- Надежа православный царь, то все неправда, а правда одна - не по любви я тебе служил и честь свою боярскую поганил, а с горя-горького. А жизнь мне давно опротивела.
Вяземский отвернулся.
- Отведите его! - сказал царь. - Я положу ему казнь по заслугам его. А колдуна отыскать, привести в Слободу и допросить пристрастно! Велика злоба дьявола, князя мира сего, - продолжал Иоанн, подняв очи к небу. - Он, подобно льву рыкающему, ходит вокруг, ищуще пожрать мя, и даже в синклите моем находит усердных слуг себе. Но я уповаю на милость Божию и, с помощью Господа, не дам укорениться измене на Руси.
Иоанн сошел с помоста и, сев на коня, отправился ко дворцу, окруженный безмолвной толпою опричников. Малюта подошел к Вяземскому с веревкой в руках.
- Не взыщи, князь! - сказал он с усмешкой, скручивая ему руки назад. - Наше дело холопское!
В царской опочивальне, кроме постели с голыми досками, на которой царь усмирял плоть, была еще и другая постель, устланная мягкими мехами и пуховиками.
Сейчас царь возлежал на ней, ласково поглядывая на своих любимцев. Здесь были все, кроме Бориса Годунова. Остановил взор на Грязном, который явно мучался с великого перебора.
- Подыхаешь, Вася? - усмехнулся царь. - Кравчий, подать ему братину романеи, аль венгерского!
Федор Басманов подошел к ставцу, налил огромную братину вина. Взял ее обеими руками и, поклонившись, подал Грязному. Тот, поклонившись царю, одним духом опорожнил полуведерную братину, перевел дыхание.
- От нынешнего дни будешь пить токмо с моего дозволения, - сказал ему царь.
Грязной в испуге выпучил глаза.
- Воля твоя, государь, - прошептал он. - Лучше вели казнить.
Царь засмеялся, погрозил ему пальцем. Начал новую речь:
- Помню, встретил я тут, во время объезда по моим весям, потешных людишек. Медведь с ними был. Уж так ловко плясал, что я со смеху покатился. А потом окажись в той медвежьей-то шкуре мужик! - Царь пристально посмотрел на Федора Басманова. - А вот ты, Федя, мог бы в медвежьей шкуре сплясать, меня потешить?
Федор не без дерзости взглянул в очи царя.
- В чем я, государь, для тебя не плясал! Как только не потешал. Да вот ты-то совсем не желаешь меня пожаловать.
- А чем же тебе пожаловать, Федя?
- А хоша бы оружничным своим заместо Афоньки Вяземского.
- Оружничий должность высокая, Федя.
- А я что ль не достоин, государь?
- Отчего же. Может, ты и поболе чего достоин.
Грязной и другие опричники с ревностью смотрели на Басманова. В это время дверь открылась, и в опочивальне появился Малюта.
- Войди, Лукьяныч! - сказал приветливо царь. - С какой вестью тебя Бог принес?
Выражение лица Малюты было таинственно, и в нем проглядывала злобная радость. Переглянувшись с царем и покосившись на Федора Басманова, он стал креститься на образа.
- Откуда ты? - спросил Иоанн, подмигнув неприметно Скуратову.
- Из тюрьмы, государь, колдуна пытал.
- Ну, что же? - спросил царь и бросил беглый взгляд на Басманова.
- Бормотал поначалу, не разобрать что. А когда стали мы ему вертлюги ломать, сознался: "Езживал, дескать, ко мне не один Вяземский, а и Федор Алексеич Басманов, корень-де взял у меня и носит тот корень на шее. - Басманов побледнел. - А как стали мы прижигать ему подошвы, так и показал он, что хотел тем корнем Федька твое государское здоровье испортить.
Иоанн пристально посмотрел на Федора Басманова, который зашатался под этим взглядом.
- Батюшка-царь! - сказал он. - Охота тебе слушать, что мельник говорит! Кабы я знался с ним, стал бы я на него показывать?
- А вот и увидим. Расстегни-ка свой кафтан, посмотрим, что у тебя на шее?
- Нет у меня ничего кроме креста да образов, государь.
- Расстегни кафтан! - повторил Иван Васильевич.
Басманов судорожно отстегнул верхние пуговицы.
- Изволь, - Басманов шагнул к Иоанну и подал цепь с образами.
Но царь, кроме цепи, успел заметить еще шелковый гайтан на шее Басманова. Полусидевший на постели, он поднялся вперед.
- А это что? - он рванул ворот рубахи и содрал с шеи Басманова гайтан с ладанкой.
- Это, - проговорил Басманов, делая над собой последнее отчаянное усилие, - это, государь… материнское благословение.
- Посмотрим благословение! - царь передал ладанку Грязному. - Распори ее, Васюк!
Грязной распорол ножом оболочку и высыпал что-то на маленький столик у постели царя.
Все с любопытством нагнулись и увидели какие-то корешки, перемешанные с лягушачьими костями.
- Этим благословила тебя мать? - спросил насмешливо царь. - А жабьи кости зачем? - Иоанн наслаждался отчаянием Басманова.
- Про кости я ничего не ведал, государь, видит Бог, не ведал!
Иван Васильевич обратился к Малюте:
- Говоришь, колдун показал - Федька-то затем к нему ездил, чтоб испортить меня?
- Так, государь! - Малюта скривил рот, радуясь беде давнишнего врага своего.
- Ну что ж, Федюша, - сказал с усмешкой царь, - надо и тебя с колдуном оком к оку поставить, а то говорят: царь одних земских пытает, а опричников своих бережет. Отведай же и ты ласковых рук Григория Лукьяныча.
Басманов повалился Иоанну в ноги.
- Солнышко мое красное! - вскричал он. - Светик мой, государь, не губи меня, солнышко мое, месяц ты мой! Соколик, горностаек!.. Вспомни, как я служил тебе, как от воли твоей ни в чем не отказывался!
Иоанн отвернулся.
- Батюшка! - Басманов в отчаянье бросился к своему отцу. - Упроси государя, чтобы даровал жизнь холопу своему! Пусть наденут на меня уж не сарафан, а дурацкое платье! Я рад его царской милости шутом служить! Умоли!
Но отцу Федора были равно чужды и родственное чувство, и сострадание. Он боялся участием к сыну навлечь опалу на самого себя.
- Прочь, - сказал он, отталкивая сына, - прочь, нечестивец! Кто к государю не мыслит, тот мне не сын!
Федор Басманов сокрушенно покрутил головой, зло сказал:
- Поспешил… поспешил от сына отречься, батюшка. Смотри, под пыткой-то мне и на тебя достанет что показать..
- Врет! - упал на колени и старший Басманов. - Не верь ему, государь! Все врет!
Царь усмехнулся, кивнул Малюте:
- Правда, что яблочко от яблони недалеко падает. Займись обоими, Григорий Лукьяныч.
Федор Басманов в отчаянии обвел кругом умоляющим взором, но везде встретил враждебные или устрашенные лица. Он понял, что терять ему более нечего, и к нему возвратилась его решимость.
- Надежа-государь! - сказал он дерзко, тряхнув головою, чтобы оправить свои растрепанные кудри. - Иду я по твоему указу на муку и смерть. Дай же мне сказать тебе последнее спасибо за все твои ласки! А грехи-то у меня с тобой одни! Как поведут казнить меня, я все до одного расскажу перед народом! Пусть он услышит мою исповедь!
Царь покачал головой.
- Эх, Федора, вот и сказалась твоя бабья-то натура. Пошто пугаешь меня убогого, недостойного, многогрешного?
Царь повел головой, и опричники, схватив обоих Басмановых, выволокли их за дверь.
Царь сошел с постели, перекрестился на образа.
- Ты зришь, Господи, сколькими я окружен и явными и скрытыми врагами! - Повернулся ко всем. - А теперь к делу. Я, чай, приемная палата полна людишек!
Он облачился в золотую парчу. Взял в руки свой узорный посох и величественно вскинул голову.
Перстень поднял шапку, прощаясь с окружившими его и князя Серебряного разбойниками.
- Ребятушки!.. Настал мне час расстаться с вами. Иду опять на Волгу, к дружку своему, Ермаку Тимофеевичу. Не поминайте лихом, коли я в чем сгрубил перед вами.
Перстень поклонился в пояс разбойникам.
- Атаман! - заговорила в один$7
- Идите с князем, ребятушки. Вы вашим дело с ворогом искупили вину свою перед царем! А князь не оставит вас!. |
- Добрые молодцы, - обратился к разбойникам Cеребряный. - Я дал царю слово не уходить от суда его. Теперь должен понести государю мою голову. Хотите ли идти со мною?
- А простит он нас? - спросил Решето.
- Это в Божьей воле. Не хочу вас обманывать. Что›: ж, давайте делиться: кто со мной - останься при мне, а кто нет - отойди в сторонку.
Разбойники загудели. Часть их, во главе с Решетом, начала отходить от Серебряного.
Пока они делились, князь спросил Перстня:
- А ты ни за что не пойдешь со мною?
- Нет, князь, я не то, что другие. Меня царь не простит, не таковы мои провинности!
- Жаль! - Серебряный крепко обнял Перстня.
- А где ж зазнобушка твоя, князь? - спросил тот.
Серебряный сник.
- Жду, пока Михеич подаст весть. Может, он в Слободе объявиться.
- Обожди здесь с недельку, боярин. Авось царь покрепче подзабудет вину свою!
Серебряный кивнул.
- Ты прав… Прости, атаман, и все ж жаль мне тебя, что идешь на Волгу. Не таким бы тебе делом заниматься!
- Кто знает, князь! Иван Кольцо сам себе дорогу избрал.
- Почему Кольцо? Ты же Перстень!
- Это здесь я Перстень, а на Волге я Кольцо. Бог не без милости, авось еще и услышишь про Ермака Тимофеича и Ивана Кольцо, князь! Авось и не всегда буду тем, что теперь!
И Перстень сверкнул своими черными глазами и белозубой улыбкой.
На высоком троне восседал Иван Васильевич Грозный. В полном царском облачении, опираясь на посох. Здесь же в палате толпились и его опричники.
Годунов, стоявший рядом, почтительно склонившись к нему, объявил по реестру:
- Литовские послы прибыли, государь! Бьют челом и хотят предстать пред твои светлые очи!