- Ваше благородие, нельзя вам, как в прошлый раз, впереди всех. Идите себе опозаду. Нехай уж мы передом пойдём. А вы только за порядком глядите...
В ответ смеётся Бирилёв, а Шевченко неодобрительно качает головой.
Шевченко силы необыкновенной. Однажды ворвался во вражескую траншею, иначе ложемент, захватил мортиру и на спине приволок её к своим. А пушечка та не менее пуда весом. Таким же путём - на закорках - этот богатырь доставил с поля боя в плен английского полковника Келли. Не успел Бирилёв шпагу у офицера забрать, как тот уже оказался на могучей спине Игната.
Построились, подтянулись к самым передним своим линиям. Только, как всегда, надо ждать, пока смеркнется и взойдёт луна. Она - проводник. С ней веселее! В лунном свете охотникам хорошо видать и своих, и неприятеля. А врагу, который не знает, с какой стороны на этот раз подберутся русские, слабое лунное сияние - не союзник. Тут все фонари запали, тогда лишь углядишь, как, прижавшись к земле, прячась, словно ящерицы за камнями, подкрадываются матросы и солдаты.
- Вольно, ребята, пока разойдись! - командует Бирилёв. - Кто не выспался днём, подремли, кто хочет курить - смоли в рукав, чтобы огня не видать...
Где там дремать! Свернув самокрутки, сгрудились возле своего кареглазого лейтенанта. Многие только здесь, под Севастополем, начали ходить на вылазки, а их командир ещё на Кавказском побережье водил в бой пластунов. Ещё до этой, Крымской войны. А потом на море воевал и в Синопском бою сражался с вражеским фрегатом "Таиф".
- Эх, сейчас бы, ваше благородие, кабы наш флот был цел, зайти бы французику и англичанину с тыла и все их корабли взять на абордаж! - мечтательно произнёс Пётр Кошка.
- А ты здесь, на суше, вон какого коня на абордаж подцепил, - под общий хохот матросов и солдат сострил записной балагур Елисеев.
Все вспомнили, как на глазах у неприятеля, из-под самого его носа Кошка пригнал к своим великолепного, арабской стати офицерского коня. Стреляли по смелому всаднику, но догони ветра в поле!..
- А ну, служивые, кажись, наша летит! - прокричал Рыбаков. - Поберегись!
Очерчивая в небе огненный след, со свистом рассекая воздух, с неприятельской стороны стремительно неслась бомба. Многие предусмотрительно легли, лишь Бирилёв, Кошка и Елисеев продолжали сидеть на земле, как ни в чём не бывало.
- Не к нам, - спокойно произнёс Бирилёв, определив по слуху направление полёта бомбы.
- Чужая, вашблагородь, к другим в гости собралась, - подтвердил Елисеев, и все обернулись назад, в тыл наших позиций, где через несколько мгновений поднялся столб дыма и вздрогнула под ногами земля.
Шевченко не одобрил поведение лейтенанта и других смельчаков:
- Вы, ваше благородие, того... Не глядите на этих зубоскалов, а то не ровен час...
- Двум смертям не бывать, а одной!.. - Бирилёв подхватился на ноги и скомандовал: - Стройся!
Зашевелились, оборвалась припевка, которую кто-то успел тихонечко затянуть:
Бейтесь, бейтесь, каблучки,
Разбивайтесь, башмачки.
Мне не матушка дала,
Я сама их добыла.
И-эх!..
- Вот что, братцы. Держать строй - локоть к локтю, плечо к плечу, - оглядел охотников Бирилёв. - Иначе перебьют по одному. А так, колонной, навалимся все разом - и не одолеть нас... Если я буду убит, слушать команду подпоручика Игнатьева... Вперёд, марш!
Сначала строем, потом цепью, и вот уже рядом вражеские ложементы.
- Кто идёт? - испуганно вскрикивает французский часовой.
- Русские! - по-французски отвечает Бирилёв и, обернувшись к своим: - На штурм, молодцы!
Слитный треск ружейных залпов разносится над высотами, занятыми врагом. Но напорист, неудержим натиск охотников. Уже захвачены две линии ложементов. У самых проворных - в руках ерши и молотки. Металлический ёрш - в дуло вражеской пушки, удар молотком - и заклёпаны их жерла. Стучат кирки и лопаты - срыты в одно мгновение платформы, на которых стояли орудия.
- Отходи! - приказывает Бирилёв. - Доложить об убитых, раненых и пленных. - И обгоняя колонну: - Благодарю за службу, спасибо, братцы!..
Боткин встал и заходил по кабинету.
- Да-с, было время, - произнёс он, - Я как раз закончил университетский курс - и в Крым. Знаменитый наш Пирогов направил меня в Симферополь. Что там творилось! Каждый день из Севастополя прибывало по тысяче раненых, а госпитальных помещений в общепринятом смысле нет. Под палаты заняты все мало-мальски пригодные дома. В них выбиты стёкла, грязь. Начались инфекции... Впрочем, не мне вам это рассказывать. Вы видели всё собственными глазами. Но вам-то самим каково было в севастопольском аду! Канонада днём и ночью. Не город, а ступа, как метко говорили тогда солдаты. А вы ночами выходите со своими богатырями на вылазку! Это же надо - подойти вплотную к укреплениям противника, "ура" - и враг разбит... Что ни говорите, перед такими, как вы и ваши товарищи, Россия и сейчас должна шапку снимать!..
Лицо Бирилёва слегка побледнело, и это заметила Мари, привставшая со стула. Но Николай Алексеевич жестом показал, чтобы она не беспокоилась и села.
- К сожалению, те, перед которыми я не только обнажил бы голову, но и припал бы к земле, остались навечно там... - глухо, как бы запинаясь, произнёс Бирилёв.
- Несметны жертвы России в той войне, - поддержал Боткин. - И что всего обиднее - напрасны...
"Вот оно, главное сомнение, которое уже десять лет не покидает меня ни на один день! - подумал Бирилёв. - Значит, и тогда всё было понапрасну?.. Тогда, в ту самую ночь?.."
Перед глазами Бирилёва кружатся стены комнаты, медленно плывут пол и потолок. Но нет, это не очередной приступ болезни. Она пока не подкралась, не подошла вплотную.
Прямо перед ним - грудь в грудь - цепь чужих солдат.
- Ваше благородие, назад! У них ружья, целят прямо в вас!..
Сколько раз слышал лейтенант Бирилёв от своего денщика, от своего заботливого дядьки:
- Поберегите себя, вашбродь...
Но о чём Шевченко предупреждает сейчас, о каких солдатах и ружьях, когда надо выбить противника из его укреплений? Вот же близко, совсем рядом они.
Сабля наголо, в левой руке пистолет:
- Вперёд, на штурм, братцы!
Ударили в лицо всплески огня. Только краешком глаза успел заметить пламя из неприятельских стволов, и заслонились они чем-то плотным, возникшим перед ним. И следом оглушающий треск в ушах: "Та-та, трах!.."
Что-то тяжёлое падает Бирилёву на грудь, сбивает с ног. Шевченко! Игнат! Что с ним?
Бирилёв упал на колени, разорвал матросскую рубаху - кровь.
И доходит до сознания, прожигает всего с головы до пят: "Он заслонил меня от залпа, спас от пуль. Он не пожалел своей жизни, чтобы спасти меня..."
Матросы поднимают тело Шевченко, помогают встать лейтенанту...
Медленно движутся стены и потолок. И так же медленно останавливают своё кружение.
Никто не ответит ему на главный, мучительный вопрос: зачем Игнат тогда?.. Наверное, никто никогда не ответит...
- Ну-с, чему обязан? - прерывает видения Бирилёва голос Боткина. - Кто мой пациент? Не вы ли, очаровательная Мария Фёдоровна?
- Благодарю, пока не я, - старается улыбнуться Мари и говорит о цели визита.
Боткин подносит к глазам пенсне, просит Николая Алексеевича рассказать о симптомах, а сам в это время быстро ощупывает затылочную кость Бирилёва.
- Не больно? А так?.. Нет, нет, вы сидите спокойно, дайте мне как следует потрогать это место...
- Простите, но этого не может быть! - вдруг изумлённо произносит Бирилёв. - Прошло десять лет после контузии. Неужели это она, та картечная пуля?
Севастополь... Шестое мая пятьдесят пятого года... Бирилёв, уже капитан-лейтенант, пожалованный званием флигель-адъютанта свиты императора, назначен заведовать аванпостами против Зелёной горы. Там - сильно укреплённые позиции неприятеля, которые следует атаковать предстоящей ночью.
Вышел на разведку, чтобы лучше изучить местность, выбрать удобные подходы, и вдруг рядом разорвался снаряд. Отбросило взрывной волной, ни один осколок не зацепил. Только тупо ударило в затылок. Когда пришёл в себя, рядом с фуражкой, лежащей на земле, увидел круглую, размером с вишенку, картечную пулю. И опять потерял сознание. Очнулся только на госпитальной койке, куда его на шинели принесли друзья-матросы.
В госпитале - до конца июля, а затем трёхмесячное лечение за границей, на курорте в Висбадене. И снова - служба. Так неужели через десять лет та круглая маленькая пуля опять догнала его, уже забывшего и о ней самой, и о том далёком дне?..
- Неужели это она, та пуля? - повторяет Бирилёв.
- Пока ничего определённого сказать не могу, - разводит руками Боткин. - Я сам полагал, что вы счастливо выкарабкались тогда из объятий смерти. Всё это так. Но - не скрою от вас - иногда рецидивы контузий возникают спустя многие годы. Поэтому мой совет - немедленно отпуск. Да, отпуск, по крайней мере на полгода или даже год. Спокойная, без напряжения жизнь в деревне.
Доктор быстро написал рецепт.
- Если болезнь обострится, принимать йод. Надеюсь, ваше состояние скоро придёт в норму - и тогда, уверен, мы продолжим наши крымские воспоминания не в этом кабинете, а в более непринуждённой обстановке...
Когда простились и Сергей Петрович уже проводил Бирилёвых до выхода, Мари остановилась:
- Извини, Николенька, я забыла у Сергея Петровича свою сумочку.
Она вернулась в кабинет и, глядя прямо в глаза Боткину, спросила:
- Это серьёзно?
Боткин только на мгновение задумался, потом широко улыбнулся: