Глава 5
СЛОТА, СЫН ЗАХАРЬЕВ
Княжий приказчик Амос Ширяй, сухотелый, горбоносый, с пытливыми прищурами глазами, не встречал Иванку с распростертыми объятиями. Говорил деловито и сухо:
- В изделье не откажу, но избы для тебя у меня, Ивашка, нет. Из нашей вотчины мужики не бегут, а поелику все дома заняты. Коль силенка в руках есть - сам избу срубишь. Сам и дерева в лесу подсекай, а коль подмоги запросишь, мужикам кланяйся. Есть деньга на подмогу?
- Два алтына, Амос Федотыч.
- Не густо, Ивашка. На такую калиту избу не срубишь. Но пропасть тебе не дам. Наш князь милостив. Помогу тебе деньжонками от его имени. Лошадь, чу, у тебя водится, а коровенку выдам из хозяйского стада. Холь, уберегай, сметаной и молоком пользуйся, но половину на господский двор неси. Таков порядок. На два года льготу получишь. Обживайся, пользуйся господским сенокосными и лесными угодьями да рыбными ловами. Но коль медок и рыбки добудешь - сызнова половину на господский двор. И чтоб никакого обмана. У меня тут доглядчиков хватает. Не обеднеешь. Семьи у тебя, почитай, нет, голодовать с матерью не доведется.
- А как с землицей, Амос Федотыч?
- Будет и землица. Но дабы заиметь тебе пашню в трех полях, надо зело погорбатиться. Добрые земли давно мужиками заняты. Но за околицей разросся осинник. Очищай, выжигай, корчуй. На то тебе и два года дадены. Хлебушек даром не дается. Пот на спине - так и хлеб на столе. Коль по нутру мои слова - за порядную сядем, а коль не по нраву - ступай дале с Богом.
- Остаюсь, Амос Федотыч.
Предложения Ширяя выглядели не такими уж и обременительными. Одно худо - жить пока негде. Мать на улице не оставишь, да и Буланку надо во двор заводить, поить, овса в торбу кидать. (Старая Буланка давно пала, но оставила жеребенка, коего и назвали тем же именем).
Но Слота опять удивил:
- Не тужи, Иванка. Не взяла бы лихота - не возьмет теснота. Как-нибудь разместимся.
- Да у тебя детишек полна изба, - молвила Сусанна.
- Да уж огольцов хватает, - крякнул Слота и с улыбкой глянул на жену Маланью, молодую бабу с округлым румяным лицом. - Одних парнюков шестеро. Силища! Годы стрелой летят. Подрастут - великое подспорье отцу. Да и тебе, Иванка, пора семьей обзавестись. Красных девок на селе с избытком.
У Иванки порозовели щеки. О девках он как-то и не задумывался. Да и когда о них думать, когда работы - не покладая рук.
Заметив смущение парня, Слота перевел разговор:
- С чего полагаешь начинать? С избы, аль с корчевки леса?
- С избы, Слота.
- Пожалуй, и так. А приходилось верное древо рубить?
- С отцом. Я от него многое перенял. Мудреное это дело.
Иванка хоть и носил на крученом гайтане медный крест, но, как каждый русский человек, был полон языческих суеверий. Ведал он, что срубить дерево - что человека убить, ибо каждый мужик ведает, что из дерева были сотворены самые первые люди. И другое известно: праведные старики, на закате дней превращаются богами в деревья. Мыслимо ли замахнуться на них топором. А сколько "священных" рощ на Руси, где даже веточку нельзя сломить!
Никогда бы не решился Иванка срубить дерево, выросшее на могиле, ибо в него переселилась душа человека. Нельзя валить и скрипучие деревья, поелику в них плачут души замученных людей, и тот, кто лишит их пристанища, наверняка занедужит, а то и вовсе преставится.
В тот же день Иванка отправился в лес выбирать "добрые" дерева. А Сусанна, ничего не сказав сыну, пошла глянуть осинник, кой разросся за околицей. Вздохнула: некоторые места были далеко не мелколесьем. Целый ряд осин был толщиной в две мужичьи ладони. Помашешь топором! Тяжкое это дело! Но лучшее время для вырубки уходит. Добро, еще морозец стоит.
Зимой, в морозы куда легче рубить сонное, мертвое дерево. Вершины же и сучья надо свалить на пни, дабы их выжечь. Огонь хоть и прожорлив, но в земле ему ходу нет. Бери тяжелый топор и вырубай коренья. Но подчистую всё не выкорчуешь.
Весной соха-матушка так и цепляется за корни. Руки в кровавых мозолях, но в косовицу хлебов огнище тебя отблагодарит. Не год, и не два оно будет кормить семью. После пала прогретые огнем и добротно сдобренные золой поля щедро одарят тебя и ржицей, и усатым ячменем, и остистым овсом. Не глядеть на пустые горшки, не сидеть голодом. С житом! На всю долгую зиму его хватит и на посев огнища останется, если барин сусеки не выгребет.
Зимой в избе тепло. Сусанна обычно чешет кудель и прядет нитки, а то примется разбирать овечью шерсть, из коей плетут на веретенах нити для вязанья телогреек, варежек, носков, теплой одежки.
А из шерсти, что похуже, Оська, валял теплые сапоги, плел гужи из сыромятных ремней. А затем принимался сучить пленки из конского волоса, дабы приспособить небольшие лучки на лесную птицу. Он умел добыть и тетерева, и глухаря, и рябчика, и белую куропаточку. И Ванятка ко всему от отца приноровился. Жаль, ох, как жаль Оську!
До самых сумерек вырубала Сусанна осинник на огнище. Пришла в избу Слоты усталая, с кровавыми мозолями на ладонях.
Маланья сердобольно вздохнула:
- Чу, осинник валила. Не бабье то дело, Сусанна.
- Разумею, но и сыну не разорваться. Надо как-то выкручиваться.
- Ты намедни мужа похоронила, а ныне и сама, не приведи Господи, можешь от такой работы свалиться. Даже без куска хлеба ушла.
А тут и Иванка из лесу пришел; тоже как волк голодный. Хозяин избы головой покачал.
- Коль уж мы вас в дом приняли, то и живите нашим побытом. Мы, слава Богу, пока в нужде не сидим. Прокормим. Меня на селе справным хозяином называют. Лошадь, две коровы, бычок да боров на выкорме, овцы, куры, изба не из последних.
- Да как же вы с женой управляетесь? - вырвалось у Сусанны. - Ребятня-то совсем малая, от горшка три вершка.
- Этих мне Маланья принесла. Она у меня вторая жена. А первая, царство ей небесное, меня сыном и дочерью одарила. Сыну уж восемнадцать годков, а дочка пятнадцатую весну встретила. Вот мои добрые помощники. Ныне свата велел навестить, завтра вернутся… Да ты, Сусанна, не хмурь брови. Не стесните. Настенку - в повалушу, а Федька у меня неприхотливый, сыщем и для него место.
- Изба у тебя изрядная, Слота. И горница, и двор, и баня на загляденье. Чаяла, староста здесь обитает.
- А почитай, угадала. И впрямь тут жил староста. Лютый был мужик и вороватый. Три года назад наш князь его сурово наказал. Выгнал не только из избы, но и из села. Не жалует Андрей Михайлыч вороватых людей. А меня сюда заселил. Я ему новые хоромы рубил, знать, и приглянулся, как старшой над плотничьей артелью. Знатные хоромы срубили. Вот и получил награду, да еще пять рубликов серебром выложил.
- Диковинный князь, - молвил Иванка.
- Редкостный, - кивнул Слота. - Я тебе о нем как-нибудь на досуге поведаю. А ныне вот что хочу сказать… Тебя, Сусанна, чтоб на корчевке я боле не видел. Лучше Маланье по хозяйству помоги.
- Но…
- Не переживай, Сусанна. И ты, Иванка, пока своим делом занимайся. Время не упустим. С мужиками потолкую. Есть у меня доброхоты. На Егория за соху возьметесь.
- Да нам вовек с тобой не расплатиться, - произнес Иванка.
- Как сказать, паря. Жизнь по кругу бежит. Седни я верх оседлал, а завтра под телегой окажусь. Ты же, мнится мне, будешь на кореннике. Еще на дворе приметил: ловкий ты на работу, и душа, никак без гнилья. Это дорогого стоит. Да и по Сусанне тебя видать.
Глава 6
АНДРЕЙ КУРБСКИЙ
И изба появилась у Иванки с Сусанной, и пашня в трех полях. Молодой мужик не ведал, как отблагодарить Ватуту. Как бы ни тот с мужиками, не видать бы ему счастливой поры. Всё твердил:
- В долгах я у тебя, Слота, но я сполна расплачусь. Ты ведь с мужиками своими деньгами рассчитывался.
- Опять ты за своё! Расквитаешься в свое время.
- Долго ждать, Слота.
- Ничо, обождем… Как Ширяй? Слово держит?
- Видел у храма намедни. С избой и пашней поздравил, но ничего боле не сказал.
- А приказчик слово держит, кое князю давал. Андрей Михайлыч при всем мире строго-настрого наказал: "Мужиков не обижать, лишней барщиной не давить, и оброк собирать не в тягость. А коль мир ярмить начнешь и свою мошну воровством набивать - на козлах растяну, и пасти свиней заставлю". Ширяй крест целовал, что мужиков обижать не будет. Не любо ему в свинопасы идти, хе-хе.
- Славный князь.
- С какой стороны глянуть, Иванка. Мужики его боготворят, в храме Вознесения Христова о князе молятся, а вот помещики готовы его на куски разорвать.
- За то, что мужику слабину дает?
Слота головой крутанул:
- А ты, знать, Иванка, не только на работу спорый, но и умишком тебя Господь не обидел. В самую точку угодил. Дворяне, что на ратную службу записаны, царя батюшку челобитными завалили. Земли у них не велики, а на брань надо собраться "конно, людно и оружно". Уйму денег надо. А где их набраться? Из мужика выколотить. Вот и жмут страдничка оброками. Дошло до того, что оброки едва ли не впятеро выросли. Что остается сирому мужику?
- Дело известное. В бега подаваться, Слота.