- А как же иначе? Не зря ведь они хозяева всего этого!
- Интересно, а как же Политотдел? Неужели наши воспитатели остаются в стороне?
- Вот про это не знаю. Они, вроде бы, ни у дел. Вертятся, бывает, около складов, пытаются чем-нибудь припугнуть Наперова…Да тот, брат тебе мой, умеет дать сдачи!
- Этак наши военачальники все добро растащат! - покачал головой Зайцев. - Что же тогда солдатам останется?!
- Да ты прикинь. В дивизии, порядка, десяти тысяч человек. В день им положено по сто пятьдесят граммов мяса. Итого, где-то около полутора тонн. Отними от них двадцать-тридцать килограммов и, считай, ничего не заметишь!
- Двадцать-тридцать килограммов?!
- А ты как думал? А заведующий столовой? А вольнонаемные повара? Вон, у одной только поварихи Мичуриной, которую почти все солдаты перейибали, пятеро детей, а муж в тюрьме сидит! А младший сержант Емелин, сверхсрочник, наш шеф-повар? Тот только успевает жениться да разводиться!
- Выходит, что офицеры, по сравнению с ними, берут лишь самую малость?
- Выходит, так. Наши продовольственники берут продукты только на себя и семью, чтобы не тратить деньги на питание. А те хватают все, что плохо лежит!
- Понятно, - грустно промолвил Иван и начал выписывать документы.
- Только ты, Иван, смотри, того, не болтай нигде! - предупредил Колупайло. - Мне-то особенно терять нечего, служить осталось каких-то четыре месяца…Хотя тоже неохота отправляться куда-нибудь на кабельно-монтажные работы!
- Не волнуйся, - заверил его Зайцев, - я не собираюсь нигде об этом говорить. Разве я не понимаю, что тогда мне "не сносить головы"!
- То-то, - буркнул успокоенный Колупайло и засуетился, вставая. - Давай, Иван, бумаги, да я поехал!
Когда он удалился, в кабинет пришел лейтенант Потоцкий. - Ну, товарищ Зайцев, - промолвил он, - готовься к поездке в колхоз!
- Да, ну? Выходит, Розенфельд добился-таки своего?
- Значит, добился. Но только на одно воскресенье. Меня вызвал Худков и спросил, сильно ли ты загружен. Я сказал, что работы очень много, и тогда он решил послать тебя только на один выходной…
- А как же остальные?
- Все остальные писари, кроме финансиста и одного строевика, будут ездить в колхоз две недели!
- Товарищ лейтенант! - перепугался Зайцев. - А может я поеду вместе с ними? Ведь они с ума от злости сойдут! Финансист и строевик все-таки "старики", а мне с товарищами из "молодых" еще служить и служить!
Потоцкий с подозрением посмотрел на Ивана. - Или мне самому тогда вести всю эту работу? - он махнул рукой на кипу лежавших на столе бумаг. - Или мне больше нечего делать?
- Действительно, - поспешно согласился Зайцев. - А я об этом как-то не подумал…А что случилось с Наперовым? - попытался он перевести разговор на другую тему. - Сегодня Колупайло один поехал в город за продуктами.
- Наперов уехал в Москву. У него дочка поступает в институт, так надо ей помочь.
- А как он ей поможет? Он что, экзамены будет за нее сдавать?
- Ты что, смеешься? Какие экзамены? Нужно сунуть кое-кому хорошую сумму, и проблем как не бывало!
- Так, значит, в институтах берут взятки?
- Наивный ты человек! Да у нас не берут взятки разве что ненормальные да фонарные столбы! Я в свое время поступал в военное училище, так мой батька при личной встрече с замполитом преподнес ему три тысячи!
- Выходит, что в приличное учебное заведение у нас нельзя поступить без взятки?
- Наверное, исключения из правил есть. Но все-таки, чем рисковать, лучше застраховаться от несчастных случаев и спокойно, для видимости, сдавать экзамены. Ведь я на вступительных экзаменах получил одни "пятерки" и "четверки" и набрал достаточно баллов. Но, кто его знает, что бы было, если бы отец досрочно обо мне не позаботился…
Искренность Потоцкого удивила Ивана. Обычно советские люди скрывали такого рода вещи. Для окружающих они - образец ума и знаний, безусловно, талантливые, способные, трудолюбивые. И поступали все они в престижные учебные заведения только честным путем, своим умом и трудовыми мозолями. А на поверку выходило, что все это - дешевка и ложь!
- Хоть один честный человек нашелся, - подумал Зайцев и стал размышлять вслух. - Я думаю, товарищ лейтенант, - сказал он задумчиво, - что взяточничество действительно охватило всю страну потому, что оно поощряется самой государственной системой!
- С чего ты это взял? - удивился Потоцкий. - Причем тут система? Нельзя выдавать какие-либо частные случаи за систему!
- Ну, вот, смотрите. Экзамены во все вузы у нас принимаются с первого августа в одни и те же дни! Это стало уже законом нашей жизни…
- Ну, и что?
- А то, что если вы не поступите в один институт, ну, скажем, в Москве, то в другой какой-нибудь, допустим, ленинградский, поступать уже будет поздно. Значит, вы теряете целый год. А за год, увы, немало воды утечет!
- Что-то не пойму я твою мысль!
- А тут все просто! Если человек страстно желает поступить, к примеру, на исторический факультет, то он будет стараться добиться своей цели сразу, чтобы не потерять год и не "загреметь" в армию. Значит, любой согласится с тем, чтобы за него похлопотали родители.
- Одним словом, ты хочешь сказать, что сама централизованная система сдачи экзаменов поощряет взяточничество?
- Да, именно это я и хотел сказать!
- Кто его знает? - засомневался Потоцкий. - Может быть, это и так…
- Товарищ лейтенант, - спросил Иван, - а вы хорошо знаете Наперова?
- Как тебе сказать? Ну, года два, пожалуй, знаю. Со времени моего прибытия в воинскую часть. Он уже больше двадцати лет здесь служит. А зачем он тебе понадобился?
- Да просто любопытно. Смотрю я на него, такой он хитрый дядька! Своего не упустит!
- Да это ты верно говоришь! Валентин Иванович у нас известный герой! Он ветеран Великой Отечественной войны! И еще какой ветеран! У него наград больше, чем у самого генерала!
- Да ну?
- Представь себе. У него есть даже иностранные ордена! Мы как-то беседовали с ним, и он рассказывал мне, что в годы войны был в разведке и часто посылался во вражеский тыл. Однажды, это было под Сталинградом, он, выполняя боевое задание, за один присест притащил в боевое расположение своей части и вражеского "языка" и целый обоз продовольствия! Начальство было так радо, что с той поры постоянно посылало его на задание. А для немцев он стал сущим бедствием! Даже когда фашистов окружали, Валентин Иванович отважно проникал в их расположение и прихватывал последнее продовольствие. Он внес огромный вклад в дело капитуляции врагов, ибо, истощенные голодом, они уже не могли сражаться. Затем товарищ прапорщик прошел славный путь аж до самого Берлина, опустошая вражеские обозы и оставляя без продовольствия крупные боевые подразделения противника. Что только не делали немцы, чтобы поймать отважного воина! Но все их усилия были обречены на провал!
- Да! - подумал Иван. - Так вот откуда почерпнул свой жизненный опыт наш замечательный завскладом! Ну, уж коли немцы не смогли его одолеть, то уж советским военным инспекторам он никак не по зубам!
Тем временем Потоцкий продолжал описывать подвиги товарища Наперова, пока, наконец, его энергия не иссякла. - Ладно, ты уж сам расспроси его как-нибудь, если хочешь послушать обо всем этом подробней, - подвел он итог своей речи. - А я, пожалуй, пойду-ка на свинарник.
…В воскресенье утром сразу же после завтрака Розенфельд построил в коридоре казармы свою роту. - Товарищи! - объявил он. - Сегодня мы с вами поедем в подшефный колхоз. Смотрите, иоп вашу мать, чтобы никаких инцидентов не было! К девкам чтобы не приставали, по магазинам не бегали! Если "засеку" - мало не будет!
- Товарищ капитан! - послышалось откуда-то из середины строя. - А что мы будем есты?
- Не есты, а есть, иоп вашу мать! - пробурчал Розенфельд. - Там колхозное начальство пожрать обеспечит. За это можете не беспокоиться. Вам бы только жрать, иоп вашу мать! Бездельники!
Затем командир роты кивнул старшему сержанту: - Веди роту на "капепе"!
- Есть! - отчеканил Погребняк и заорал: - Рота! Смирно! Вольно! Марш на улицу для построения!
И воины двинулись к контрольно-пропускному пункту. Здесь уже стояли, готовые для следования в колхоз, грузовики. Без долгих слов солдаты залезли в кузов и расселись на специально протянутые между бортами доски. Зашумели моторы, и грузовики рванулись вперед.
Погода была отличная. Тепло. Солнечно. Благодаря движению машин, солдат овевал ветерок. Скорость была невелика - километров сорок-пятьдесят, и поэтому тряска никому не доставляла беспокойства.
Наконец, грузовики, фыркая и урча, подъехали к мосту через реку Оку и, быстро преодолев его, покинули город.
Река в этом месте являла собой величественное зрелище. Закованная по берегам в бетон, она напоминала собой мифического Титана, который, как бы разрывая клетку, решительно мчался на восток. Да и мост, по которому проехали солдаты, выглядел весьма внушительно. Высоко возвышаясь над рекой и опираясь на бетонные и стальные конструкции, он, казалось, подавлял своей мощью сновавшие взад-вперед малюсенькие машины и, тем более, людей, чьи фигурки совсем терялись на фоне этой серой бетонной громады.
- Вот если бы машина оступилась и грохнулась вниз? - со страхом подумал Зайцев. - Ведь мокрого бы места от нас не осталось!