- Я тебе ничего не говорил! - встревожился проболтавшийся замполит. - Хватит об этом! Я знаю только, что командиру части сообщили о беспорядках из "особого отдела". Чем занимается "особый отдел", это, молодой человек, не нашего ума дело…
Зайцев задумался: - Значит, "особый отдел"…Что ж, узнаем…
- Так что ты мне хочешь сообщить? - оторвал его от размышлений Вмочилин.
- Я не знаю, интересно ли вам это, - начал Зайцев, - но информация касается не разговоров, а только попоек…
- Попоек? - вскинул голову замполит. - Что, неужели курсанты?
- Хуже, сержанты! - ответил Иван. - Но вас, вроде бы, это не интересует?
- Что ты, еще как интересует! - вскричал Вмочилин. - Говори скорей, что знаешь!
- Я знаю, что сержанты по три раза в неделю собираются в каптерке у старшины, верней, не у самого старшины, а у ротного писаря, где пьянствуют!
- Да ну! А когда это было? Назови мне дни. Кто конкретно выпивал?
- Вот этого-то я сказать не могу, так как не знаю…
- Так что же это за информация? - расстроился военачальник. - Разве я могу ее проверить? Ведь стоит мне только спросить любого из сержантов, выпивает ли он, и последует отрицательный ответ. Вот если бы поймать их с поличным! - И Вмочилин мечтательно вперил взгляд в окно.
- Я вам скажу, когда будет попойка, и вы сможете их поймать именно так, с поличным! - пообещал Зайцев.
Замполит подпрыгнул от радости: - Рассказывай скорей, дорогой! Когда же они собираются пьянствовать?
- Завтра, товарищ капитан. После вечерней поверки. Как только все курсанты лягут спать, сержанты соберутся в каптерке - праздновать день рождения Шувалова!
- Шувалова? Вот сволочи! А еще прикидывались верными воинскому долгу! - вознегодовал замполит.
- Только вы, товарищ капитан, не заходите сразу в роту после поверки или до нее. Так вы их спугнете! - посоветовал Зайцев.
- За это не волнуйся! - заверил его Вмочилин. - Я проверну дело так, как нужно! Тут будь уверен!
- Ну, что ж, желаю вам успеха! - сказал, завершая разговор, Зайцев.
- Спасибо тебе, Иван, - ласково молвил замполит и крепко пожал ему руку. Лицо бравого командира излучало радость. Проводив Зайцева до самого выхода, он вернулся в свой кабинет и задумался…
Ночью на следующие сутки, когда курсанты безмятежно спали, забыв обо всем на свете, в казарме произошло довольно примечательное событие.
Иван, оказавшийся сразу же после поверки в постели, не спал, а внимательно слушал.
Минут в пятнадцать одиннадцатого из разных концов казармы в каптерку ротного писаря устремились полуодетые сержанты. Шли они в тапочках на босу ногу и громко шаркали ими по коридору. Еще через пятнадцать минут дверь каптерки с шумом отворилась, и из нее кто-то вышел. Иван вгляделся в освещенный коридор и увидел сержанта Попкова, который входил в спальное помещение. - Вероятно, проверяет, спят ли курсанты, - догадался Зайцев.
Попков действительно проходил между кроватями и всматривался в лица спавших. Так он добрался и до кровати Ивана. Зайцев притворился, что спит. Командир несколько задержался возле него и, убедившись, что злополучный нарушитель неопасен, пошел дальше по ряду. Наконец, сержант завершил осмотр своих подчиненных и вернулся в каптерку. Оттуда донеслась приглушенная музыка, и, как только захлопнулась дверь, стало тихо. Прошло еще некоторое время. Иван стал зевать и уже подумал, что пора спать, как вдруг со стороны каптерки послышались быстрые и громкие шаги нескольких человек. Дневальный у тумбочки безмолвствовал!
- Открывайте! - прозвучал зычный окрик Вмочилина, сопровождаемый громким стуком в дверь.
- Нечего прятаться! Мы и так все знаем! - громко, басисто произнес командир роты капитан Баржин.
- Открывайте! - еще громче прокричал командир четвертого взвода Поев.
После этого послышался треск, и дверь каптерки отворилась.
- Ах вы, иоп вашу мать! - взорвал установившуюся тишину голос прапорщика Москальчука. - Водочку тут попиваете?!
Дальше последовало чье-то тихое объяснение.
- Выходите из каптерки, подонки! - выкрикнул замполит. - Марш все в канцелярию!
После того как раздался стук канцелярской двери, в казарме стало тише. Судя по некоторому шуму, исходившему из командирского кабинета, разборка происшествия затягивалась.
Что касается курсантов, то большинство из них преспокойно спали и не реагировали на происходившие события. Крики, ругань, исходившие из каптерки в ночное время, были для них делом привычным, поэтому никто не вставал: для наведения порядка есть дежурный и дневальные. Конечно, те воины, кровати которых располагались ближе к месту событий, наверняка слышали крики военачальников, стук, разборки и все прекрасно поняли, но предпочли в происходившее не вмешиваться. Как говорится, война - это дело вождей!
Вслушиваясь в приглушенные звуки, Иван наслаждался. Впервые за всю свою службу он засыпал с чувством радости и даже счастья: действительно, как сладка месть!
Наутро рота встала как обычно. И подъем, и зарядка, и ритуал следования на завтрак были прежними. Лишь во время приема пищи было заметно, что Мешков и Попков явно находились не в настроении, плохо ели и, к недоумению молодых воинов, не спешили с подъемом из-за стола, позволив своим подчиненным тем самым хоть раз спокойно поесть. Скромно выглядели младшие военачальники и во время строевых упражнений и в период учебных занятий. Зато капитан Вмочилин весь светился от счастья. Казалось, что даже американский империализм был ему уже не так ненавистен, как раньше, и упомянул он Америку всего-то раз десять! Словом, во взводе царили тишь и благодать! Внезапно прекратились и преследования Зайцева. Как-то незаметно, само-собой. О поведении сержантов ничего нигде официально не говорили. Лишь курсанты, сбиваясь в свободное время в кучки, обсуждали минувшее.
Вечером к Зайцеву подошел Котов. - Слышал, Иван? - спросил он.
- Что?
- Как, неужели ты не знаешь?! - рассмеялся Котов. - А я, грешным делом, подумал, что это ты все подстроил!
Иван промолчал и лишь нахмурил брови.
- Да ты не обижайся, - сказал Котов. - Да я бы, если бы так поступил, только бы радовался! Так им и надо, гадам! - И он рассказал Зайцеву о произошедшем.
- Что толку? - грустно бросил Зайцев. - Ведь Вмочилин не принял к ним никаких мер? Все закончилось одной болтовней!
- Ох, не говори! - усмехнулся Котов, - Смотри, как они присмирели! Теперь-то, по крайней мере, прекратят издеваться над нами!
- И то ладно! - кивнул головой Зайцев.
Так в спокойной обстановке пролетела еще одна неделя.
Служить в учебном батальоне оставалось всего около полутора месяцев. Погода на улице установилась солнечная и теплая, и жить было значительно легче. Лишь иногда курсантов преследовали мысли: что ожидает их по окончании "учебки" в основных ротах, куда они перейдут? Как там их встретят? Но эти мысли лишь ненадолго омрачали настроение: у молодых воинов все-таки была уверенность, что "хуже, чем здесь, нигде быть не может".
Иван теперь уже не боялся будущего. Он понял, что для того, чтобы выжить, нельзя бояться. Нужно быть постоянно готовым ко всему, умело переносить трудности, а главное, на каждую подлость отвечать подлостью и в деле мести забыть всякую мораль…
Но вернемся к событиям в роте.
Приближался священный для каждого советского человека день - Коммунистический субботник. Конечно, священным он был лишь на бумаге. Таковым его объявляли все официальные средства массовой информации и штатные политвоспитатели. На самом же деле Коммунистический субботник был идеальным примером воплощения социалистической принудиловки в жизнь.
Как известно из истории, двадцатого апреля тысяча девятьсот девятнадцатого года на одной подмосковной железнодорожной станции тамошние служащие организовали бесплатный субботний рабочий день по расчистке территории от скопившегося мусора. Коммунистическая пропаганда, ведомая В.И.Лениным, использовала этот "великий почин" как повод для ежегодного регулярного бесплатного труда в предпоследнюю апрельскую субботу.
Надо сказать, что советские люди "с энтузиазмом" восприняли указание партии. Лишь скрупулезная слежка начальников за подчиненными да страх за преследование с их стороны и со стороны партийных комитетов, заставляли большую часть народа соблюдать этот "почин".
Иван видел, как трудились люди на этих субботниках. Если работа проходила в цехе, на участке завода, то тут приходилось хоть что-то, пусть худо-бедно, но делать. Но если работали где-нибудь в колхозе или на "благоустройстве" родного города, то все откровенно отбывали и не знали как бы поскорее "слинять". Главным здесь было - отметиться о явке, засвидетельствовав свою лояльность существующему режиму, и при первой же возможности улизнуть. Бывали случаи, когда люди открыто вслух выражали свое недовольство тем, что приходилось бесплатно работать в свой выходной день, но, поворчав, они предпочитали выйти и с начальством не ссориться. Постепенно субботники стали превращаться из действительно тяжелого принудительного мероприятия в простую формальность. Даже сами надзиратели, начальники, со временем стали со скептицизмом относиться к этому торжественному событию и спешили быстрей закончить работу, чтобы побыть либо в кругу семьи (что было редкостью), либо в пьяной компании единомышленников (что было делом обычным).