* * *
Лука Дурандин прибыл в Ростов Великий не один, а с немецким купцом Готлибом, кой возглавлял в Ярославле братчину иноземных торговых людей. Сейчас оба вышагивали следом за архиепископом.
Ростовцы, поглядывая на чужеземца, посмеивались. Эк, вырядился, чисто павлин!
Немчин же был в коротком коричневом камзоле, в белых чулках выше колен и в мягких низких башмаках. А самое главное - без бороды, без коей ни один русский человек не ходил, ибо всех безбородых людей на Руси называли "погаными". Куда же прется этот немчин? В палаты самого владыки! Неужели он осквернит святительский дом?!
Но владыка допустил немчина лишь до крыльца.
- Дожидайся здесь, господин купец. А ты, Лука, сын Иванов, ступай за мной.
Давыд был дороден телом. Роскошная каштановая борода расстилалась по широкой груди, серые глаза властные и зоркие.
Шурша шелковой мантией, владыка уселся в кресло. Купцу же указал расположиться на лавке, крытой алым ковром, расписанном золотыми и серебряными крестами. Поглаживая широкопалыми пальцами панагию, усеянную драгоценными каменьями, вопросил:
- Что привело тебя ко мне, сын мой?
Дурандин не стал ходить вдоль да около, начал свою речь без обиняков:
- Богоугодное дело, владыка. В Ярославле пребывает много иноземных купцов, чьи земли раскинулись вдоль побережья Балтийского моря. Хочется помолиться после трудов праведных, но негде Христу поклониться.
- Но ты же православный человек, сын мой. Какая твоя забота?
- Десять лет, владыка, я торгую с иноземными купцами, а поелику ведаю, как они страдают, не имея в Ярославле своей божницы. Вот от них челобитная. Не изволишь ли прочесть, владыка?
Архиепископ милостиво кивнул.
Лука Дурандин поднялся с лавки, вытянул из-за пазухи свиток и протянул его архиерею. Владыка неспешно прочел и озабоченно запустил пятерню в бороду. Нешуточное дело подкинул Лука Дурандин. Поставить кирху среди православных храмов - равносильно заполнить неугасимую лампаду дегтем. Черное дело, мерзопакостное. Ишь, чего измыслили немчины! Божницу им в христианском граде подавай. Святотатство!
- То дело не богоугодное, сын мой. В моей епархии такого кощунства прихожане не потерпят.
- Потерпят, коль владыка и воевода дозволят.
- Воевода? Кстати, каково намерение Бориса Андреича? Не думаю, сын мой, что ты уже не побывал в доме воеводы.
- Прозорливости у тебя не отнимешь, владыка. Разумеется, я был принят воеводой. Князь Мышецкий собрал в Съезжей избе всех бояр, именитых людей и духовный чин, дабы сотворить совет по челобитной Немецкой слободы, коя попросила срубить в Земляном городе кирху, по их вере и обычаю.
Упитанное, щекастое лицо владыки приняло суровый вид.
- Да как могли ярославские духовные чины без моего благословения прийти к воеводе на собор?
- Прости, владыка, но ты в то время пребывал в стольном граде у митрополита Афанасия.
Архиерей поднялся из кресла и гневно застучал посохом.
- Отъездом моим воспользовались, святотатцы! От сана духовного отлучу! Пусть в расстригах походят!
Закипел, разбушевался глава ростово-ярославской епархии, но с Дурандина - как с гуся вода. Сидел безмолвно и безмятежно, отлично ведая, что святитель всего лишь напускает на себя вид озленного человека. Никого-то он не отлучит от сана, коль воевода Мышецкий, назначенный царем Иваном Васильевичем, собрал в приказной избе священников Ярославля. Не был тверд нравом своим архиепископ Давыд, не пойдет он супротив Мышецкого, дабы не осложнять свою далеко непорочную жизнь. А грешки, как изрядно ведал хитроумный купец, за владыкой имелись. Был он не просто скуповат, а до чрезвычайности жаден. Владыка, пользуясь тарханной грамотой, нарушая законы, приобретал разорившиеся поместья и настолько разбогател, что его епархия лишь слегка уступала владениям московского митрополита.
Не стеснялся Давыд, и укрывать у себя беглых людей. На церковных и монастырских землях сидели на барщине и оброке тысячи "трудников". "Крестьяне должны были церковь наряжати, монастырь и двор тынити, хоромы ставить, жеребей (участок) орать взгоном (пахать совместно), и сеяти и пожатии и свезти, сено косити десятинами и во двор ввезти, сады оплетать, на невод ходити, пруды прудить, на бобры в осенние пойти (осенью охотились на бобра)".
А как дни церковные подвалят, "на Велик день и на Петров день" трудник должен был явиться к владыке с приношениями - "что у кого в руках". На обязанности трудников лежала выпечка хлеба для владычного двора, приготовление солода, варка пива, прядение льна, изготовление неводов и других рыболовных сетей.
Особенно нагло вели себя монастыри, расположенные на землях епархии. Они не только закабаляли свободное местное население, но и отнимали у него землю, кою присоединяли к монастырским вотчинам. Едва воздвигли новый монастырь, как "братия" захватывала соседнюю округу, а потом монахи, "прикупая" "села к селам" и "нивы к нивам", испускали свои владения и в более отдаленные места.
Ярмил, ярмил народ владыка Давыд! И всё ему казалось мало. Он укрывал у себя не только беглых людей, но и через своих многочисленных прислужников переманивал сотни крестьян, кои и не собирались уходить от своих господ. Приходили прислужники ночью, после Покрова, изрекали:
- Ты, милок, переходи на церковные земли. Там житье легкое, оброки и барщина малые. Сам Бог помогает. Вт тебе рубль с полтиной. Рубль - за пожилое своему барину, а полтину тебе в дар от владыки. Когда придешь, святитель тебе еще серебра пожалует.
Мужик долго не раздумывал: владыка никак не должон промануть, близ Бога ходит, ему ль не верить? И покатил оратай после Юрьева дня во владычные деревеньки!..
Выпустив пар, архиепископ, хмуря нависшие толстые брови, спросил:
- И что ж Борис Андреич?
- Воевода поступил толково, владыка. Он всех выслушал, а затем обратился к купцам. Я ж, как единственный гость в Ярославле, а поелику нахожусь в постоянном союзе с иноземными торговыми людьми, ответил: "Нам ли подобает решать сие, ибо сего дела решатель владыка наш, Ростовский и Ярославский архиепископ Давыд. Как он повелит, так и будет".
После таких слова владыка заметно поостыл, но речь его осталась суровой:
- Разумную речь глаголил, сын мой. Без ведома архиерея никакая кирха не может появиться. Не есть пригоже стояти среди церквей православных молитвенному дому иной веры. Не есть пригоже!
- Воистину, владыка. Но иноземные купцы надеются, что ростовский святитель проявит свою мудрость и не оставит немцев без божницы.
- А ты-то чего горой за немцев стоишь? - прищурился Давыд.
- Я уж толковал тебе, владыка. Любой гость тесно связан с иноземной торговлей. Как перед Господом Богом говорю: немцы не могут долго проживать без молитвенного дома.
Давыд поджал румяные губы, усмехнулся. Лука Дурандин имеет свою корысть. Отвалили ему немчины за хлопоты изрядный кошель золота, вот он и проявляет рвение. Но и он, Давыд, своего не упустит.
- Сожалею, сын мой, но кирху ставить не дозволю.
Луку Дурандина слова архиерея врасплох не застали. Он заранее ведал, что владыка упрется - в семи ступах не утолчешь. И всё же его упрямство долго не продержится. Пора тугой лук натягивать и стрелы пускать.
- Ты, владыка, поди, догадываешься, почему немцы в заступники гостя взяли.
Разумеется, Давыд догадывался. Гость - богатейший оптовый купец, кой вел торговлю с разными городами и с чужими землями. Гость исполнял важные поручения царя по сбору доходов державы, за исправное поступление коих отвечал своими пожитками. А они были не малые. За свою службу гости освобождались от посадского тягла и получали ряд важных преимуществ, имели право владения вотчинами и подлежали суду непосредственно самого царя, наравне со знатными людьми. За "бесчестье" гостя взыскивался громадный штраф в размере пятидесяти рублей, тогда как за бесчестье посадского человека штраф выплачивался в пять рублей, а за бесчестье крестьянина составлял всего лишь один рубль.
Положение гостя и купцов гостиной и суконной сотен обусловливалось особыми "жалованными" грамотами. Эти сотни имели свои уставы, выборных старост и даже свои церкви. Гости вели крупную торговлю не только в крупных русских городах, но и далеко за их пределами. Они совершали дальние поездки в чужеземные страны, заключали там торговые сделки, вывозили русские товары и ввозили иноземные.
Гости при всем широком размахе их торговли - от Китая до Британских островов и Венеции - не гнушались торговать в русских городах. Многие из них имели в торговых рядах свои лавки, с коими, разумеется, не могли сравняться лабазы мелких посадских тяглецов.