3
Весна спустилась в долину, крепко обняла землю. Теплый ветер в один день смел с южных склонов снег, как рыбью чешую. Вскоре и на северных склонах одрябли снега и поплыли с гор, словно мыльная пена.
Веселой вереницей проносились дни. Реки гремели стопудовыми камнями, играли вековыми деревьями, подбрасывая их над лохматыми волнами и снова подхватывая.
На крутом повороте, недалеко от села, река вместе с лесом-плавником выкинула на берег синий, вздувшийся труп. И никак нельзя было узнать, Таланкеленг ли это или кто другой.
Глава десятая
1
Никогда Миликей Охлупнев не был так доволен жизнью, как сейчас: он чувствовал себя очень нужным человеком. Не проходило не только дня, а даже часа, чтобы кто-нибудь из алтайцев не обращался к нему за советом. Он охотно учил людей новому для них делу. Да и сам он от своих новых друзей научился многому. Он мог теперь безошибочно читать следы зверей на снегу, по зубам определял возраст лошадей и коров, знал, на какой траве лучше всего пасти отары овец.
Федор Копосов, приезжая в долину, всегда заходил к нему и начинал расспрашивать:
- Ну, дорогой мой, как дела? Как успехи?..
Интересовался всем - до мелочей.
Разговаривая с ним, Миликей Никандрович особенно остро чувствовал, что он здесь не простой колхозник, знающий земледелие, а посланец русского народа. Ему, Охлупневу, многое доверено, и обо всех хороших переменах здесь он будет отчитываться не только перед своей совестью - перед народом, перед партийным руководством аймака. Дело, которым он был занят, сближало его с партией.
- Не скучаешь по семье? - спросил его однажды Копосов.
- Да ведь как сказать… - замялся Охлупнев. - Дети выросли, живут на особицу. А супругу охота сюда перетянуть.
- Хорошее дело! Очень хорошее!.. Не пробовал уговаривать?
- Нет еще. Надо исподволь, осторожненько.
- Думаешь, опять начнет холсты ткать? - рассмеялся Копосов.
- Может, что-нибудь другое придумает. Кто ее знает.
- А я заеду, поговорю с ней. Не возражаешь? Скажу, что ты стосковался по ней, что долина здесь хорошая, речка веселая. Расхвалю все. И Черепухину скажу: пусть поможет переехать. Договорились?
Охлупнев качнул головой…
На новом месте он подружился со многими. Но в успех дела особенно верил, когда был дома Борлай, а сейчас ему очень не хватало своего первого друга.
Отгремели ручьи на солнечных склонах, оттаяла земля, расцвел лиловый кандык на лесных полянках, - пора начинать пахоту, а Борлая все не было. Старики в аилах перешептывались и вздыхали, опасаясь чего-то недоброго. Байрым, Чумар и Сенюш, переходя из аила в аил, подолгу беседовали у костров. Потом рассказывали Охлупневу:
- Волнуются люди… Пахать - непривычное дело.
Борлай приехал в отпуск.
- Хорошо, что не припоздал! - воскликнул Миликей Никандрович. И поспешил обрадовать Борлая: дети его здоровы, он сам за ними приглядывал. Потом заговорил о делах. - Покамест чайник в печке греется, пойдем семена посмотрим.
Он привел его в амбар, где стояли мешки с пшеничным зерном.
- Вот, полюбуйся! - зачерпнул семена ладонью и покачал перед глазами. - Отборная! Можно сказать, не пшеница, а бобы! Постарались наши коммунары - приготовили хороший подарочек.
- Спасибо тебе, дружок, - Токушев снял перед Миликеем шапку.
К чаю пришли Сенюш и Байрым. Борлай из большой кожаной сумы достал сахар, колбасу, но Охлупнев остановил его:
- Отнеси ребятишкам. Пусть Чечек попробует городской пищи… А для нас и козлятина хороша.
Миликей вытащил из печи большую сковороду с мясом и поставил на стол…
После завтрака, заседлав лошадей, они вчетвером отправились на пологий склон долины. Там, остановив коня, Охлупнев рассказывал:
- Пахать будем здесь. А воду возьмем вон из той речки. - Он показал на серебристый поток, сверкавший среди камней, обросших зеленым мхом. - Прокопаем арык и начнем поливать.
- Людмила Владимировна смотрела, - сообщил Сенюш, - сказала: "Хорошо будет".
- И я думаю, что неплохо, - подхватил Охлупнев. - Не зря стараемся!..
2
В сумерки к избушке Миликея Никандровича собрались соседи, сели в кружок. Борлай долго рассказывал им, как он учился в городе, как на машине ехал домой по новой, одетой камнем дороге. Внизу лежали тюки с товарами для кооперативных лавок, а наверху сидел он - пассажир. Не только деревья - горы мелькали перед ним, как в сказке. За один день перекинулись из города в Агаш. На больших заводах делают эти машины! Скоро их будет много. Очень много. Они побегут по всем дорогам, по степям и долинам. И алтайцы научатся управлять ими, так же как сейчас управляют резвыми скакунами.
Слушатели разошлись, когда на темно-синем небе, точно в озере, кувшинками расцвели звезды. Дым над аилами заколыхался, словно молодые водоросли на речных камнях.
Захватив подарки, Борлай отправился к брату. Заглянул в его новую избушку: просторно, тихо и пусто.
"Значит, Байрым, как и его соседи, с первым весенним солнцем тоже перебрался в аил. Не привыкли еще в избушках летом жить".
Вспомнил город. Однажды, проходя по улице, увидел старую алтайку у костерка, разведенного возле самого тротуара. Она курила трубку и задумчиво смотрела в огонь. Борлай заговорил с ней, и она указала рукой на второй этаж:
- Сын там живет. А мне, старому человеку, там худо. Кости по огню соскучились, нос - по запаху дыма.
"Муйна, наверно, тоже соскучилась по дыму", - подумал Борлай и направился в аил, стоявший против избушки.
Брата не было дома. Он уехал на ночную охоту за куранами.
Муйна, сидя у костра, кормила грудью своего сына. Мальчик теребил темную кожу пухлыми ручонками. Анчи ползал около коленей. Отец, почувствовав прилив крови к лицу, отвернулся: ему показалось, что сынок исхудал. Муйна оторвала от груди своего ребенка, взяла Анчи и сунула ему тот же сосок. Ее сын, закинув голову, пронзительно заревел. Она шлепнула его по лбу, дернула за ручонку к себе на колени и подала ему второй сосок.
- Все выдоили и еще кричите. Покою от вас нет!
Чтобы не думать о сыне, Борлай перевел взгляд на Чечек. Девочка спала на земле, завернутая в старые шубные обрывки.
"Личико у нее налилось румянцем, как малиновая ягодка. Красивая девка вырастет, умная. На доктора бы выучить ее".
Он угостил Муйну дорогими папиросами и отдал подарки.
Лицо ее посветлело, она спросила:
- Когда совсем домой приедешь?
- Летом, - ответил Борлай, а сам подумал: "Она опять хочет спросить: "Когда женишься и детей от меня возьмешь?" А что я ей скажу?"
Он встал и направился к выходу.
- Завтра утром приходи, - пригласила Муйна. - Муж мяса привезет. Арака маленько есть.
- Утром надо сеять.
- Чечек спрашивает про тебя: "Где отец?" А у тебя времени для нее нет… С чужими говорить ты время находишь.
- Днем приду, - пообещал Борлай, уходя из аила.
"Жениться надо, - думал он по пути к избушке Охлупнева. - А такую женщину, которая бросила бы все старые привычки, найти нелегко. У меня скоро седой волос появится, Молодую брать не годится, а бабы в годах за старые обычаи, как за кисет с табаком, держатся. Где найти себе друга, детям - мать?"