- Тут тебе послание…, - пробормотал старослужащий воин по фамилии Шевченко, почтальон воинской части. Пристально глядя на Ивана, он протянул ему бланк почтового перевода. Взяв документ, Зайцев стал его тут же читать, не отходя от стола. Оказывается, родители, не забывая своего сына, прислали ему денежный перевод! Пятнадцать рублей! Это для солдата - немалые деньги! Вот уж накупит он себе разных сладостей и продуктов! Радостное волнение охватило молодого воина…
- Эй, Вань! - послышалось вдруг, и радостные мысли тотчас же улетучились. - Ты что, не слышишь?!
Зайцев обернулся. На него пристально смотрели "старики".
- Богато живешь! - бросил реплику Золотухин.
- С такими грошами можно и оглохнуть! - сказал Шевченко.
- Ну, с тебя пузырь! Надо как-то обмыть перевод! - пробурчал Выходцев.
- А в чем разговор? - удивился Иван. Он никогда не был жаден на деньги. - Я мог бы вполне поставить вам бутылку, да вот где ее тут возьмешь?
После этих слов "старики" изумленно переглянулись. - Ладно, мы пошли, - пробормотал Золотухин и покинул вместе со своими друзьями канцелярию. Там остались только Зайцев, Шевченко и Выходцев.
Заполнив бланк перевода и приложив к нему военный билет, Зайцев протянул документы Шевченко. Тот взял их, осмотрел и заявил: - Вряд ли я смогу завтра получить деньги на почте!
- Ну, когда сможешь.
- Ладно.
Иван вышел из канцелярии и сразу же попал в строй: в коридоре только что началась вечерняя поверка. А поскольку дверь канцелярии располагалась посредине коридора, Иван незаметно втиснулся в ряды молодых воинов и, услышав свою фамилию, вовремя крикнул: - Я!
На другой день перед обедом к Зайцеву подошел Шевченко. - Вот, Иван, твои деньги и военный билет! - сказал он и, протягивая их, пристально посмотрел Зайцеву в глаза.
- Спасибо…, - пробормотал Иван.
- На здоровьичко! - ответил Шевченко и отошел.
Зайцев пошел искать Выходцева. Тот сидел на табуретке в спальном помещении и смотрел телевизор.
- Володь, можно тебя?! - крикнул Иван. Окружающие остолбенело посмотрели на Зайцева. - С какой это стати он так фамильярничает?! - казалось, спрашивали их глаза.
Выходцев повернулся на зов и, увидев Зайцева, покраснел от гнева. - Ты что, иоп твою мать! - заорал он, но вдруг, что-то вспомнив, подпрыгнул и уже спокойным, даже заискивающим тоном произнес: - Иду, иду, Ваня.
Они зашли в пустую канцелярию. Иван достал деньги. - Вот, возьми, я ведь обещал. Думаю, что ты сам сумеешь купить бутылку и угостить ребят! - сказал он и протянул Выходцеву две пятирублевые бумажки. Тот посмотрел на деньги и поднял голову, с недоумением глядя на Зайцева. - Да ты что? Это же очень много! Оставь себе! Пятерки хватит! - пробормотал он.
- Тебе может и хватит, а остальным "старикам"? - возразил Иван.
- Тогда может ты выпьешь с нами?
- Нет, не положено, - покачал головой Зайцев. - Я еще для этого молод…
- Да ты прав, спасибо, - пробурчал Выходцев и засунул деньги в карман. - Ладно, Иван, думаю, мы с тобой за это когда-нибудь сочтемся! - добавил он и вышел из комнаты.
Вечером, когда молодые воины уже лежали в постелях, из каптерки донеслись хриплые голоса "стариков". Опытные воины распевали под гитару модную тогда в армии балладу - "Как служил солдат службу ратную…"
Г Л А В А 4
Д О В Е Р И Е Р О З Е Н Ф Е Л Ь Д А
Наступил июнь - прекрасное время! Тепло. Солнечно. Теперь утром, отправляясь на зарядку, Зайцев не замерзал, хотя воины выбегали на улицу с "обнаженным торсом", то есть голыми по пояс. А вечера были просто опьяняющие, с ароматом трав, цветов и легкой вечерней прохладой после жаркого дня…
На душе было весело и спокойно. Тем более что после случая с денежным переводом "старики" перестали донимать Зайцева и, даже, если кто из них отпускал какие-либо реплики по его адресу в строю или во время политзанятий в Ленинской комнате, то другие его одергивали. Зато молодые воины явно разозлились. Прекращение травли Зайцева их никоим образом не устраивало. Они с откровенной ненавистью смотрели на Ивана, и если выдавался случай, старались, хотя бы словом, унизить его и обидеть.
В российском обществе принято иметь на всякий случай своего рода "козла отпущения", над которым можно всегда безнаказанно издеваться. Человек, который однажды допустит "слабинку" и позволит товарищам себя мучить, в конечном счете, становится предметом самых жесточайших гонений. На нем вымещают обиды и гнев все, кому не лень. Он становится как бы громоотводом от ярости "стариков", тем самым обеспечивая покой и благополучие остальных молодых воинов. При появлении в коллективе новичка окружающие пристально в него всматриваются: подходит ли он на роль вселенского громоотвода.
Так было и с Зайцевым. За ним внимательно наблюдали товарищи всех призывов. И чем дольше они этим занимались, тем явственнее для них становилось, что ставка на Ивана делалась напрасно. А, казалось, чего больше нужно: слабый физически, отпора на кулаках дать не сможет, кроме того, выглядит как "интеллигент". Однако вот "сесть на шею" себе не дает! Особенно, как ни странно, разгневались ребята, призванные из Прибалтики. Ведь именно они создавали о себе мнение еще с учебного батальона, как об образованных, высокоинтеллектуальных людях, которых окружают этакие грубые русские мужланы! Но оказалось, что пороки "черни" свойственны и этим "интеллектуалам"! Хотя, впрочем, среди них были немногие ребята, которые пытались иметь собственное мнение на любой счет и не всегда вписывались в общую картину.
Иван, зная об отношении к нему товарищей своего призыва, не спешил заводить себе врагов. Не обращая внимания на враждебность сверстников, он стал искать контакты с наиболее влиятельными парнями и среди русских, и среди прибалтов. "Контакт" не получился лишь с латышами. Они, в дополнение ко всему, еще и смертельно ненавидели русских, поэтому избегали любых возможных попыток дружеских отношений с Иваном. Более-менее удавалось иногда перемолвиться словом с литовцами. Они, к счастью, национальным снобизмом не страдали. Довольно терпимо относился к Ивану и бывший курсант Таманский, с которым они вместе пребывали в одном учебном взводе. Здесь сказывалась совместная служба, так как им пришлось пережить немало неприятных сцен в "учебке". Но для упрочения своего положения Зайцеву нужно было хорошо познакомиться с другими новичками хозяйственной роты. А возможностей для этого все никак не предоставлялось…Наконец, сам случай помог ему. Как-то в одно воскресное утро, когда воины после завтрака разошлись по территории части и слонялись без дела, ибо в выходной день они получали полную свободу передвижения по военному городку, к Зайцеву в кабинет штаба постучали. Иван, естественно, был у себя, ибо другого спокойного уголка для времяпрепровождения у него не было. Дверь открылась, и в кабинет вошел молодой солдат по фамилии Шорник. Звали его Вацлав. Призванный из Западной Украины в возрасте двадцати пяти лет, он выглядел внушительно и даже величественно. Высокий, голубоглазый, с приятными чертами лица и густыми каштановыми волосами, он пользовался уважением даже со стороны "стариков", среди которых немногие были старше его по возрасту.
Впрочем, возраст для советского солдата еще вовсе не значил, что с ним будут считаться. Важен срок службы, вернее, служебный стаж, а уже потом - умение себя поставить. Вот в этом умении Шорнику нельзя было отказать! В роте поговаривали, что Розенфельд взял его специально из учебного батальона для того, чтобы сделать сержантом, ибо в роте имелось вакантное место командира отделения. В общем, парень был весьма незаурядной личностью, и его появление перед Зайцевым явилось полной неожиданностью.
- Чем ты сейчас занимаешься? - поинтересовался Шорник.
Зайцев смутился: - Да вот…пишу домой письмо…
- А не скучно тебе сидеть тут одному да еще в выходной день?
- Нет. Скучать мне не приходится. Я всегда нахожу себе работу.
И так, слово за слово, они завели разговор "о жизни".
Шорник уселся на стул лейтенанта Потоцкого, напротив Ивана, и стал рассказывать о себе. Из разговора Зайцев узнал, что будущий сержант родом из Львова, женат и что жена старше его на пять лет. Шорник показал ее фотографию. - Так себе. Не красавица, - подумал Зайцев. - По крайней мере, такой яркий парень мог бы найти себе жену и получше…
- Я ее очень люблю, - произнес Шорник. - Она такая замечательная…
- Ну, что ж, если это так, то значит у вас все в порядке, - тихо сказал Иван.
Затем Шорник стал расспрашивать Ивана о том, откуда он призвался, как жил до службы, чем занимался, как служил в "учебке". На все вопросы Зайцев обстоятельно отвечал, но постоянно пребывал в недоумении: почему до него снизошел столь авторитетный товарищ? Наконец, у него лопнуло терпение, и Зайцев робко спросил: - Слушай, а что тебя так заинтересовала моя жизнь? Я ведь ничего особенного собой не представляю?
Шорник улыбнулся. - Я знал, что ты спросишь об этом, - весело сказал он. - Я, действительно, не с каждым стал бы беседовать "по душам"! Ты - это не каждый! Я сразу же, как только тебя увидел в роте, понял, что ты не такой, как они, человек…
- Почему? - удивился Иван.
- Кто его знает! Чувствуется, что ты как-то по-другому устроен, что с тобой можно по-человечески поговорить, обсудить разные вещи, недоступные этим скотам!
Зайцев почувствовал, как в груди разливается тепло. Очень хорошо, что к нему пришел этот парень! В таком случае они будут друзьями! А это очень важно в трудной, полной испытаний жизни солдата!
- Хочешь, сходим в чайную? - предложил он Шорнику. - До обеда еще далеко, малость перехватим?
- Пойдем, - согласился старший товарищ, - но вот у меня совсем нет денег…