Яков только тряхнул головой.
- Становись туда! - указал ему Голицын позади себя, где уже толпилось изрядно народа.
Яков отошел, а Голицын уже опрашивал следующего.
Охотников набралась масса, и опять из них надо было делать выбор, а потом распределять всех по местам.
Матусовым досталось в команду шестнадцать человек с Яковом, у Савелова под командой было двадцать четыре человека, у Багреева - сорок, у Фатеева - тридцать; прапорщик Краков командовал сорока двумя преображенцами; сержант Мартынов командовал сорока семеновцами, а там еще прапорщики и сержанты, каждый кто с тридцатью, кто с сорока людьми.
Выбор кончился. Голицын выстроил всех крошечными отрядами и, обратившись к охотникам, начал говорить:
- Стрельба теперь кончена, надо крепость брать. Стены толстые да высокие, выходы крутые. Ну, да с нами Бог! С юга и в долинах, и в куртинах есть проломы, туда и пойдем! Каждый возьмет с собою лестницу! Ночью сядем в лодки и подойдем поближе, а как отсюда из пяти морских мортир три раза ударят, так все разом - с Богом! На берег выходить в порядке, лодки привязать и по два при лодках остаться! А теперь помолимся! - и он снял шляпу.
Была суббота десятого октября. Подошел священник и под открытым вечерним небом начал всенощную службу. Всех охватило умиление. Потом священник окропил всех святою водой.
Вдруг перед рядами охотников выросла огромная фигура царя. Его лицо было ласково и в то же время грозно.
- Кто колеблется, может уйти сейчас; нет неволи! - сказал он первые слова.
Все молчали и ни один не двинулся.
- Тогда с Богом, дети мои! - произнес царь. - Это все, - указал он на крепость, - было наше, нашей кровью полито и должно нам вернуться! Покажем же им, как мы свое отбираем! Всех поцеловал бы, да времени нет! - окончил он.
- Виват! - загремело в ответ царю, и в этом возгласе слышалась уже победа.
Голицын скомандовал и повел всех к берегу.
Там через два третьему давали крепкую лестницу и потом всех сажали в лодки.
- Отчаливай! - раздалась команда.
Яков налег на весла, и их баркас отошел от берега. Следом за ним, как тени, неслышно плыли десятки других баркасов, полных людей, обреченных на смерть. В то же время раздалась последняя канонада для того, чтобы отвлечь внимание неприятеля; с крепости стали отвечать тем же. А баркасы медленно подвигались к Нотебургу.
Голицын проводил их и тотчас приказал бить в барабан и созывать вторую партию охотников, которую решил уже вести сам.
XIII
Штурм
Залпы загремели, каленые ядра огненными зигзагами чертили темное небо, и зрелище с баркасов на эту перестрелку было волшебное.
Савелов, как и всякий влюбленный, несмотря на близкую битву, был настроен поэтически, и теперь, сидя на корме баркаса и смотря вверх в черную бездну, по которой красными змеями с шипением и свистом пролетали каленые ядра, думал все о той же Кате. Быть может, она и тут недалеко где-нибудь, и до нее доносится грохот выстрелов, а она не думает, что он близко. А, может быть, она далеко-далеко и уже давно забыла о нем и думать. Что девушке поцелуй? И ему хотелось в этом бою забыться и умереть.
Выстрелы гремели. По команде передовых баркасы вдруг остановились и, выстроившись полукругом, стояли неподвижно почти перед самой крепостью, стены и башни которой в темноте осенней ночи чернели огромными силуэтами, иногда вдруг озаряемыми линией огня.
- Чего же стали? - зашептались в лодке солдаты.
- Ждем сигнала, - ответил Савелов. - Не бросайте весел! Тогда сразу наляжем и… на штурм!
Говоря это, он задрожал от волнения и крепко сжал рукой эфес сабли.
Наступило безмолвие.
А залпы грохотали по-прежнему.
На баркасе братьев Матусовых, кажется, волновались больше всех других, Яков же поражал всех жаждою боя. Он порывисто дышал, его ноздри раздувались, от него веяло мощью, и сидевшие с ним пятнадцать человек словно электризовались подле него.
- Вздуем их? - спросил Якова Семен Матусов.
- Ох, я один на стену пойду! - жадно ответил Яков.
- А за что ты их так не любишь?
- А кто их любит? Спроси у любого: и у нашего, и у финна, и у карела! Ишь, они, дескать - господа, а мы - сволочь! Да! У нас вот взяли Ермилу Дерюгина за то, что их майору не поклонился, да палками забили. А вот как был у нас Ливенталь… Меня чуть за него не повесили, да я убег! Да!
Яков дышал, как был на работе, сжимал кулаки, и глаза его горели.
- Здорово! Ха-ха-ха! - засмеялся Семен Матусов.
- С таким молодцом мы что с ротою! - подхватил Степан.
- Пожар! - вдруг крикнули на соседнем баркасе.
Канонада сразу смолкла. В крепости Нотебург показалось красное зарево; оно стало расти и расти и поднялось высоко с черной шапкой черного дыма.
- Наши ядра зажгли! - крикнул Фатеев.
- Виват-ат! - донеслось до них с русского берега.
А следом за этим возгласом внезапно наступившую тишину нарушили три зловещих залпа, каждый из пяти мортир.
- Бум… бум… бу-ум, - прогудело в тишине.
- Вперед! - раздались команды.
Сидевшие на веслах сразу легли на них, баркасы двинулись, стройным рядом понеслись к берегу, а затем неслышно врезались в песчаный берег.
- Бери на причал! Двое у баркаса, лестницы вперед! Стрелять не надо! Марш! - раздалась в тишине команда, заглушаемая треском пожара в крепости.
Это было в воскресенье одиннадцатого октября 1702 года, в половине четвертого утра.
Тьма начала редеть, и в серой полумгле, озаренной заревом пожара, отряд Матусовых увидел в полутораста саженях высокие, толстые стены и башни крепости с толстыми короткими пушками.
Под стенами шел широкий ров.
- Стойте! Здесь левее пробита брешь, надо в нее лезть. Потихоньку вперед! - остановил всех Фатеев и, приняв общую команду, повел всех колоннами.
У Якова на плечах висела лестница, в руке он сжимал тяжелый тесак.
Они быстро опустились в ров, перешли по грязи и выбежали к стенам крепости. Но там их уже ждали. Лентой огня опоясалась стена, раздался оглушительный залп над самыми головами осаждающих и следом за ним стоны и крики.
- Вперед! - заревели озлобленные Матусовы и рванулись к самой стене. - Лезь!
Яков поставил лестницу и один, как безумный, полез по ней вверх. За ним поспешили другие. Яков взобрался наверх и зарычал от ярости. Лестница больше, чем на сажень, не доходила до гребня стены.
"Бум! Бум! Бум!" - грохотали пушки, а между их залпами слышался треск ружейной пальбы, и русские падали с лестниц, покрывая землю трупами.
- Назад! - закричал испуганный, раненый Фатеев.
Он видел, что атака отбита, и жалел людей.
- Помощь! Помощь! - закричал Савелов.
Матусовы оглянулись.
- Вот так фортеция! Здорово!
- Теперь наша возьмет! - раздались голоса.
На ста баркасах плыла подмога - вторая партия охотников из десяти полков, под командой Голицына. Он стоял впереди и махал шпагой.
- Теперь будет им жара! - засмеялся Савелов.
Фатеев наскоро перевязал раненую голову и снова стал в ряды.
Баркасы подчалили. Солдаты с криками бежали к крепости, сыпавшей теперь ядрами и картечью. С высокими стенами, вооруженными пушками, с массой солдат, она казалась неприступной, и, в сравнении с ее громадой, люди, копошившиеся внизу, казались карликами.
- Вперед! - закричал майор Карпов своим преображенцам.
Они рванулись и затем остановились. Их любимый начальник взмахнул руками и упал навзничь, пронизанный картечью.
- Бросьте меня! Вперед! - крикнул он, поднимаясь на руках.
- Вперед! - закричал сержант.
Солдаты бросились. Один из них подхватил майора и на сильных плечах бегом донес его до баркасов.
- Побереги командира! - сказал он дежурному, кладя майора на землю, а сам побежал назад, где бой дошел до безумного ожесточения.
Как тигры в клетке, метались русские у подножия стены. Лестницы были коротки даже для бреши.
- Семушка! - закричал Степан Матусов.
- Степушка! - отозвался Семен.
- Бежим к воротам! Взломаем их!
- К воротам, к воротам! - раздались голоса.
Часть охотников столпилась у ворот, тяжелых, обитых железом, и били в них, кто чем: бревнами, каменьями и в ярости эфесами тесаков. А на них сыпались кирпичи, бревна, ядра и картечь, вырывая жертву за жертвой.
С другой стороны солдаты на коротких лестницах старались добраться до гребня стен и лезли друг на друга по плечам, но брошенное бревно сразу валило всю вереницу людей, и они поднимались, избитые, окровавленные, но лишь с тем, чтобы лезть на те же стены.
Это была героическая осада!
Князь Голицын, измученный, остервенелый, в бессилии опустился на землю и отирал пот с лица.
Кругом раздавались крики и стоны, даже не заглушаемые ревом орудий, и все, окутанное пороховым дымом, казалось кровавым кошмаром. Яков с головой, разбитой кирпичом, с окровавленным лицом остановился подле Голицына, не подозревая в нем главного начальника.
- Что? Утомился? - ласково спросил его Голицын.
- Ничего! - ответил с досадой Яков. - А только злость!
- На что?
- Да как же! Известно, все одурели, - горячо заговорил Яков, - а начальство может, да не видит. Я кричу, а меня кто послушает!
- В чем дело-то? - спросил уже хмурясь Голицын.
- Да в том, что лестницы коротки, - ответил Яков, - а коли их связать по две, так в самый раз подойдут. Да где! - и он махнул в отчаянии рукой, - и эти-то поломают!
Голицына словно подбросило. Он вскочил на ноги и обнял Якова.