Глава 22
Казвин открылся не сразу. Он мало чем отличался от прочих азиатских городов по архитектуре и устроению, но имел свою особенную черту. Собственно, все персидские города отличались тем, что выносили свои сады за городские стены. Но Казвин был окружен виноградниками, фисташковыми и миндальными садами плотно, как хороший солдат хорошо скатанной шинелью. К тому же он располагался на равнине перед снежным хребтом Эльбурс, показывающимся из-за холмов на поворотах дороги и магнетически притягивающим к себе глаза, так что городу внимания не оставалось. Два года назад, во время антирусского разгула, Казвин стал прибежищем массы русских служащих со всей Персии. При этом местные жители, научаемые дервишами и агентами турок и германцев, приняли беженцев, как и все русское, весьма враждебно. По улицам пошли своеобразные демонстрации в виде похоронных процессий. Толпы жителей, выряженные в белые передники и украшенные черными флагами, с неизменными же дервишами во главе, шатались по улицам и пели некие гимны, в переводе обозначающие ни много ни мало, а "смерть нам, правоверным, если ранее не умрут русские нечестивцы". Торговля, находящаяся в руках местных армян, была полностью прекращена, и говорят, что те, кто отваживался торговать, были преследуемы и даже убиты.
Теперь же было наоборот. Город был в руках расхристанного русского полка, собранного из уголовного элемента и дезертиров, что вошло в обычай при временной сволочи.
Первых из них мы встретили при въезде. Были они то ли пикетом, то ли неорганизованной группой в шесть человек, по своему желанию вышедшей на окраину и расположившейся в тени большого платана, среди брошенных наземь шинелей и прочей амуниции. Я спросил, как проехать на Рештскую улицу, к начальнику гарнизона.
- Ой, не стоит, ваше высокоблагородие! Я же все здесь знаю! - предупредил меня шофер Кравцов.
- Братец! - позвал я ближнего к дороге.
- Ну! - отозвался он и посмотрел на остальных.
- Рядовой, ко мне! - приказал я.
- Ну! - снова сказал он и снова посмотрел на остальных.
- Дядя, тебе чего? - спросил один из них, очевидно, старший.
- Прошу вас, ваше высокоблагородие, не связывайтесь. Поедемте. Я сам все знаю! - взмолился шофер Кравцов.
Сколько ни был я со времени отречения и преступного приказа номер один готов к подобному случаю, у нас совершенно немыслимому, тут же, однако, я впал в холодное бешенство. По мне враз прошли две мысли: я ничего с ними сделать не смогу, и я сейчас их всех просто-напросто застрелю. И тотчас мне почему-то вспомнилась картинка, мной увиденная год назад на Асад-Абаде, когда мы с Николаем Николаевичем Баратовым последними, уже в полуокружении, покидали этот перевал. Я вспомнил, как командир пограничников полковник Михаил Семенович Юденич специально приехал на перевал, ходил по лазаретам, собственно среди лежащих прямо на земле солдатиков, и искал своих.
- А, кажется, мой! - тыкал он неизменным ореховым прутом в кого-то из своих и, если рана того оказывалась пустячной или бедолага оказывался в лазарете по чрезвычайному переутомлению, бил его, называл дезертиром и гнал обратно в полк, последними силами держащий фронт.
Я жестом велел шоферу Крацову и вестовому Семенову оставаться в автомобиле и пошел к группе. Она вся тотчас напряглась. Я подошел. Все невольно встали и заправились.
- Кто старший, братцы? - дружелюбно спросил я.
- Я, двести семьдесят девятого пехотного полка, пятой роты рядовой Лямин! - встал во фронт малый с каким-то зловатым, но умным выражением лица.
- Кто командир роты? - спросил я.
- Прапорщик Сизиков, ваше… - запнулся рядовой Лямин на отмененном, но въевшемся титуловании.
Я решил его выручить.
- Что же он вас, братцы, не научил дисциплине? - спросил я.
- Виноваты, господин подполковник! - за всех ответил рядовой Лямин.
- Ну, а как, если бы курды или местные бандиты дженгелийцы нагрянули? А вы расхристанные! Враз уволокут к себе и начнут мучить, прежде чем убьют! - сказал я.
- Виноваты, господин подполковник! - снова за всех сказал рядовой Лямин.
- Это что же, весь полк такой? - спросил я.
- А ты кто будешь? При тебе мандат или документ есть? - вдруг шагнул ко мне некий тип моего возраста, с сероватым на цвет и безволосым лицом.
- Фамилия, рядовой! - потребовал я.
- А я член ротного комитета, и каждому докладываться мне нет надобности! - сказал он.
- Ладно тебе, Штыпель! Видно же, что они при исполнении! - несмело сказал рядовой Лямин.
- А ты больно-то не тянись, не кум перед тобой! Я доложу в комитет! Там тебе потянуться дадут! - пригрозил Штыпель.
Николай Николаевич Баратов был прав, когда говорил, что знает мой характер. Я снова был готов вынуть револьвер и пристрелить сего Штыпеля на месте. Но Николай Николаевич был прав еще раз, когда говорил, что знает мой характер. На слова Штыпеля я любезно улыбнулся и - вот картинка для альбома князя Гагарина, вероятно, завершающая его альбом, - протянул Штыпелю служебное предписание.
- Глянь, Коростелев! - стараясь небрежно, но что-то чуя неладное в моем поведении, сказал Штыпель через плечо.
Предписание взял солдатик, по виду из приказчиков на розничном рыбном торге.
- Командир корпуса Баратов и печать. Подполковник Норин. В Казвин, к нам, значится. Полномочный. Это значит… - как-то выборочно стал читать Коростелев.
- Все, смолкни, - велел Штыпель.
- Разрешите идти? - с той же улыбкой спросил я, хотя никуда уходить не собирался.
Штыпель, уже явно хлебнувший офицерской крови, но неизвестно почему не отирающийся у себя в комитете, а выпровоженный в пикет, постарался незаметно оглядеть меня, как бы проверить степень моей опасности. Мой вопрос поставил его в тупик. Однако же он не сделал выводов. Я не стал ждать, шагнул к нему и быстро ударил тычком в нос, а потом сзади подсек по ногам. Он упал на колени. Я выхватил револьвер.
- А ну встать! - сказал я Штыпелю, хотя был уверен, что сразу встать он не сможет. - Поднять мерзавца! - махнул я револьвером на остальных и не сдержался сказать: - Стыдно вам, защитники Отечества, стыдно и позорно терпеть вот этаких! Поднять мерзавца! - И жестом остановил полетевших ко мне шофера Кравцова и вестового Семенова.
Потом я велел Штыпелю утереться, посадил в автомобиль и повез на улицу Рештскую, где сдал дежурному по караулам.
Город действительно был во власти дезорганизованного полка. Нас несколько раз останавливали. Я велел Штыпелю говорить, что он комитетчик и провожает нас. Он говорил. На нас с подозрением смотрели, но, видно, Штыпель был известным в полку. Нас пропускали.
- Как же ты, из комитета, оказался в пикете? - спросил я.
- Это все Кодолбенко! - всхлипывающе сказал Штыпель.
- Кто такой? - спросил я.
- Главный в полковом комитете, мокрушник, зараза! - сказал Штыпель.
Начальник гарнизона полковник Подзгерский был у себя.
- Вы одни? - сразу же спросил он и показал в окно: - Это черт знает что такое! Четвертые сутки болтаются! Дальше отправляться не хотят, требуют возвращения! Грозили меня пристрелить. Командир полка под арестом. Офицеры, которые не с ними, - тоже.
- Как это "которые не с ними"? Что же, есть "которые с ними"? - опешил я.
- Военный выпуск, всякая шваль - земские учителя, землемеры, какая-то эсеровщина! - в злой брезгливости сказал полковник Подзгерский.
- Так что? У вас в руках власть - комендантский взвод, караульная команда, в конце концов! - сказал я.
- Все пустое! Этих бандитов шестьсот человек! Сметут и не поморщатся. Даже онучей своих не запачкают! - с прежней злой брезгливостью ответил полковник Подзгерский и спросил: - Вы-то почему одни? По крайней мере, я ждал с вами пару сотен казаков!
- Они отведены на отдых, - едва не сквозь зубы сказал я.
- Вот как! - воскликнул полковник Подзгерский. - Это новость! А командующий сообщал, что нет ни одного свободного солдата, не только казака!
- Я же говорю: отведены на отдых! - сказал я.
- Вы, кажется, шутите! - наконец догадался полковник Подзгерский. - Да, следовало мне самому догадаться.
- Давайте к делу, господин полковник! Пожалуйста, дайте сколько возможно полную картину на сегодняшний день в городе в связи с этим полком, и какие вами приняты меры! - прервал я полковника Подзгерского.
- Извольте! - начал было он, но тут же махнул рукой: - Да все в их руках!.. Если уж командир полка арестован!.. И ни одного сильного человека, который бы… Да что говорить! Вон проходил Восемнадцатый драгунский полк и тоже, так сказать, изволил расседлаться, то есть тоже забузил! Так у них, я скажу, унтера заступились за офицеров! Мне запомнился один такой. Полный бант на груди, сам небольшой, а как замахал кулачищем: "Вы что! - заорал. - Вы думаете без начальства прожить! Да дураки вы!" - и так далее.
- А фамилия унтера? - с интересом спросил я.
- Да кто же унтеров запоминает! - в усмешке воскликнул полковник Подзгерский. - Но если вспомнить… Да, - и крикнул адъютанту войти. - Скажите-ка, этот унтер из драгунского полка, что вам понравился, как его фамилия? Ну, тот, который все их сборище обозвал дураками и помог офицерам восстановить дисциплину?
- Буденный его фамилия, Сергей Юлианович, унтер Буденный! - вспомнил адъютант.
- Молодец! - не удержался воскликнуть я при упоминании фамилии моего старого знакомого.
В кабинет гулко, с притопом разбитой обуви и отстраняя адъютанта, вошла толпа солдат.
- Вот! - только и успел сказать полковник Подзгерский.
- Это как, полковник, понимать? - вышел от толпы солдат с веселым круглым лицом при белесых ресницах и с револьверной кобурой на поясе.