В это время мимо них проходили драгуны. Савелов, крайний с правого фланга, прямой и стройный, сидел на коне. Через седло лежало тяжелое ружье, в руке, оперши на стремя, он наотлет держал длинную пику.
Фатеев окликнул его.
- Как отпустят, найди братьев да иди в Воротную улицу, к купцу Ферапонтову.
Савелов весело кивнул головой.
- А мы пойдем, - сказал Фатеев Багрееву и по дороге стал рассказывать: - И намучился же я! Шутка ли на двадцать тысяч да еще на обоз плотов да лодок наготовить! Всех обобрал, плохие рыбачьи лодчонки и те взял, а плоты навязал - страсть! Смотри!
Они вышли на берег Волхова, и Багреев не увидел воды - вся поверхность реки была покрыта лодками, баржами и плотами.
- Намучился! - продолжал Фатеев и улыбнулся: - Только и утехи, что хозяйская дочь, Наташа. Так-то ли меня полюбила!
Багреев покачал головой.
- У тебя где постой, там и любушка.
Фатеев покраснел.
- Я ведь не охальничаю, а так…
- А девка сохнет.
- Толстая, вся не высохнет! - засмеялся Фатеев.
Они вошли в калитку на широкий двор и, перейдя его, очутились в просторной бане. Там посредине горницы стоял стол с едой и напитками.
- Вот мы как! - засмеялся снова Фатеев.
Скоро пришли Савелов и Матусовы.
- Братцы, - закричал Савелов, - все узнал! Пряховы и впрямь - купцы новгородские и, мне сказывали, сюда беспременно из Спасского приедут. Там вишь непокойно.
- А где Спасское?
- У Невы, слышь, в Ингрии, куда мы теперь идем.
- А мы идем, - заговорил Семен Матусов, - глядь, Митька Безродный нам сустречу. Куда? - спрашиваем, - а он - пес его съешь! - "с вами, - говорит, - торговать буду". Слышь, вино везет, пиво и Матрешка с ним! Ну, а теперь есть и пить!
Друзья навалились на еду, запивая ее зеленым вином.
В хмельном угаре для новгородцев прошли день и ночь. Солдаты словно торопились пропить все, что еще можно было пропить, и кабаки не успевали закрывать свои гостеприимные двери.
На утро следующего дня началась посадка войска на плоты и лодки. Это был какой-то ад. Быки и коровы ревели, и их ударами палок загоняли на плоты, где устанавливали с головами, притянутыми за рога к ногам, лошади ржали, и их стреноживали Пушки едва устанавливали на громадные плоты, и, когда все это тихо пустили вниз по течению, на следующие сутки стали усаживаться люди. На большие баржи садились по двести, по триста человек, на малые - по пятьдесят, а на рыбачьи лодки - по четыре, по шесть.
Целый день шла посадка войска Вода кипела и бурлила. Несколько неосторожных упали в воду, шум и крик стояли над рекой.
Наконец все уселись, и последняя лодка с бравыми гребцами отошла от пристани. В ней сидел Шереметев. Толстый, пузатый воевода провожал его, епископ, все время кропивший отъезжавших святою водой, в последний раз махнул кропилом, гребцы опустили весла и лодка понеслась.
- Береги красавицу! - крикнул Шереметев воеводе.
- Знаю: будь покоен! - ответил тот.
Народ бежал по берегу и, махая шапками, провожал отъезжающих.
Войско Шереметева совершило обычный путь русских купцов времен Нестора и позднейших Путь "от варяг в греки" лежал в старые-старые годы именно тут по Волхову в Ладогу, а оттуда через Ладожское озеро - в Неву, через Неву - в Финский залив и там - по свободному морю. Так ходили киевские дружинники, так позднее ходили торговые люди и еще позднее - новгородские купцы со своими товарами.
Войско, отдыхая на лодках, быстро двигалось вниз по реке; то с одной, то с другой лодки звенела удалая песня; иногда подхватывали ее с других лодок, и оба берега звучным эхом вторили веселой удалой песне.
Погода благоприятствовала дороге. Стояло так называемое "бабье лето", и с синего неба жарко грело веселое солнце своими прощальными лучами.
Багреев, Фатеев и Савелов плыли в одной лодке, а рядом с ними плыли братья Матусовы.
- Теперь шведы, слышь, в Польше воюют, а тут и не ждут нас! - говорит Фатеев, передавая слова Шереметева.
- А мы их тут и накроем, - смеялись другие.
- Ладога, Ладога! - вдруг пронеслось однажды по реке.
Многие встали в лодках, чтобы лучше видеть, и перед ними вдали блеснула, как море, огромная водная поверхность. Это было на рассвете 22 сентября, а к полудню лодки уже стали приставать к берегу, и начались разгрузка и высадка.
VIII
Царский путь
Телеги и пушки, стада, коновязи и палатки разбросались широким полукругом вокруг Старой Ладоги, от которой в немногих верстах находилась Новая Ладога с царем и царевым войском.
Багреев поспешно явился к Шереметеву.
- Чего тебе? - спросил фельдмаршал.
- Прошу отпустить к царю. Дело я свое сделал, надо отчитаться.
- Ну, ну, не торопись! Сейчас разом все поедем. Я за тебя слово скажу!
Багреев поклонился.
В ставку Шереметева вошли Глебов и Титов, а за ними Вейде, старый немец, командир пехотного полка. Они были в расшитых кафтанах, треуголках, с длинными шпагами на перевязях. Парики с локонами до плеч покрывали их стриженые головы.
- Едем! - сказал Шереметев, и все вышли из ставки.
У входа стояли казаки и татары, держа в поводах коней. Багреев увидел Фатеева и, сев на коня, подъехал к нему. Фатеев был взволнован. Глаза его горели, лицо было красно. Он обернул к Багрееву свое лицо и радостно сказал:
- Сейчас царя увижу!
- Разве ты не видел его? - удивился Багреев.
- Не довелось, - и Фатеев вздохнул. - Под Нарвой я его не видел, потому что к боярину в денщики только теперь попал. Да из нас мало кто видел его. Солдаты почти все новые.
Шереметев отдал приказания начальникам частей, вскочил на коня и поскакал, окруженный своими помощниками, денщиками и конвоем из казаков и татар.
Они выехали в Новую Ладогу, перед которой станом стояли царские войска, его любимые гвардейцы и артиллерия, и войска Апраксина, по зову царя тоже пришедшего в Ладогу. У берега стаей теснились лодки и шенявы, а сама Ладога убого протянулась одной линией маленьких домиков.
Шереметев доскакал до крайнего домика, подле которого стояли под седлом кони и суетились люди, и быстро спешился. В этот момент из дома вышел высокого роста офицер с открытым, веселым лицом и радостно воскликнул:
- Борис Петрович! А я к тебе сбирался, ан ты и приехал!
- Алексашка! - ответил Шереметев и заключил офицера в объятия. - Здравствуй, друг!
- Кто это? - спросил тихо Фатеев.
- Меншиков, - ответил Багреев.
- Иди, милый, скажи обо мне государю! - сказал Алексашке фельдмаршал и добавил: - А я тебе какой презент изготовил!.. Диво!
- Да ну? - радостно улыбнувшись, воскликнул Меншиков. - Пойдем же! Я скажу о тебе! А, и ты, сокол, здесь! - произнес он, увидев Багреева, - иди и ты.
Шереметев, Меншиков и Багреев прошли в дом, а все остальные спешились и остались перед домом. Через минуту выскочил рослый преображенец и пригласил за собой Глебова, Вейде и Титова.
Фатеев остался один.
К нему вскоре вышел тот же преображенец и, подавая ему руку, сказал:
- Павел Снигирев, друг Багреева. Он послал меня развлечь вас. Курите?
- Как же! - отозвался Фатеев, вынимая из-за голенища сапога трубку и кисет.
- Присядемте! - предложил Снигирев, садясь на завалинке под окошком.
Они сели и стали вести беседу о пережитых ими походах. Фатеев не столько хотел рассказывать о сражениях в Лифляндии, сколько слушать Снигирева.
- Вы давно сюда пришли? - спросил он последнего.
- Мы? Четвертого сентября! - ответил Снигирев, - да как шли-то! Вот когда надо было нашего царя-батюшку поглядеть! Господи! Умирать буду, не забуду! - голос его дрогнул и глаза засверкали. - Ну, сами посудите! Слышали ли вы, к примеру, чтобы корабли посуху шли? А?
Фатеев с недоумением взглянул на Снигирева. Тот словно просиял.
- А у нас было это! - даже весь просиял тот, - велением царя было! И все мы видели и дивились! Как царь задумал этот поход на шведов, вперед послал денщиков к вам и Апраксину, а потом и сам тотчас двинулся. Ну, сначала дело было пустое: сели на шенявы и по Белому морю в Нюхчу. Оттуда путь простой: сядь на коня и поезжай в Ладогу, либо иди пеший. Так, конечно, всякий сделал бы. Однако не то распорядился свершить царь. Занадобилось ему, чтобы беспременно все лодки и шенявы в Ладожское озеро представить! Как быть?
Фатеев не знал, что ответить, но Снигирев и не ждал ответа.
- Путь тоже простой, царь все знает: от Повенца по Онежскому озеру, а там из Онежского по реке Свирь в Ладожское, и все! Так?
Фатеев, ничего не понимая, кивнул, чем привел Снигирева в восторг.
- Так, да не так! От Нюхчи-то до Повенца сто шестьдесят верст и никакой воды! Вот! Как же быть? Ведь посуху! Но государь и это сделать умудрился. Он послал вперед сержанта Щепотева. Тот с мужиками по лесу просеки вырубил, болота хворостом закидал, гати сделал. Царь отдал приказ выволочь из воды все корабли, шенявы да лодки; ну, мы выволокли их и потащили - где на плечах, где волоком, где на катках, но все вперед да вперед до самого Повенца! - Снигирев махал трубкой и задыхался от восторга. Толстый, с толстой шеей, он казался налитым кровью. - Вперед! А царь-то, царь! Сам, голубчик, чуть кто ослабнет, сейчас подойдет на помогу - где рубит, где лопатой махнет, где за веревку потянет. Чудо! А сила какая!.. Увяз это баркас. Тянут, тянут, а все почти ни с места. Тут государь подошел, говорит: "А ну-ка разом. Ух!" - ухватил баркас у носа да дернул и, словно занозу, вытащил!