- Тятенька, родимый! Чем же не мила тебе стала, чем же душеньке твоей не угодила? Иль я не услужлива была, иль по дому не работница? Аль я сосновый пол протопала, дубовые лавки просидела?
Иван Осипович вздыхал и помалкивал. Девки же, расплетая косу Антониды, приговаривали:
- Не наплачешься за столом, так наревешься за муженьком. Погорюй, погорюй, подруженька.
- Уж не я ли пряла, уж не я ли вышивала? Не отдавай, тятенька, мое дело-рукодельице чужим людям на поруганье, - еще пуще залилась слезами Антонида.
- Пореви, пореви, подруженька, пореви красна-девица. День плакать, а век радоваться, - говорили девки, распуская невестины волосы по плечам.
В сенцах вдруг послышался шум; распахнулась дверь, и в горницу ступил добрый молодец, принаряженный малый дружка.
- Молодой князь Богдан сын Сабинов кланяется молодой княгине Антониде Ивановне и шлет ей дар.
Антонида вышла из-за стола, поклонилась дружке и приняла от него шапку на бобровом меху, сапожки красные с узорами да ларец темно-зеленый. Шапка да сапожки невесте пришлись по нраву, однако и виду не подала, продолжая кручиниться.
- А что же в ларце, подруженька? - спросили девки.
- Ох, не гляжу, ох, не ведаю. Не надо мне ни злата, ни серебра, ни князя молодого, - протяжно завела Антонида.
- Открой, открой, подруженька! - закричали девки.
Антониде и самой любопытно. Вскрыла ларец и принялась вынимать на стол украшения: перстни, серьги, ожерелья… Девки любовались да ахали:
- Ай да перстенек, ай да сережки.
Но вот девки примолкли: Антонида вытянула из ларца тонкую гибкую розгу.
- А это зачем, дружка? Зачем молодой князь мне розгу дарит? - осерчала невеста.
Дружка ухмыльнулся и важно, расправив широкую грудь, пробасил:
- А это, княгинюшка, тебя потчевать.
- Меня?.. За какие же грехи?
- За всякие, княгинюшка. Особливо, коль ленива будешь да нравом строптива.
- Не пойду за князя! - притопнула ногой Антонида. - Не пойду! Так и передай Богдашке, - забывшись, не по обряду воскликнула она.
Но Улита тотчас поправила:
- Аль не я тебя вразумляла, как надо побыт держать? Часами всем ведала. Уж так Богом заведено, Антонида. Муж жене - отец, муж - голова, жена - душа. Принимай розгу с поклоном.
- Уж, коль так заведено, - притворно вздохнула невеста и отвесила дружке земной поклон. - Мил мне подарок князя.
Чуть погодя, наряженную Антониду под покрывалом повели под руки в повалушу и усадили на возвышение перед столом, накрытым тремя скатертями. Подле уселся Иван Осипович, за ним - сват, сваха, "сидячие боярыни", "княгинины" подружки. Сваха молвила:
- Ступай к жениху, дружка. Пора ему ехать по невесту.
Дружка тотчас поспешил к "князю", тот ждал его в своей избе. Выслушав дружку, первым поднялся с лавки приходской священник Евсевий, пропел тягуче:
- Достой-но е-есть!
Посаженный отец и посаженная мать, с иконами в руках, благословили жениха и повелели ему идти к невесте. У "княгининых ворот" пришлось остановиться: они были накрепко закрыты.
- Пропустите князя ко княгинюшке! - закричал набольший дружка.
- Уж больно тароваты! - отвечали за воротами девки. - Много ли вас да умны ли вы?
- Много. Умны!
- А вот и сведаем. А ну-ка разгадай, дружка. Стоит старец, крошит тюрю в ставенец.
Первую загадку дружка угадал легко:
- Ставец да лучина, девки!
- Вестимо. А вот еще: родился на кружале, рос-вертелся, живучи, парился, живучи, жарился; помер - выкинули в поле; там ни зверь не ест, ни птица не клюет.
Над второй загадкой дружка призадумался. Минуту думал, другую, и, наконец, молвил:
- Горшок, девки!
- Вестимо. А ну-ка последнюю: сивая кобыла по торгу ходила, по дворам бродила, к нам пришла, по рукам пошла.
Над третьей загадкой дружка и вовсе задумался, а девки стоят за воротами да посмеиваются:
- Как в лесу тетери все чухари, так и наши дружки все дураки.
Дружки носы повесили. Мудрена загадка! Так бы и довелось срам принять, да тут дед Шишок выручил; молча соединил он руки кольцом да затряс из стороны в сторону.
- Сито, девки!
Девки перестали насмешничать, выдернули засов, распахнули ворота. Все прошествовали в повалушу. Набольший дружка преподнес "княгине" сряду.
- Что говорено, то и привезено.
Жених с поклоном ступил к свахе, сидевшей обок с невестой.
- Прими злат ковш, сваха, а место опростай.
- Ишь ты, - улыбнулась сваха. - Уж больно ты проворен, князь. У меня место не ковшевое, а становое.
Жених вновь повторил свою просьбу, но тут ему ответил Епишка:
- Торгуем не атласом, не бархатом, а девичьей красой. Подавай куницу да лисицу.
- Для такой красы ничего не жаль. А ну, дружки, одари княгиню! - весело прокричал "князь".
И одарили!
Улита уступила место жениху. Двое "сидячих боярынь" протянули между новобрачными красную тафту, чтобы те допрежь времени друг друга не касались.
На стол же подали первое яство. Батюшка Евсевий зачал молитву, а Сусанин благословил чесать и "укручивать" невесту. Улита заплела невестины волосы в косы, перевив их для счастья пеньковыми прядями. Молвила торжественно:
- Кику, княгине!
Кику подали "сидячие боярыни". Сваха приняла и надела ее на голову невесты.
А за столом становилось все шумней. Дед Шишок похваливал молодых да к чарке прикладывался:
- Ладная у тебя будет женка, князь. Живи да радуйся. Мне б твои лета.
- Да ты и теперь хоть куда, - подтолкнул деда Епишка.
- Э нет, сват, не тот стал Шишок. Помни, Епишка: до тридцати лет греет жена, после тридцати - чарка вина, а после и печь не греет. От старости зелье - могила.
- Складно речешь, дед, - крутанул головой Епишка. - Так-то уж никто тебя и не греет?
- Никто, Епишка, - сокрушенно высказал старик.
- А чего ж чару тянешь?
- А как же без чары, милок? - подивился дед. - Чара - последняя утеха. Один бес помирать скоро.
- Вестимо, дед. Помирать - не лапти ковырять: лег под образа да выпучил глаза, и дело с концом.
- Цыц, собачий сын! - разошелся Шишок. - Я еще тебя переживу, абатура. Не тягаться тебе со мной не вином, ни саблей. Башку смахну, и глазом не моргнешь. Айда на двор, вражина!
Епишка захохотал, крепко обнял деда.
- Вот то Муромец! Люб ты нам, дед Шишок. Так ли, застолица?
- Люб! - закричали мужики.
Дед крякнул и вновь потянулся к чаре.
Как только подали на стол третье яство, сваха Улита молвила родителю невесты:
- Благослови, Иван Осипович, молодых вести к венцу.
Застолица поднялась. Сусанин благословил молодых иконой и, разменяв "князя" и "княгиню" кольцами, молвил:
- Дай Бог с кем венчаться, с тем и кончаться.
У крыльца избы стояли наготове свадебная повозка и оседланные кони. Повозка нарядно убрана, дуга украшена лисьими и волчьими хвостами, колокольцами и лентами.
Невеста, сваха и Иван Осипович уселись в повозку, а жених и его дружки взобрались на верховых лошадей.
"Ясельничий" стоял у храма Воскресения и сторожил, дабы никто не перешел дороги между конем жениха и повозкой невесты. Подле ограды храма повозка остановилась. Антонида в сопровождении отца, свата, свахи, и всех гостей пошла к церкви.
- Про замок не забудь, - тихонько напомнила сваха.
- Не забуду, Улита Власьевна. Всё назубок заучила.
Невеста подошла к вратам, опустилась на колени и принялась грызть зубами церковный замок. Молвила по обычаю.
- Мне брюхатеть, тебе прихоти носить.
Свадебные гости принялись кидать под венчальное подножие полушки.
- Быть молодым богатым!
- Жить полной чашей!
- Жить, не тужить!
Отец Евсевий приступил к обряду венчания. "Сидячие боярыни" набожно крестились и глаз не спускали с молодых. Под венцом стоять - дело собинное, чуть оплошал - и счастья не видать. Обронил под венцом обручальное кольцо - не к доброму житью; свеча погаснет - скорая смерть. А кто под венцом свечу выше держит, за тем и большина.
Молодые ни кольца не обронили, ни свечи не загасили, а задули их разом, чтобы жить вкупе и умереть вместе. То всем гостям пришлось по нраву: не порушили обряда молодые, быть им в крепкой любви да в согласии
После венчания с Антониды сняли белое покрывало. Отец Евсевий проглаголил новобрачным поучение и подал им деревянную чашу с красным вином. Молодые трижды отпили поочередно. Опорожненную чашу Богдан бросил на пол и принялся растаптывать ногами. Топтала чашу и невеста: чтоб не было между мужем и женой раздоров в супружеской жизни.
Свадебные гости поздравляли молодых, а набольший дружка поспешили к дому жениха, где новобрачных дожидались посаженные родители.
- Всё, слава Богу! Повенчались князь да княгиня. Скоро будут.
Свадебный поезд тронулся к "терему" жениха. Девки пятились перед молодыми и разметали дорогу голиками. У ворот же "терема" ясельничий раскладывал "от порчи" огонь. Дед Шишок забранился:
- Ты пошто, удалец, костер палишь? Залей немедля!
- Тихо, дед. Не твоего ума.