- Не может быть! - Зайцев вспомнил, что с Балкайтисом они были знакомы еще с учебного батальона. Парень был несколько замкнутым, но не производил впечатления "классового врага". Мало того, он играл на трубе в оркестре воинской части, посещал библиотеку…Не важно, что он как-то на глазах у Зайцева и начпрода избил свинью: жестокость по отношению к животным расценивалась воинами, как и большинством советских людей, одобрительно, как дело совершенно нормальное. Но чтобы быть антисоветски настроенным?
Скуратовский стал читать.
О, Боже! Кто-то доносил, что Балкайтис настолько враждебно настроен к Советскому государству, что открыто агитирует за отделение Литвы от СССР, утверждает, что КПСС не партия, а государственно-монополистическое образование! Мало того, оказывается, Балкайтис рассказал своему собеседнику о том, что еще до призыва в армию он вывешивал тайком, по ночам, на видных местах родного города флаги буржуазного литовского государства, которое было ликвидировано Красной Армией в тысяча девятьсот сороковом году. Естественно, антисоветчик был убежден в несправедливости присоединения Литвы к СССР. Впрочем, в доносе было написано столько всего, что Туклерс, по сравнению с Балкайтисом, был просто ангелом…
- Что ты обо всем этом думаешь? - спросил Скуратовский, закончив чтение.
Зайцев заколебался.
- Думаю, товарищ майор, - сказал он, наконец, - что все, написанное про Балкайтиса, чепуха!
Скуратовский аж подскочил: - С чего ты это взял?!
- Да с того, что Балкайтис не может хорошо объясняться по-русски, чтобы все это наговорить! Кроме того, он скрытный и молчаливый. К тому же, если он считает русских захватчиками, то зачем он будет вести с ними откровенные беседы? Если он, скажем, там в Литве ухитрился тайком вывешивать какие-то флаги, и никто не узнал, то зачем ему рассказывать об этом здесь, в армии?
Владимир Андреевич покраснел. - Ты что, Иван, не доверяешь "органам"?
- Нет, об "органах" я не говорю, - покачал головой Зайцев. - Я не доверяю тому, кто донес на Балкайтиса и считаю, что вас вводят в заблуждение!
- Никто нас в заблуждение не вводит! - рассердился Скуратовский. Его лицо побагровело. Исчезла былая приветливость и вкрадчивость в голосе, ставшим строгим, "стальным". - Не беспокойся, мы сами способны разобраться, где правда, а где ложь! Понимаешь, иногда необходимо, чтобы тот же Балкайтис говорил подобные вещи!
- Почему?
- Видишь ли, - замялся Скуратовский, - ну, как бы тебе это объяснить? Понимаешь, у нас ведь тоже план…Определенная разнарядка. Например, намечено выявить в этом квартале десять врагов, значит, нужно их достать хоть со дна моря!
- О, Господи, да так же мы выявим всех воинов части! - перепугался Зайцев. - Вдруг в вашу разнарядку занесут, скажем, тысячу человек?
- Ты меня неправильно понял! - замахал руками майор. - До таких цифр мы не дотянем. Правда, за этот квартал мы выявили врагов больше, чем требовалось, но я дал нашим общественным сотрудникам установку - больше сосредотачиваться на беседах с уже выявленными антисоветчиками, а с теми, кто заблуждается, ограничиваться профилактическими воспитательными беседами…Конечно, если нашим патриотически настроенным людям дать команду писать донесения на всех допускающих аполитичные высказывания, то не только не хватит бумаги, но и плановые цифры у нас настолько возрастут, что мы просто не сможем справиться со своей работой! Впрочем, тут есть еще один негативный нюанс, - Скуратовский прищурился. - Если число врагов Советской власти будет неуклонно возрастать, то наше партийное руководство может сделать вывод, что мы не ведем никакой профилактической работы, и все идет самотеком! Понимаешь?
Зайцев не ответил. Теперь он, конечно, понимал все. Оказывается, план прочно обосновался и в КГБ!
- А как же тогда с информацией, товарищ майор? - спросил он. - Выходит, чем больше донесений, тем хуже?
- Ничего подобного! - нахмурился Скуратовский. - Ты меня просто не понял. Мы обязательно должны выявлять настоящих врагов. На них нет никаких ограничений. Наше дело - умело отделять закоренелых негодяев от случайных попутчиков!
- А как их можно отделить?
- А это уже мне решать! Твое дело сообщать мне о фактах антисоветских проявлений. А я решу, что следует делать. Только запомни: никакой самодеятельности! У нас работа достаточно опасная. Понял?
- Это я понял. А вот как быть с донесениями? Может не нужно каждый раз все это записывать?
- Нет. Записывать донесения очень важно, даже необходимо. Чем больше будет донесений, тем лучше. Значит, проводится определенная работа. Поэтому я советую тебе и сегодня написать докладную!
- О чем? Я же говорил, что никаких враждебных высказываний за последнее время не было.
- А ты запиши то, что я тебе продиктую.
Зайцев взял протянутый Скуратовским лист.
- Итак, пиши, - сказал майор. - Источник сообщает, что за последнее время он провел три беседы с Туклерсом…
Иван оторвался от стола: - Но я же говорил, что, фактически, не беседовал?
- Не волнуйся, пиши, - успокоил его майор. - Итак, первая беседа состоялась пятого ноября в двадцать ноль-ноль в канцелярии роты…
- Но мы же с ним никогда не беседовали в канцелярии? - вновь перебил его Иван.
- Да какая разница? - махнул рукой Владимир Андреевич. - Пиши дальше! Итак, здесь Туклерс утверждал, что за границей жизнь во много раз лучше, чем в СССР, что экономическая система Запада во много раз прогрессивней. Источник возразил, что это не так, что плановая система значительно эффективней, чем хаос и неразбериха в капиталистическом мире. На это Туклерс сказал, что там никакой не капиталистический мир, а нормальная рыночная экономика, что еще неизвестно, где на самом деле капиталистический мир, у них или у нас. Скорей у нас, ибо в СССР создана самая настоящая государственно-бюрократическая капиталистическая система, без конкуренции, без стимулирования интересов трудящихся, но с безграничными правами прожорливых чиновников…
Дальше Скуратовский продиктовал такой текст с якобы принадлежавшими Туклерсу высказываниями, что последнего можно было вполне отнести к самым выдающимся мыслителям буржуазного мира. Он настолько тонко подмечал, благодаря майору, все негативные стороны советского общества, что возражения "источника", которые также сочинил Скуратовский, напоминали скорей детский лепет, чем серьезные опровержения.
В конечном счете, согласно донесению Зайцева, становилось ясно, что Туклерс - исключительно опытный и убежденный враг, которого совершенно невозможно переубедить методами комсомольско-партийного разъяснения. Все "доводы" источника против аргументов Туклерса разбивались о броню фактов, которые тот якобы приводил из советской действительности.
После того как Зайцев описал под диктовку первую встречу, майор протянул еще несколько листов, и они продолжили работу.
В процессе диктовки Скуратовский постоянно вставал, ходил взад-вперед по комнате, затем опять садился и выдумывал все новые и новые эпизоды. А Зайцев все строчил и строчил…
Наконец, общими усилиями, они описали еще две несуществовавших беседы. Иван расписался, а майор с облегчением, положив листы в папку для бумаг, вздохнул, достал носовой платок и вытер со лба пот.
- Молодец! - похвалил он Ивана. - Такую большую работу проделал! Видишь, и беседы есть, и антисоветские высказывания, и даже контрпропаганда! Словом, налицо хорошая профилактическая работа!
- Да, но только я как-то нелепо выгляжу, - возразил Иван. - Получается, что Туклерс - этакий буржуазный экономист или политолог! А я, вроде, как бы глупый, не умеющий спорить, школьник!
- Так и должно быть, мой друг, - улыбнулся Скуратовский. - Мы ведь пишем правду, а против нее не попрешь!
- Но ведь беседы-то не настоящие?!
- Никогда так не думай! В конце концов, разве мысли, которые записаны, не принадлежат Туклерсу? Мы, правда, их подредактировали. Но ведь он и в самом деле мог все это сказать!
- Возможно, и мог, но…
- Никаких "но"! Записана правда и все, на этом точка!
- Так что, мы и дальше будем записывать такую "правду"? - удивился Иван.
- Ну, это от тебя зависит. Сможешь сам составить содержательные донесения, значит, я не буду вмешиваться. Не сможешь - я окажу необходимую помощь. Ничего, не огорчайся, это только поначалу кажется трудно. Постепенно привыкнешь, а там и всему научишься. Начнет работать фантазия, появится собственный эпистолярный стиль. Через работу такого рода прошли многие советские писатели. Читаешь иногда книги некоторых наших писателей и восхищаешься, какой талант взлелеян органами КГБ! Словом, у тебя еще все впереди. Понятно?
- Да, Владимир Андреевич, понятно, - вздохнул Иван.
- Тогда встретимся, - Скуратовский поглядел на календарь, - четырнадцатого ноября в это же самое время. Устраивает?
- Да.
- Запомни все то, что мы говорили про Балкайтиса, - нахмурил брови майор. - Постарайся встретиться с ним и поговорить. Это во много раз важней бесед с Туклерсом. Конечно, и его не следует оставлять без внимания. Но все же Туклерс нами уже порядком разоблачен. А вот на Балкайтиса собрано всего пять-шесть донесений. Так что имей в виду!
- Хорошо!
Прошло еще несколько дней. Уже уволились в запас две партии старослужащих воинов. Как-то незаметно, без шума, исчезли сержант Смеляков и замкомвзвода Погребняк. А сразу же после праздников, на вечерней поверке, уже сержант Лазерный принимал рапорт дежурного по роте. Когда стали объявлять фамилии уволенных солдат, оставшиеся "старики" заорали: - Уволен в запас!