Наутро ребят разбудили по команде "Подъем!". Всех их выгнали во двор, где началась беготня. С непривычки молодые воины мчались, как угорелые, не чуя под собой ног. Иван же бежал неторопливо, расчетливо, понимая, что, не имея опыта, он может легко задохнуться и, зная, что за медленный бег ему ничего сделать не смогут. Правда, вначале "старики" покричали сзади "для порядка": - Давай быстрей, салабон! - и даже кто-то ударил его однажды ногой в зад (как потом оказалось, это было вполне нормальное и даже фамильярное действие), но так как после первого круга они уже молодежь не сопровождали, а лишь контролировали бег на расстоянии, скорость удалось вскоре сбавить.
Другие же, беспрекословно выполняя указания старших товарищей, совершенно обезумели. Уже к пятому кругу Иван стал замечать, как падают от усталости призывники: ведь они к тому времени отмерили, по-видимому, десяток кругов. Многие стеснялись признаться в своей слабости и продолжали бежать. Иван же перешел на бег, близкий к ходьбе, и не испытывал особого дискомфорта. Когда же он остался в одиночестве, пришел сержант и отменил утреннюю зарядку, после которой четыре призывника оказались в лазарете, а человек двадцать лежали на сырой, присыпанной снегом траве, и дышали, как паровозы.
В это время прибыл капитан - командир роты - и поинтересовался, как прошло первое испытание. Узнав о результатах, он пришел в гневное состояние, побагровел и выпалил: - Перестарались, иоп вашу мать! Что скажет комбат? Ни в чем меры не знаете! - Он с удивлением посмотрел на Ивана. - Встать! Как фамилия?
- Зайцев! - последовал ответ.
- А ты что, не бегал? - изумился комроты.
- Бегал, товарищ капитан!
- Что-то не видно…Эй, младший сержант! Вы почему за ним не смотрели?
- Смотрел, товарищ капитан. Сачковал, гад, хитрый, подлюка!
- Хитрый? - Г-м…Пригласите-ка его после обеда ко мне на беседу!
После зарядки роту повели на завтрак. Ротой, конечно, еще трудно было назвать нынешних призывников, одетых в гражданскую, разношерстную одежду, ибо воинскую форму им еще не успели выдать: обещали лишь во второй половине дня. Но шли они строем.
Кроме того, никто до сих пор не знал, куда они прибыли. На вопрос, какой город они проезжали на грузовиках, сержанты и старослужащие отказались отвечать.
Перед завтраком заместитель командира взвода - старший сержант - сказал молодым людям, что они должны быстро есть - три минуты - и если не уложатся в это время, останутся голодными.
Войдя в столовую под смех и гогот стоявших кругом бывалых солдат, молодежь уселась за длинный стол на две, расположенные параллельно по обеим его сторонам, скамьи. На столе стояли пустые тарелки, а в конце стола - большой бачок с картофельным пюре и тарелка с жареной рыбой. Сержант объяснил суть ритуала: старший накладывает в тарелку картошку и по кусочку рыбы, а затем раздает тарелки поочередно каждому. С момента получения последней тарелки начинается отсчет времени приема пищи.
Как безумные, призывники похватали тарелки и стали с жадностью глотать картошку, обжигаясь и давясь. Не разобрав вкуса, проглотив рыбу с костями, они кинулись намазывать хлеб маслом и запивать его чаем.
Иван был невозмутим. Он спокойно жевал картошку, аккуратно отделял от костей рыбу. Однако через три минуты последовала команда - "Подъем!" - и все выскочили из столовой. Так наш герой остался без завтрака.
Примерно таким же образом прошел и обед. Как говорится: "кто смел, тот и съел". Здесь еще можно добавить: и кто быстр. Выигрывал время и тот, кто садился с края скамьи и получал тарелку первым. Это были самые рослые и сильные ребята: что поделаешь - естественный отбор!
Таким образом, Зайцев стал хронически недоедать, вызывая насмешки своих товарищей.
(Забегая вперед скажу, что после шестимесячного учебного батальона лишь один Иван сохранил относительно здоровый желудок, а остальные только и хватались за таблетки, а к концу службы одних язвенников или кандидатов в язвенники было до тридцати процентов состава). После же обеда к Ивану подошел его командир отделения, сержант. - Тебя вызывает командир роты, - сказал он. - Пойдем, я научу тебя, как входить к военачальнику!
Все было очень просто. Следовало три раза постучать, приоткрыть дверь и сказать: - Разрешите? - После утвердительного ответа нужно было представиться: - Курсант Зайцев по вашему приказанию прибыл!
Выполнив эти требования, Иван оказался в большой просторной комнате, в центре которой располагался канцелярский стол. За столом сидел тот самый знакомый капитан, который пообещал ему послеобеденную встречу. А над ним на стене висел большущий портрет Ленина.
Капитан был высоким мужчиной, примерно тридцати лет, взгляд его излучал покровительство и доброту.
- Ну, что, молодой человек, - начал он, - нравится вам служба в нашей части?
- Безусловно, - последовал ответ.
- Есть ли какие-нибудь просьбы, замечания? - нахмурился военачальник.
- Скажите, пожалуйста, в каком городе располагается наша часть?
- А вот об этом распространяться не следует! - насторожился капитан. - У вас еще карантин - двухнедельный срок до присяги! Всякое может случиться, поэтому мы не имеем права информировать вас сейчас о том, где вы находитесь. Это военная тайна!
- А как же тогда писать письма домой?
Комроты показался несколько озадаченным и что-то невразумительно пробурчал. Затем он приступил к делу.
- Тут, видишь ли, у нас необходимо регулярно проводить политзанятия. Часто мы поручаем готовить их добросовестным воинам. Вы знаете какие-либо работы Ленина или Маркса?
Иван обрадовался: - Я знаю много работ этих людей и, если хотите, я вам вкратце перескажу часть из них!
Капитан оживился: - А не могли бы вы подготовить небольшой доклад ко дню Конституции - пятого декабря? Например, под таким названием - "Вечно живой Ленин и Конституция СССР"?
Молодой воин поморщился, однако делать было нечего.
- Могу, - сказал он.
- Вот и добро! - обрадовался военачальник. - Я распоряжусь освобождать вас каждый день после обеда на три часа для подготовки доклада, но чтобы он был объемом не меньше десяти страниц!
- Напишу, - с горечью сказал Иван и уже собрался уходить, как вдруг комроты похлопал ему рукой по плечу.
- Слушай, - панибратски заговорил он, - не замечал ли ты, случайно, каких либо странностей со стороны товарищей призывников?
- Да вроде бы никаких. А что?
- Ну, может, кто из них недоволен своей судьбой или ему не нравится, что он попал в нашу роту, ведь бывают всякие неустойчивые люди…Порой, осуждают Советскую власть…
Иван, наконец, понял, чего от него добивает высокий начальник. Он хотел встать и послать его подальше, но сдержался: в этом случае его жизнь усложнилась бы очень существенно. Как же поступить? И тут его осенило. - Что вы, как же я могу рассказывать вам о них что-нибудь, ведь если я начну это делать, то тогда сформируется привычка и не исключено, что я не смогу сдержать свой язык и при более высоком, чем вы, начальнике, особенно, если он спросит что-нибудь про вас…
Несмотря на несколько корявую речь Ивана, капитан его вполне понял. Лицо его посуровело, взгляд устремился куда-то в сторону.
- Ну, ладно, готовь доклад!
- Разрешите идти?
- Идите!
- Есть!
Г Л А В А 4
В Л Е Н И Н С К О Й К О М Н А Т Е
В армии дисциплина - вещь серьезная. Если командир приказал, нужно безоговорочно подчиняться, иначе и быть не может!
Не успел курсант Зайцев (призывников теперь называли курсантами) войти в спальное помещение казармы, как столкнулся лицом к лицу с сержантом - командиром отделения.
- Как дела, товарищ курсант? - поинтересовался тот.
- Все в порядке, товарищ сержант!
- Что говорил тебе капитан?
Иван рассказал о задании командира роты.
- Ну, что ж, приказ есть приказ! Доклад будешь готовить три часа после обеда. Каждый день, - сказал сержант. - Можешь идти в Ленинскую комнату!
Зайцев пошел туда. Ему уже приходилось сталкиваться с фразой "ленинская комната". Ее часто употребляли в разговоре бывшие солдаты еще "на гражданке". Ленинские залы, музеи, красные уголки встречались Ивану и в школе, и на заводе, и в общественных местах. Эти помещения чем-то напоминали хорошо описанные в литературе кумирни восточно-азиатских богов. Только разве что место идола заменяли изображения Ленина в разных позах.
То же он увидел и в ротной Ленинской комнате. На видном месте перед школьными столами на высокой тумбочке стоял бюст Ленина. Над ним располагался стенд с портретами членов Политбюро ЦК КПСС, возглавляемых "верным ленинцем" Леонидом Ильичом Брежневым. Справа от бюста у стены на длинных и широких столах лежали книги Ленина, Брежнева, материалы партийных съездов и конференций. Здесь же в стопках находились и брошюры с доступными для простых людей комментариями к высказываниям и статьям великого вождя. Иван обратил внимание на название одной из брошюр. "Жизнь свою по Ленину сверяю!" - гласила она. На обложке был изображен здоровенный солдат, с благоговением смотревший на книгу Ленина, которую он держал в руке. Полистав брошюру, Зайцев прочитал несколько фраз: "Ленин - это самое святое для советского человека слово!" "В дни сомнений, трудностей, тягостных раздумий следует прибегать к великому ленинскому творчеству!" "Ленин для вас и отец, и брат…"
- И сват, - добавил Иван и бросил брошюру на место.
Оглянувшись, он увидел на стенах целый ленинский музей. Ленин в Смольном, Ленин в Горках, Ленин в Польше, Ленин в Финляндии, Ленин стоя, Ленин сидя, Ленин лежа… - Милые вы мои, - подумал Иван, - где же вы накупили столько его портретов?