Так и жил штаб со своим персоналом разрозненными островками, на каждом из которых существовали свои особые требования и порядки.
Иногда в кабинет к Зайцеву заходил Вася Таманский, у которого было много свободного времени. Обычно они обсуждали жизнь, вспоминали учебный батальон. Особенно любил Василий рассказывать про свою былую работу строителя-прораба.
- Вот когда попили водочки! - мечтательно говорил он. - А баб у меня сколько было, Ваня! Не счесть!
Разговоры "о бабах" отличались у него однообразием. Основной их сюжет легко просматривался: вечеринка, попойка, взгляд по сторонам - на него смотрит миловидная девушка, которая, естественно, теряет от Васиного взгляда голову, затем следует выход в соседнюю комнату, долгий поцелуй и поваливание красотки на пол…Самое интимное продолжение описывалось многословно, но опять же чисто механически, как по единому шаблону. Складывалось впечатление, что женщины понимались им как безмозглые куры, приманку которым разбрасывал этакий разудалый петух!
И, тем не менее, несмотря на такого рода разговоры, Таманский вовсе не был простым болтуном. Иногда он показывал Ивану фотографии своих девушек с дарственными надписями или приносил письмо от очередной подруги, которая самым нежным образом к нему обращалась. Вася гордился своей сексуальной мощью и сразу же по прибытии в хозяйственную роту стал заводить знакомства со всеми встречавшимися на его пути женщинами. Он обзавелся телефонными номерами и звонил из кабинета своего шефа, как только тот его покидал. Ивану он говорил, что не может спокойно слышать женский голос, что уже во время разговора по телефону испытывает чувство настоящего наслаждения. Таманский был уникальным образцом такого рода в воинской части. Солдаты обычно избегали разговоров о женщинах и при поверностном наблюдении казалось, что они совершенно не интересовались слабым полом и даже, более того, были к женщинам безразличны.
Надо сказать, что и советское общество как-то незаметно, подспудно воспитывало своих граждан в полном пренебрежении к сексуальной жизни. В школах и других учебных заведениях вопрос взаимоотношения полов осторожно обходился, детям внушали, что жизнь мужчины с женщиной есть что-то второстепенное, излишнее, без чего можно вполне обойтись. Лишь родители, мечтавшие иметь от своих детей внуков, иногда робко пытались советовать взрослым детям: - Женись, сынок - или: - Ищи себе хорошего мужа, доченька…
А для чего нужна семья и что представляет собой интимная жизнь, видимо, совсем не понимали даже солидные по возрасту и опыту члены общества. Случаи супружеской измены или беспорядочной половой жизни в разговорах советских людей рассматривались либо как позор и разврат, либо как безумие.
Не удивительно, что такая система взглядов "на гражданке" проникла и в армию. Здесь военачальники и, прежде всего, замполиты убеждали своих подчиненных, что "скотское желание" есть дело глупое и позорное, что солдат не только не имеет права любить женщину, но и совершенно не нуждается в этом. Если же солдат был женат, то командиры смотрели на него с сочувствием, как на человека больного. Впрочем, к ним точно также относились и их сослуживцы, получившие накануне службы соответствующее "воспитание".
Таманский же был оригинал! Он плевать хотел на своих командиров и систему воспитания. Темперамент требовал от него соответствующих действий, и он подчинялся голосу природы. Однажды он пришел в кабинет к Зайцеву и попросил позвонить по телефону.
- Пожалуйста, - ответил Иван. - Только ты сможешь позвонить лишь в офицерский городок. А звонки в город возможны только через коммутатор части.
- Я знаю. У меня есть некоторые номера офицерских жен и дочерей!
- Ну, тогда звони…
- Валя, это ты? - заговорил Таманский, набрав какой-то номер. Что отвечала ему Валя, Зайцев не слышал, да у него даже не возникало мысли подслушивать, тем более, что он был занят оформлением накладных.
Но было ясно, что Василий завлекал какую-то женщину. Разговор с его стороны сводился к восхвалению красоты собеседницы, как он ее впервые увидел и был потрясен, какая у нее замечательная фигура и как прекрасны ее глаза. Наконец, после всех "ахов" и "охов" Таманский предложил девушке встретиться с ним…Что ответила его собеседница, было неясно, только вот Вася схватил чистый лист бумаги и стал что-то на нем писать. - Валечка, - захлебываясь от волнения, бормотал он, - ты позвони мне как нибудь…А по номеру три - шестьдесят один!
Иван покраснел: Таманский назвал номер телефона продовольственной службы!
Когда Вася положил трубку, Зайцев с гневом произнес: - Зачем ты дал ей мой номер?
- А что тут такого? - возразил товарищ. - Она позвонит, а ты меня позовешь…Я же тут, рядом!
- Ну, ты даешь! А если в кабинете будет Потоцкий?
- Так что из этого? Я же не собираюсь свергать Советскую власть! Скажешь ей, чтобы позже позвонила.
И Таманский с выражением полного торжества на лице вышел из кабинета.
На другой день предчувствие Зайцева нашло свое оправдание. Где-то около четырнадцати часов в штаб пришел лейтенант Потоцкий. - Товарищ Зайцев, - обратился он к Ивану, - поздравляю вас с присвоением вам воинского звания ефрейтор!
- Спасибо! - встал со стула Иван. - А разве уже есть приказ по части?
- Да, как раз сегодня. Так что ты у нас теперь прочно занимаешь пост делопроизводителя хозчасти!
Но не успел Зайцев обдумать случившееся, как Потоцкий перевел разговор в другое русло. - Вот что, Иван, - сказал он. - Ты будь тут осторожней. У нас в части случилось небольшое "чепе"!
- Что такое?
- Да знаешь, дежурный по части сегодня, перед самым подъемом, "засек" на теплице женщину, которая там ночевала с солдатами!
- Да ну?!
- Да, именно с вашими "стариками"! Дежурный по части проходил около столовой и видит, вдруг мелькнула какая-то тень из стеклянной теплицы. Он внимательно пригляделся - ба! Да это же женщина в ночном платье, почти голая! Таких историй у нас еще не было! Поэтому дежурный побежал звонить замполиту. Полковник Прохоров живет тут рядом, и он сразу же прибежал. Захватив с собой дневальных пропускного пункта, военачальники пошли к теплице. Ворвавшись с двух концов, они вытащили оттуда молоденькую девчонку вместе с рядовым Криворучко. Правда, те уже были одеты. Криворучко арестовали и посадили в "капезе", то есть в камеру предварительного заключения, а девицу, после длительного допроса, сдали милиции, которую оперативно вызвали.
- Вот так да! А что замполит спрашивал у девицы?
- Дежурный по части слышал почти все. Прохорова интересовали мельчайшие подробности, вплоть до того, каким образом Криворучко спал с девицей!
- Симпатичная хоть была девка?
- Знаешь, очень даже красивая. Белокурая, с большими голубыми глазами! Она сказала, что уже давно ходит в нашу часть, и что завлек ее туда рядовой Сорока!
Сорока был киевским евреем. В роту его привлек Розенфельд, а работал этот "Дон Жуан" поваром в столовой.
- Думаю, что Розенфельд не отдаст своего любимца на расправу! - усмехнулся Зайцев.
- Кто его знает, - промолвил уклончиво Потоцкий. - С одной стороны, вроде бы и нет свидетелей, что с ней спал Сорока. Но, с другой стороны, девица утверждает обратное…И хотя она признает, что с ней также спал и Криворучко, но требует, коли обо всем узнали власти, чтобы женился на ней Сорока. Все же он проживает как-никак в Киеве, а не в какой-нибудь глухой деревне, как Криворучко!
- Что она - дура что ли? - спросил Иван.
- Черт ее знает! - ответил Потоцкий. - Видишь ли, я не к тому говорю, чтобы передавать тебе какие-то сплетни…Я беспокоюсь, чтобы ты как-нибудь не погорел с такими девками! Понимаешь, здесь так много развратных женщин! Остерегайся их…
В это время зазвонил телефон. - Слушаю! - сказал Потоцкий, подняв трубку. Вдруг он остолбенел и пристально посмотрел на Ивана. - Да, да, хорошо, - строгим голосом промолвил лейтенант. - Даю его…Возьми трубку, Зайцев!
Иван взял трубку: - Слушаю!
- Ты что, дорогой, не узнаешь?
- Нет!
- Не валяй дурака! Не ты ли мне дал свой телефон?
Тут Зайцев вспомнил: - А это ты, Валя?
Лицо у Потоцкого вытянулось.
- Да я, ты же обещал, что мы встретимся!
- Да не я, Валя, а Вася тебе обещал. Он только что вышел. Позвони ровно через час.
- А, извините, - ответила уже другим тоном собеседница. - Тогда я позвоню позже…
Г Л А В А 7
К А К С П И С А Л И К О Н С Е Р В Ы
Уже на следующий день, прочитав приказ по части о присвоении ему звания, Зайцев пришил к своим погонам лычки ефрейтора. Появившись в роте перед построением на обед, он сразу же стал объектом для насмешек товарищей. "Старики", правда, не особенно ехидничали. Так, Криворучко, усмехнувшись, промолвил: - Вон, глядите, герой наш идет! Без пяти минут генерал!
Да Шкурко хлопнул Ивана по плечу и сказал: - Большим человеком становитесь, ефрейтор Зайцев!
Даже фраза Выходцева о том, что "лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора", никого из старослужащих не вдохновила.
Вот "молодые" воины, ровесники Ивана, старались как можно ядовитей посмеяться над ним. Особенно изощрялись латыши. - Иван, - промурлыкал с улыбкой Туклерс, - ох, какой ты стал важный! Небось не забывает своих людей Политотдел!
- Ничего, Зайцев, - вторил ему Фреймутс, - еще один донос - и ты уже сержант!