Когда караул принял пищу, курсанты, недавно прибывшие с постов, расселись в дежурке, перечитывая уставы. Мыть посуду полагалось другим. Иван приоткрыл дверь караулки и выглянул во двор.
- Эй, Зайцев! - послышалось из дежурки. - Иди-ка сюда!
Иван быстро захлопнул дверь и предстал перед сержантом Попковым.
- Ты что, мудак, там обо мне болтаешь?! - со злобой заорал командир отделения. - Ну-ка, марш мыть посуду! Ишь, правдолюбец нашелся, справедливости ищет!
Зайцев повернулся и пошел в столовую.
Перемыв тарелки и бачки, он вернулся в дежурку, но не успел и присесть на табурет у стола, как последовала команда: - Караул, стройся!
На этот раз на посту было очень трудно. Глаза слипались, ноги были ватными. Но, понимая, что нельзя садиться, Иван стал ходить взад-вперед по территории охраняемого объекта и считать шаги. С большим трудом отстоял он и в этот раз, но, зная, что допустить оплошность ни в коем случае нельзя, выдержал нелегкое испытание.
После смены и отбывания обязанностей уборщика, молодой воин был вновь направлен в столовую части за пищей.
Возвратившись оттуда и пообедав, Иван решил не выходить из караульной столовой и, зная, что Попков вновь заставит его мыть посуду, стал собирать грязные тарелки.
- Товарищ Зайцев! - позвал вдруг его сержант Мешков. - Иди-ка сюда!
Выйдя к нему, Иван отрапортовал.
- Чего ты там возишься? - спросил замкомвзвода.
Зайцев огляделся. Попкова не было, значит, ушел на посты. - Да я так…, - замялся он.
- Давай, садись - учи устав!
- Есть!
Последнее стояние на вышке было самым трудным. Ведь днем спать не разрешалось, а Зайцеву и ночью не довелось нормально отдохнуть даже в положенное распорядком время. С большим трудом он отстоял свои последние часы, и когда пришла смена, вздохнул с облегчением: - Начальству не к чему придраться!
В караульном помещении находился сержант Крадов, командир третьего отделения и второй разводящий. Увидев Зайцева, он обрадовался: - Идите-ка, товарищ курсант, в столовую! Скоро придет смена, и полы должны блестеть как новые!
Иван уныло побрел в столовую выполнять приказ. Почти полтора часа провозился он "на полах", и когда прибыл новый наряд, силы его покинули. С трудом вышел измученный Зайцев в коридор и буквально свалился на свободное место скамьи.
Дежурка была на этот раз переполнена. В ней скопились и старые и новые караульные.
- Иди, сдавай столовую! - приказал Зайцеву Крадов после небольшого разговора со своими курсантами.
Согнувшись, дрожа от усталости, молодой воин пошел в комнату приема пищи. Там стояли два курсанта из первой учебной роты. Когда Зайцев услышал их речь со знакомым прибалтийским акцентом, он не смог скрыть своей радости: перед ним были латыши! - Товарищ курсант, - сказал один из них, - вот здесь крясна, нужна прамыть!
Иван взял тряпку и вытер пол, где действительно был песок.
- Тепер мошешь ити, - сказал другой латыш. - Тут чиста!
Г Л А В А 18
Л А З А Р Е Т
На следующий день в учебном классе состоялся разбор прошедшей караульной службы. Сержанты выразили свое удовлетворение тем, что курсанты постепенно осваивают "ратный труд". Особых замечаний по действиям часовых высказано не было. Мешков произнес лишь несколько слов о недопустимости чтения книг, газет и чего-либо подобного "при несении службы по охране государственных и военных объектов". При этом он с укоризной посмотрел в сторону Зайцева. Иван же, глядя на своего командира, также покачал головой в знак согласия со справедливостью его замечания.
На вечерней поверке сержанты огласили некоторые изменения в графике дежурств. В связи с заболеваемостью гриппом и простудными болезнями были внесены поправки в состав очередного наряда по ротному дежурству. В число дневальных попал и Зайцев.
Перед самым "отбоем", когда Иван пребывал в умывальнике, к нему подошел курсант Осин. Он поинтересовался, каково мнение товарища о сержанте Мешкове.
- Очень хороший человек! - последовал ответ.
Осин несколько растерялся, он, видимо, не ожидал такой оценки, но затем успокоился и спросил: - Почему ты так считаешь? Ведь большинство думают иначе? Разве ты не помнишь несправедливые наряды, которые он объявлял?
Помня о последствиях подобного разговора во время караульной службы, Иван решил больше не попадаться на удочку товарища. - Мешков не только хороший, но даже отличный человек! - сказал он решительно. - И больше говорить нечего!
Осин замолчал: такой исход беседы его совсем не устраивал!
- Как же так, - опять заговорил он, - ведь даже Огурцов его не любит?!
- Мало кого Огурцов не любит, - возразил Иван. - Это еще не значит, что я должен соглашаться с ним во всем.
- Стало быть, Огурец - дурак?
- Если ты так считаешь, то возможно. Поэтому я, тем более, не должен ему подражать! - усмехнулся Зайцев.
На этом они расстались.
Весь следующий день прошел в подготовке к наряду. Когда же наступило время дежурить, сержант распределил между курсантами территорию и назначил порядок смены дневальных у тумбочки с телефоном. Имея значительный опыт относительно своих товарищей, курсант Зайцев без труда справлялся с обязанностями дневального. Вместе с ним несли службу еще три курсанта: Огурцов, Конев и Котанс.
Курсант Огурцов был одним из самых популярных среди товарищей. Физически сильный, рослый, он, казалось, всегда мог за себя постоять. Кроме того, он был и довольно общительным: любил поговорить о жизни, показать из себя заботливого товарища и надежного друга. По отношению к командирам он так же вел себя, как и большинство: заискивал перед ними, изображая из себя наивного дурачка, этакого "деда Щукаря", всячески пытался им угодить. Это считалось делом достойным и на "гражданке".
Иван не раз замечал, как на заводе, где он работал, трудящиеся беспощадно обличали и осуждали свое начальство в разговорах между собой наедине и реже - в компании. В тех ситуациях они были активными борцами за правду и справедливость, но стоило лишь оговариваемому начальнику появиться перед ними, их поведение резко менялось: те самые герои, изрыгавшие только что всю свою злобу и нецензурную брань, вдруг, как по мановению волшебной палочки, начинали подобострастно улыбаться, заискивать, угождать своим врагам.
То же самое происходило и в армии. К такого рода "героям" относился и товарищ Огурцов. Зайцев давно это понял и с ним не связывался. Лишь только, когда возникала необходимость поддерживать какие-то отношения, или кто-либо из курсантов подходил поговорить, Иван создавал видимость общения. К его удивлению, Огурцов за весь вечер ни разу даже не пытался начать доверительный разговор. Мало того, он со злобой смотрел на Зайцева и, казалось, чего-то ждал.
- Ищет возможность придраться к чему-нибудь, - заподозрил Иван. - Зачем ему это надо? Может опять сержанты подучили?
Лишь ночью, когда Зайцев сменял Огурцова у тумбочки, тот пробурчал: - Любишь вот ты, Иван, всякие сплетни сочинять!
Тот опешил: - Да с чего ты взял, какие сплетни?
- Не прикидывайся дурачком. Думаешь, я не знаю, что ты про меня ребятам наговариваешь?! - бросил с раздражением Огурцов.
- Я ж ведь ни с кем почти не разговариваю! - возмутился Иван. - Когда же я мог про тебя сплетничать?
- Хоть ты и считаешь меня дурачком, но я умней тебя! - с гордостью сказал Огурцов. - Я все знаю. Стоит только кому-нибудь на меня наговорить, я насквозь вижу сплетника! - И он торжествующе удалился.
Из последних слов товарища Зайцев понял все: это "поработал" Осин! Но ведь Иван ничего плохого об Огурцове ему не говорил!
Хотя, впрочем, и не отрицал утверждения Осина о том, что Огурцов дурачок. Значит, товарищ воспользовался этим разговором и передал собственное умозаключение, как слова Ивана! Такой поступок был весьма неожиданным!
Зайцев хорошо знал о любви советских людей к сплетням. И в школе, и на заводе, да и здесь, в учебном батальоне, товарищи постоянно оговаривали друг друга. Характерным для них в этом было ведение провокационных бесед. Пользуясь неопытностью собеседника или его болтливостью, товарищи часто заводили разговоры о негативных сторонах жизни обсуждаемого, об отрицательных чертах его характера, о его недостойных поступках. И когда собеседник попадался на эту удочку и начинал "наговаривать", товарищ запоминал и вскоре передавал все тому, о ком говорилось. Подобная практика считалась нормой жизни. Натравливание таким образом противников или даже мало знакомых людей друг на друга высоко ценилось в обществе, так как окружающие с интересом наблюдали за дальнейшим развертыванием событий, потасовками, скандалами и прочим.
С этим наш герой неоднократно сталкивался в жизни. Но вот с ситуацией, когда собственные слова выдавались за слова собеседника, он еще ни разу не встречался.
- Каков наглец! - негодовал Иван. - Видимо, чувствует свою полную безнаказанность!
Так оно, скорей всего, и было. Осин был крепким, широкоплечим парнем, и Зайцеву было далеко до него по физической силе. Считая, что Иван не осмелится выяснять с ним отношения, провокатор решил столкнуть его с Огурцовым и насладиться ссорой. Но Осин явно недооценил Зайцева, который вовсе не был "тихоней" и всегда давал сдачи "не отходя от кассы".
Утром, когда курсанты столпились в умывальнике, Иван подозвал Огурцова и подошел с ним к Осину. - Послушай, Осин, объясни-ка нам хорошенько, когда это я сплетничал на Огурцова? - спросил он оторопевшего курсанта.
- Я…ты, - растерялся Осин. - Ты…ты…говорил, что он - дурак!