поражение еще только больше выявило величие полководческого искусства Ганнибала. Победу его противнику удалось одержать лишь благодаря случайному стечению обстоятельств. Судьба просто подарила ему эти жалкие пятнадцать минут, ставшие роковыми в жизни целых государств и народов.
Предстояло еще свести кое с кем счеты, и Антигон решил это сделать, основательно подготовившись, не торопясь и без лишнего шума. Именно в эти смутные времена, когда в Карт-Хадаште множество людей погибли или бесследно исчезли - например, Аргиопу среди бела дня прямо на Большой улице убили разбойники, а о судьбе ее детей Антигон вообще ничего не знал, - лишний труп не вызвал бы ни у кого особого интереса. Еще немного, и их появилось бы гораздо больше, так как многие из соратников Сципиона предлагали немедленно приступить к осаде Карт-Хадашта. Однако консул решительно воспротивился этому. Ганнибал остался жив и по-прежнему был готов предоставить свой бесценный полководческий дар в распоряжение родного города, все еще располагавшего довольно большим флотом и весьма значительными средствами. Поэтому римлянин решил, что не стоит лишний раз искушать богов.
Вскоре было заключено перемирие, и Антигону туг же разрешили вернуться в Карт-Хадашт, где, как рассказал ему перед отъездом один из трибунов, все еще имелись люди, выступавшие за продолжение войны. Особенно яростно призывал к этому в Совете считавшийся сторонником Баркидов Гискон, и спешно возвратившемуся на корабле из Гадрумета Ганнибалу даже пришлось собственноручно стаскивать его с возвышения для ораторов. Для подписания трехмесячного перемирия в римский лагерь приехали послы во главе с Гадзрубалом Козлом. ("Он и впрямь такой же вонючий и грязный", - откровенно заявил трибун.) Условия были поставлены очень жесткие: Карт-Хадашт должен был обязаться возместить весь ущерб за захват выброшенных штормом на берег римских кораблей, выдать еще двести восемьдесят талантов серебра на содержание римских войск на своей территории и отдать в заложники сто пятьдесят юношей из знатных семей. Взамен Сципион обещал лишь по возможности положить конец бесчинствам своих легионеров.
Накануне объявления обещавших быть еще более жесткими условий мирного договора один из находившихся в римской армии сенаторов даже предложил потребовать немедленной выдачи Ганнибала. Легаты и трибуны предпочли промолчать, выросший вместе со стратегом Масинисса немедленно удалился, а Публий Корнелий Сципион неторопливо вытащил меч и протянул его рукоятью вперед сенатору со словами:
- Можно требовать выдачи статуи Марса, но не самого бога войны. Твое требование повлечет за собой возобновление военных действий. Но тогда войсками пусть командует кто-нибудь другой. Всему есть предел.
После освобождения Антигон провел какое-то время в своем имении и, наведя там порядок, отправился в Карт-Хадашт. Зима выдалась очень холодной, ночью ручьи даже покрывались тонкой коркой льда. Душа Антигона также словно обледенела. Будущим летом ему должно было исполниться шестьдесят семь, городу пошел шестьсот четырнадцатый год, и конец их обоих был уже близок. Новую границу Карт-Хадашта римляне то ли по недомыслию, то ли с точным расчетом обозначили недостаточно четко. Она приблизительно совпадала с линией возведенных давным-давно и уже начавших рушиться укреплений, которая начиналась где-то между Утикой и Гиппоном и восточнее Карт-Хадашта огибала побережье там, где к нему примыкал остров Менинкс. Говорили, что вдоль ее отдельных участков был когда-то вырыт глубокий ров, но Антигон во время своих многочисленных поездок так ни разу и не обнаружил каких-либо его следов. Было также неясно, разрешит ли Рим вести войну, если Масинисса, по-прежнему мечтавший о создании огромной нумидийской державы на пунийской части Ливии, перейдет плохо защищенный пограничный рубеж.
Отныне он навсегда отделил Карт-Хадашт от длинной прибрежной полосы, упиравшейся в границу между Египтом и Киреной. Торговать с оставшимися там исконно пунийскими купеческими поселениями вроде бы не запрещалось, но никакой прибыли казна Карт-Хадашта уже не получала. Не поступали теперь туда серебро из Иберии, олово - из Британии и золото с ливийских берегов Внешнего моря. Утрачены были Новый Карт-Хадашт, древний Гадир, Игнали (на его месте Сципион заложил город Италику для своих ветеранов), Карт-Юба, Майнже и основанные пятьсот лет назад поселения и города на Балеарских островах. Ныне Карт-Хадашт был подобен человеку, которого связали по рукам и ногам и вдобавок еще кастрировали. Его обрекли на дружбу с Римом, но Вечный город наотрез отказался брать на себя какие-либо обязательства по отношению к бывшему врагу. "Песчаному банку", считавшемуся одним из наиболее надежных учреждений такого рода в богатом и могущественном Карт-Хадаште, в недалеком будущем предстояло влачить жалкое существование в фактически разграбленном, лишенном важнейших атрибутов власти городе, чьи поручительства уже никто бы не принимал всерьез. А на Востоке, куда банк постепенно переводил свои немалые средства, Филипп Македонский и Антиох, объединившись, пошли войной на Египет, которым правил юный, еще не достигший совершеннолетия Птолемей V. Они уже захватили часть его владений в Азии и на островах Эгейского моря. Таким образом, банку пришлось здесь также значительно сузить сферу своей деятельности.