Агабегим протянула ему тетрадь и опустилась на колени возле матери. Поэт надел очки, раскрыл тетрадь. Вагиф, Видади, Муштаг, Наби, Раджи, Рафе, Муштери, Ага - Месих, Нишат, Ариф, Аджиз, Ашик Али, Абдулрахман–ага Шаир и другие современные азербайджанские поэты были представлены здесь лучшими своими стихами.
- Почитай вот это! - Вагиф указал девушке строфу у Госи Тебризского.
Слегка зардевшись, Агабегим начала читать:
Прекрасны роза и нарцисс, но верь, твои цветы - особые,
Лицо твое, глаза твои - истоки красоты особые,
Нет, я в бутоне ни в одном не хаю ни единой черточки,
Но ты прекрасней потому, что все твои черты - особые.
Сама юность звучала в ее голосе. Тутубегим искоса поглядывала на Вагифа и улыбалась, довольная…
- Молодец! Великолепно! - с искренним восхищением воскликнул Вагиф, когда Агабегим кончила.
- Ахунд, - заметила Тутубегим, - она ведь и сама сочиняет. - И обернулась к дочери. - Почитай–ка из своих, дочка, ахунд послушает…
Тут Агабегим стала совсем пунцовая, и сколько ни настаивала мать, сколько ни просил Вагиф, все было бесполезно, - свои стихи девушка читать не стала.
Агабегим была необычайно горда, что встретилась с Вагифом. Подумать только: она беседовала с настоящим поэтом, сидела рядом с ним, читала ему стихи - значит, она теперь совсем, совсем взрослая! Она стала потихоньку собирать те стихи, что писала по ночам при свече; вот наберется смелости и пошлет Вагифу… Но неожиданный поворот судьбы помешал свершиться ее планам, опрокинув чашу надежд, нарушил безмятежное течение Девичьей жизни.
Как–то, гуляя с няней в саду, Агабегим увидела в угловой башне юношу: русого, ясноглазого, широкогрудого… Его шлем и доспехи на широких плечах огнем сияли под лучами утреннего солнца.
- "Это он! Мой Кероглу!" - у девушки подкосились ноги. Впервые в жизни бутон ее сердца ощутил сладостный укол шипа…
- Няня! - воскликнула Агабегим! - Няня! Кто это?
- Как кто? - удивилась Назлы. - Неужто не узнаешь? - Двоюродный братец твой, сынок дяди покойного. Вон он, красавец! - И Назлы кивнула на башню.
- Но, няня… - прячась за дерево, пролепетала Агабегим, - когда я его видела, он был маленький, мальчик еще, а теперь!..
- Так ведь лет–то сколько прошло, доченька!.. Он долго пропадал. Убил мать и не смел хану на глаза показаться. А как порешил Агасы–хана и сына его Ахмед–бека - это он им за отца мстил, - хан и смилостивился. Допустил до себя…
Прячась среди листвы, Агабегим снова бросила взгляд на башню и вдруг… глаза юноши, светлые, ясные, жестокие, двумя кинжалами пронзили девичье сердце.
Больше она уже не отрывала взгляда от башни. Детское самолюбие бесследно покинуло ее душу, предоставив место тоске, мучительному, непонятному томлению…
18
Прибыв в Кубу, Мирза Алимамед и Сафар сразу направились во дворец Фатали–хана. Во дворце полно было слуг, одетых в самые разнообразные одежды; кроме азербайджанцев, здесь были лезгины, аварцы, кумыки и другие жители Дагестана.
Мирза Алимамед велел сообщить смотрителю двора, что беженцы из Карабаха хотели бы видеть хана. Его пригласили в просторную комнату; окна ее выходили в большой сад. У стены сидел пышноусый человек в сдвинутой набекрень громадной папахе, с кинжалом на боку, он курил трубку: это был смотритель двора.
Мирза Алимамед склонился в поклоне. Пышноусый вельможа, не переставая курить, ответил на его приветствие и пригласил сесть.
- Мне доложили, - неторопливо произнес он, - что ты бежал от Ибрагим–хана?
- Это так, ага. Хан задумал ослепить меня, но благодарение аллаху, мне удалось узнать о его замысле и спастись бегством. Вот почему я прибыл во владения милосердного Фатали–хана.
Смотритель двора ухмыльнулся, польщенный.
- Что ж, ты правильно поступил! С благополучным приездом! - он помедлил немного и спросил: - А тебе не удалось захватить с собой каких–нибудь ценностей? Или…
Алимамед быстрым движением сунул руку в карман.
- Вот - сто золотых… - он протянул кошелек смотрителю двора. - Это тебе, будь моим покровителем!
На небе бог, на земле - ты, да будет во благо!
Смотритель двора взял кошелек, проворно сунул в карман. И сразу заметно повеселел.
- Ну что ж, располагайся!.. Все для тебя сделаем, с превеликим удовольствием! - он широко улыбнулся. - Гости у нас сколько пожелаешь - рады будем служить!
- Да не оскудеет милосердие ваше! - Мирза Алимамед низко поклонился.
- Я отведу тебя к хану, - сообщил смотритель двора: - Пока что он занят. Сестра его - Хуру Пейкар–ханум прибыла из Шеки, с ней и беседует… Ты, наверное, знаешь Мамедгасана - он одно время жил в Карабахе. - Так вот сестра Фатали–хана за ним замужем…
- Знаю, - сказал Мирза Алимамед, - знаю этого предателя. Напал на Фатали–хана возле Агсу!..
Смотритель двора сделал предостерегающий жест.
- Все это верно, он допустил ошибку, понес наказание… Теперь обстоятельства изменились. Видишь, он
Хуру Пейкар–ханум прислал - снисхождения просит… - Смотритель двора помолчал многозначительно и продолжал, приняв гордый вид: - Могущество Фатали–хана растет… В этом году Ардебиль взял, все шахсеванские ханы ему покорились… Благодарение аллаху, земли Фатали–хана простираются от Дербента до Тебриза. Такой герой, как Омар–хан, и тот старается жить в мире с ним, один лишь недоумок Мамедгасан кукиш в кармане кажет…
Смотритель двора не спеша набил трубку, слуга подал огня.
- Просители ждут, ага.
- А что, какие дела? - спросил смотритель, не поворачивая головы.
- Да так, мелочи…
Смотритель усмехнулся.
- Я не о том… Ладно, пусть войдут!
Вошел длиннобородый, носатый мужчина и, упав смотрителю в ноги, стал излагать свою жалобу: старшина без времени требует налог с сада.
- Садовые–то осенью положено собирать, как урожай, а сейчас только зима на исходе! Мыслимое ли дело, ага?!
- Мыслимое, мыслимое! - успокоил его вельможа. - Свежих фруктов нет, сушеными отдай! Осенью–то невесть сколько, небось, собрал!..
Проситель хотел что–то сказать, объяснить, но слуга, взял его за рукав, потянул к выходу. Вошла женщина. Эта жаловалась на мужа:
- А ты пойди к судье, - научил ее смотритель. - Он даст бумагу. Неужели не знаешь?
Торопливыми шагами вошел слуга.
- Ага, тебя хан требует!
Смотритель двора проворно поднялся, опираясь руками об пол, оправил архалук и чуху, передвинул на брюхо съехавший на сторону кинжал.
Через несколько минут вельможа вернулся и повел Мирзу Алимамеда к хану. Они вошли в роскошно убранные покои. Фатали–хан оказался мужчиной лет пятидесяти; суровое лицо его обрамлено было густой черной бородой. Он ответил на приветствия Мирзы Алимамеда и велел ему сесть.
Сначала хан расспросил, что привело к нему гостя, потом заговорил сам:
- Ибрагим–хан дурью мучается. Все ханы со мной считаются, один он нос воротит! Думает, крепостные стены спасут!.. Как ушли русские из Тифлиса, совсем обнаглел. А не понимает того, что сегодня они ушли, а завтра опять придут!.. Русские сейчас турецкой войной заняты. Так… Ну, а почему ж все–таки тебе пришлось бежать из Карабаха? Чем ты провинился перед Ибрагим–ханом?
- А тем, что, когда войска твоей милости вторично пришли в Карабах, я посоветовал Ибрагим–хану подчиниться. "Фатали–хан, - сказал я, - опытный и мудрый повелитель, не следует затевать с ним вражду". За это и пришлось поплатиться… Бросили в зиндан, хотели ослепить… Благодарение аллаху, удалось бежать, спастись от злодея…
Мирза Алимамед сумел войти в доверие к Фатали–хану, добиться его благосклонности. Вскоре хан уже не скрывал от него своих намерений, и Мирзе Алимамеду стало известно, что ближайшей своей целью Фатали–хан считал подчинение себе всего Азербайджана, причем рассчитывал на помощь России. Он переписывался с Ираклием, советовался с ним по поводу своих планов. Покрепче прижать Ибрагим–хана - это Фатали считал самой неотложной своей задачей.
Вызнав все, что нужно, детально изучив планы и намерения Фатали–хана, Мирза Алимамед написал подробное донесение Ибрагим–хану. Донесение это предстояло передать Сафару, скрывавшемуся в одной из близлежащих деревень. Доставив письмо по назначению, Сафар должен был тотчас вернуться в Кубу, отлучка его не должна быть замечена.
Сам Мирза Алимамед, дабы не вызвать подозрений, все это время оставался в доме смотрителя двора, ни на минуту не разлучаясь с хозяином. Они проводили время в беседах - прогуливались по городу и окрестностям, охотились у подножия Шахдага. Погода установилась, чувствовалось приближение весны: на полях появились фиалки, кое–где уже зацветали деревья…
- К хану прибыл гость Мамедгасан–хан из Шеки, - сказал как–то Мирзе Алимамеду хозяин дома. - Дел у меня теперь будет по горло, - смотритель двора гордо приосанился. - Так что поручаю тебя сыну, он будет твоим проводником и спутником.
Вскоре Мирза Алимамед направился с юношей в ханский сад, расположенный на склоне горы у реки. Улицы были полны вооруженными людьми, причем ружья у большинства были русские. В одном месте собралась толпа - двое затеяли драку. Тотчас же посреди дороги расстелен был коврик, и противники, встав на колени на противоположных концах его, обнажили кинжалы. Горожане спокойно наблюдали за происходящим; какой–то старик следил за честным выполнением правил.
Первый же удар заставил противника, находившегося по правую руку от судьи, скорчиться - голова его бессильно упала на плечо…
- Ну что?! - возликовал другой. - Получил?!