Ага-бий сделал омовение лица, давая понять гостям, что с забавами покончено и пора приступать к делу. Он же объявил нынче совет, а коли объявил, надо и вести его.
Джигиты повторили вслед за Ерназаром омовение и замерли, ожидая от ага-бия и его помощников каких-то важных сообщений.
Ерназар обратился к сидевпшму по правую руку от него Фазылу:
- Ну, судья, есть нынче желающие присоединиться к нам?
- Желающих много, ага-бий, но отобрали мы толь ко двух, - ответил, чуть приподнявшись, Фазыл. - Первый - юноша по имени Ерназар, сын Кабыл-бия из рода кенегес…
- Братец Фазыл, не называй никого по родам, не разделять надо людей, а объединять. Пусть все считают себя сынами одного племени - каракалпаков.
- Хорошо, великий ага-бий! Но я побоялся, как бы не спутали джигитов с одинаковыми именами. Пусть вместо рода будет другое определение. Назову сына Кабыл-бия Ерназаром-младшим.
Маулен-желтый, как уже известно, никогда прежде не встревавший в чужой разговор, нынче стал словоохотливым. Не успел судья Фазыл закончить свою мысль, Маулен тут же вставил словечко:
- Вот меня кличут Маулен-кандекли, то есть Маулен из рода кандекли. И я с этим смирился, единственно чтобы не огорчать своих кичливых родственников. Они считают себя избранниками божьими и хотят видеть каждого кандекли или муллой, или сборщиком налогов, или казначеем хана. Мне тоже советуют выбрать для себя какую-нибудь важную должность…
- Какую же должность ты хотел бы занять, брат Маулен? - глянул настороженно на хозяина юрты Ерназар.
- Любую, но лучше ту, которая повыше.
- Для степняка, отмеченного копьем жены, выше должности, чем глава семьи, нет, - сказал ага-бий. - Но и с ней ты не справляешься.
Напоминание о копье вызвало вновь веселое оживление в юрте. Джигиты показывали пальцами на Маулена-желтого и насмешливо выкрикивали: "Отбери у жены копье, это оружие мужчины!"
Скорбная гримаса исказила лицо Маулена. Никто не видел его таким огорченным и печальным. Оказывается, нерасторопный, бестолковый и забывчивый Маулен мечтал о высокой должности при ага-бии! И вот эту мечту его погасили.
Мечту Маулена погасили, а вот обиду и злобу в сердце зажгли. Кинул он ненавидящий взгляд на ага-бия и вышел из юрты.
- Кто знает юношу Ерназара-младшего и что может о нем сказать? - спросил ага-бий, когда хозяин юрты удалился.
Приподнялся с паласа есаул Артык.
- Наш новый агабиец учился в одном медресе с Сеидмухамедом, младшим братом хивинского хана, что правит ныне в добром здравии нами. Духовные отцы укрепили в нем веру в силу и справедливость всевышнего, одарили его знаниями, воспитали чувство уважения и преданности власти, освященной аллахом…
Торжественная и льстивая речь есаула поразила всех, никто так громко не восхвалял вступающего в совет агабийцев. Никому в голову не приходило ставить новичка выше остальных участников зияпата. Неловко почувствовали себя джигиты и опустили стыдливо глаза, будто провинились в чем-то перед этим воспитанником ханского медресе.
- Воспитали чувство уважения и преданности власти, освященной аллахом, - повторил Ерназар, пытливо рассматривая юного агабийца.
Худеньким, хрупким был этот однокашник ханского брата. На бледном лице его горели черные, пронзительно смелые глаза. Он, кажется, все видел насквозь и все понимал. Ум светился во взгляде, ум взрослого, многоопытного человека. Но не добрый ум - скрытный, завистливый. Многого хотел этот юноша и ко многому стремился. Торопливости, однако, в его характере не было. Он знал, сколько надо сделать шагов, чтобы достичь цели. Цель, видимо, у него была дерзкая. И идти к ней надо отсюда, из юрты Маулена-желтого. Так решил юноша.
- Повелевайте, великий ага-бий! - дрожащим от волнения голосом произнес Ерназар-младший. Голова была поднята, глаза преданно смотрели на предводителя агабийцев.
- Не время повелевать, - холодно заметил Ерназар. - Повтори правила игры нашей!
Звонко, как камешки, падающие на сухую землю, прозвучали слова юноши:
- Если я совершу неблаговидный поступок, провинюсь перед моим народом, не выполню повеление великого ага-бия, пусть бог проклянет меня! Пусть великий бий выколет мне глаза!
Страшным было наказание, ожидающее провинившегося. Произнес же клятву юноша легко, с радостью какой-то, будто пел веселую песню.
- Искренен ли ты, клянясь в верности народу?
- Искренен! Бог тому свидетель.
Ерназар не поверил сказанному, тревожное сомнение вселилось в него с первых слов, произнесенных юношей. Слишком торопливо и уверенно произносил их. Но что сомнения! Не запятнал себя ничем Ерназар-младший и, дай бог, не запятнает.
- Считай себя, Ерназар, нашим братом!
Юноша направился к своему месту на паласе. Но прежде чем сесть, сказал:
- Великий ага-бий! Повелите следующий зияпат устроить в моей юрте. Отец сочтет за честь принять всех вас у себя, а мне выпадет счастье служить вам!
Снова голос его дрожал от волнения. И волнение это подкупало. Порядок, правда, заведенный ага-бием, не допускал нарушения очередности. Нельзя забегать вперед новичку, отодвигая старых членов игры. Но и не уважить просьбу юноши тоже нельзя. Обидишь отказом, а обида что просяное зерно, брошенное в землю, прорастет, поднимется, даст сто зерен. Сто обид нужны ли?
Ага-бий отщипнул от лепешки кусочек и, поманив к себе Ерназара-младшего, вложил хлеб ему в рот. Согласие на устройство зияпата в юрте новичка было дано.
Судья Фазыл представил второго новичка:
- Мадреим, сын покойного муллы Реима из рода ктай. Он старше многих из нас, ему тридцать лет… Ну, Мадреим, не робей, покажись джигитам!
Мадреим предстал перед собравшимися - худущий, черный, будто обуглившийся тополь.
- Вот я…
Неугомонный джигит, все время подававший голос без позволения ага-бия, снова вылез с вопросом:
- Почему так долго не вступал в игру? Мадреим стал чесать затылок, обдумывая, как ответить. Думал он долго, так долго, что терпение у настырного джигита лопнуло и он подтолкнул новичка:
- Да ты ищи ответ не на затылке, а в голове.
- И там нет ответа. Не знаю, почему не вступал в игру. Среди знатных и умных людей мне вроде не место. Я и нынче боялся войти…
- Вошел, однако, - сказал Ерназар. - А раз вошел, то и останешься с нами. Правила запомнил?
Мадреим опять принялся чесать затылок.
- Знает он правила, - заверил судья Фазыл. - От робости язык не поворачивается.
- Верно, не поворачивается, - согласился Мадреим.
- Побудешь с нами, начнет ворочаться - и хорошо ворочаться. - Ерназар улыбнулся новичку и тем поздравил его со вступлением в ряды агабийцев. Джигитам сказал:-Потеснитесь-ка, братцы, дайте место Мадреиму.
На этом церемония приема в игру не закончилась. Судья Фазыл стал, вроде Мадреима, чесать затылок и пожимать плечами.
- Что ты маешься, Фазыл? - полюбопытствовал ага-бий.
- Да вот не знаю, как поступить. Просится к нам в игру степняк из чужого аула, правила наши принял, клятву верности делу уже дал…
- Чего же медлишь?
- Казах он… Игра наша каракалпакская, и все мы - каракалпаки.
- Кто он, этот казах?
Табунщик Зарлык, торе из потомков Чингисхана.
- О-о! - пронеслось по юрте. Потомков Чингисхана среди агабийцев не было. Престижно для каждого степняка сидеть рядом с человеком, в жилах которого течет кровь великого хана.
- Есаул Артык, зови сюда Зарлыка! - приказал Ерназар.
Артык выскочил из юрты и через мгновение какое-то вернулся в сопровождении высокого, стройного красавца с раскосыми черными глазами. Шепот удивления и восхищения пронесся по юрте.
- Расскажи о себе! - попросил ага-бий.
- Я пасу лошадей Батык-бая. Хозяин мой, прослышав про игру "ага-бий", послал меня сюда со словами приветствия и просьбой, если сочтете возможным, принять его табунщика в ваш круг. Зияпат, когда наступит срок, будет устроен Батык-баем.
Ерназару понравилась прямота, с которой произнесены были слова табунщиком. Без лести обращался он к ага-бию, без низкого поклона входил в юрту совета. Достоинство вольного степняка не привык ронять.
- Ел ли ты когда-нибудь с каракалпаком из одной миски? - поинтересовался ага-бий.
- Ел, и не раз.
- Прикрывался ли с каракалпаком одним тулупом во время бурана?
- Прикрывался.
-; Обоим ли было тепло?
- Обоим. Не замерз, как видите, ага-бий! Ерназар одобрительно покачал головой и сказал душевно:
- Когда едят из одной миски и прикрываются одним тулупом - становятся братьями. Мы принимаем тебя в свой круг, как брата, Зарлык.
Зарлык склонил голову, благодаря ага-бия за доброту.
- Ты больше не чешешь затылок, Фазыл, значит, конь твой больше не спотыкается? - усмехнулся Ерназар.
- Спотыкается, великий ага-бий.
- Что еще за камень на нашем пути? И велик ли?
- Велик… У стремянного Айдос-бия, Доспана, остались сироты - дочь и сын. Дочери минуло шестнадцать, сыну - тринадцать. Оба хотят стать агабийца-ми. Я прогнал их. Не место среди нас безродным и бездомным…
- Дочь Доспана - красавица! - бросил кто-то восхищенно.
Джигиты шепотком повторили: "Красавица!"
- Красота не ярлык на бийство, - заметил раздраженно Фазыл.
С укором посмотрел на чванливого судью своего Ерназар.
- Красота, верно, не ярлык на бийство. Однако и не след от проказы, за который изгоняют из аула, - произнес с горечью Ерназар. - Если нищий не получил хлеб из твоих рук сегодня, пусть уйдет с надеждой, что получит его завтра. Оставил ты надежду в сердцах детей Доспана?