А я слишком поздно это понял. Хотя предвидел, что и здесь не рай. Пусть никогда не забывает об этом Болат. Рассказывай ему все, что ты увидела, что услышала, попытайся объяснить, почему мы уехали из родного дома, вспомни подробности нашей жизни, жизни наших отцов и дедов. Пусть все это он передаст и своим детям. Потомки обязаны знать и помнить о нас.
Тяжело дыша, Данча повернулся на правый бок, Хеди поправила на нем бурку.
- Хеди, ты все поняла?
- Да, Данча…
- Не забудь… А теперь ложись и отдыхай… Пусть Бог нам поможет…
Хеди легла, но успокоиться, а тем более уснуть не могла. "Что делать? Что делать?" - спрашивала себя, а ответа не находила…
Хотя не одна она задавалась этим же вопросом…
* * *
Многое повидал, ко многому привык Маккал. Но то, что ему пришлось испытать в последние дни, невозможно передать словами. Каждое утро он чуть свет поднимал на ноги всех умевших читать ясин, чтобы похоронить покойников. Похороны на чужбине - дело тяжелое и изнурительное, и основная тяжесть их организации и проведения ложилась на его плечи. По вечерам он так уставал, что еле добирался до своей землянки. Пальцы не сгибались, тело ныло и болело, как после жестоких побоев.
Он укладывался, но сон не приходил к нему. В душе его беспрестанно росла тревога. Он более других ждал возвращения Арзу с товарищами. Месяц назад отправились они в Диарбекирский виллает осмотреть предназначенные для переселенцев земли. А Маккал еще раньше уехал в Стамбул на переговоры с султаном.
Вернувшись, он уже не застал Арзу. Выходит, что почти два месяца не виделся со своим побратимом.
Поехать в Стамбул вместе, как было решено на Совете старейшин в Беное, им не удалось. Обстановка требовала присутствия в лагере хотя бы одного из них для поддержания порядка.
Отправить в Стамбул одного Арзу? Нельзя. Во-первых, он человек прямой, резкий, горячий, и кроме родного, другого языка не знает. Во-вторых, лагерю требовался человек, способный твердой рукой сдерживать голодных, разоренных и доведенных до отчаяния людей. Это было под силу только Арзу. Он умел подчинять себе людей. Арзу и Чора остались в лагере, Маккал же и Али отправились в Стамбул, тем более, что Маккалу уже довелось побывать в турецкой столице…
Али уже спал, когда наконец сон сморил и Маккала. Но сон всегда один и тот же. Сначала ему виделись родные горы, потом всплывало прошлое: плен, далекий север, пленение Шамиля, Бойсангур, предсмертная агония Жабраила, кровопролитие у Шали.
Видел и друзей: Солта-Мурада, Залму, Берса, Дада…
Проснулся Маккал от шума и топота. А потом услышал зычный голос Арзу. Маккал вскочил и, еще не совсем веря своим ушам, подумал, что это продолжение сна.
- Есть здесь кто живой?
Маккал кинулся к побратиму, потом к Чоре.
- Опять страшный сон видел. Случилось что-нибудь?
- Данча приболел.
Вошел Али. Обнял Чору, с любовью посмотрел на брата.
Тарам и здесь не отстал. Он вынул из кармана бешмета видавшую виды трубку, набил ее душистым табаком. Потом долго прикуривал, высекая огонь обломком кинжала из кремня и рассыпая в темноте снопы искр.
- Как съездили, Арзу? - у Тарама уже иссякло терпение.
- Плохо, Тарам, - ответил Арзу. - Нас обманули.
- А Нурсет-паша говорил, что там самые плодородные земли.
- Врал Нурсет-паша. Как врали и все остальные.
- Но люди-то там есть? Живет хоть кто-то?
- Люди живут везде. И там тоже. В основном курды, кочевники племени эшират. Говорят, они разбойники и грабят армян. К востоку расположен Диарбекир, по словам проводника-армянина - "турецкая Сибирь". И еще проводник говорил, что в Турции живут народы разных национальностей и что молятся они самым разным богам. Так что, Маккал, не одни мы такие храбрые. Не только мы поднимем оружие против властей, многие народы мечтают о свободе. И в самой Турции воюют против султана, особенно христиане, живущие за морем. В Диарбекире имеется огромная тюрьма с круглыми башнями. В нее бросают всех: и турок, и христиан. Я еще подумал, а не гонят ли нас специально поближе к этой тюрьме?
Нет! Невозможно было слушать слова Арзу. Ум отказывался понимать, сердце отказывалось верить. В Турции еще хуже, чем в России. Пленных горцев в России отправляли в Сибирь или в имения помещиков. Пусть в оковах, но там можно было дышать свежим воздухом и греться на солнце. В крайнем случае не так уж трудно было и сбежать. Турецкая же тюрьма по рассказам походила на зиндан Шамиля, если даже не хуже.
- Как ты считаешь, Арзу? - спросил Маккал. - Нам следует отправляться туда?
- Один я ничего не решаю. Спросим людей.
- Лично мое мнение такое, - заворчал Тарам. - В набахти я всегда успею. А потому останусь здесь. Земля тут плодородная. Если нечего будет есть - заберем силой. А то, что Нурсет-паша нас обманывал, я заранее чувствовал. И непонятно, чего мы ждем дальше. Кто нам отдаст хорошую землю? Таких дураков на свете не найдется. Почему нас выгнал русский падишах, ясно. Он - гяур. Но турецкий! Он же мусульманин. А поступил хуже гяура.
Свинья! - возмущался Тарам.
- Любой царь хорош, когда он мертв. А что слышно из Эрзерума?
- спросил Маккал.
- Там наших собралось около пяти тысяч. И их тоже гонят в Диарбекир, сказав, что мы туда уже ушли. Более двух тысяч человек снялись с мест и отправились к Диарбекиру. В Чубакчуре мы с ними встретились и рассказали всю правду. Они немедленно повернули назад. Но уже не в Эрзерум, а сюда к нам. Дней через десять они будут здесь.
- Их нам только и не хватало!
- Они тоже голодают?
- Там еще тяжелее. Нурсет-паша безвыездно сидит в Эрзеруме.
Со всех соседних виллаетов туда стянуты войска.
- Может быть, нам лучше расселяться группами, - нерешительно произнес Али, - Тогда мы и прокормиться сможем.
- Этого нельзя делать ни в коем случае, - решительно возразил Маккал и с грустью добавил:- Конечно, всем вместе было бы лучше. Легче язык свой сохранить, обычаи. Видно было бы и лицо народа.
Уставшие Арзу и Чора начали дремать сидя. Тарам вычистил трубку.
- Несчастный народ на земле, - ворчал он. - Начинить бы всю землю порохом да взорвать! Столько прожить и не увидеть ни одного радостного дня! Что мы сделали, чтобы над нами так измывались? Вот ты говорил, Маккал, дескать, нападение на Муш - позор для нас. Я и сам сперва удерживал народ, а потом пусть нехотя, но повел. Но теперь! Сам призову и сам поведу на Муш.
Кто станет сопротивляться - отправится на тот свет. Нас не жалеют, и мы никого жалеть больше не должны.
Возмущение Тарама перерастало в ярость. В темноте глаза его заблестели, как у озлобленного голодного волка.
- Успокойся, Тарам, успокойся, - обратился к нему Али. - Не мути словами своими народ. Ему и без тебя тошно. Вы скверно поступили, напав на Муш. Теперь туркам ничего не стоит собрать войско и уничтожить нас. У них есть зацепка. А ее им дали вы.
- Кто турок боится, пусть держится за подол жены.
- Не забывайся! Здесь ты не у себя в горах. Здесь совсем другая ситуация. А с нами женщины и дети. Их ты куда денешь?
От турок пощады ждать нечего.
- Тем лучше для всех нас. Сразу подохнем и не будем мучиться.
На том свете нас даже предки не признают, если предстанем пред ними такими скелетами. И райские гурии отвернутся от подобных мужчин. Правильно я говорю, Маккал?
- Все ты говоришь верно. Но пойми и другое. Нельзя сейчас накликать на себя еще большую беду. Ваше нападение на Муш…
Ну что я теперь скажу Арзу?
- Слова-то ты какие хорошие говоришь: долг, благочестие, благородство… - Тарам словно рассуждал сам с собой, - Я всегда поднимался на гору и смотрел оттуда, как турки и армяне работали на полях, а курды, разбив шатры, пасли овец. Не знаю, может быть, зерно, что они убирают, и овцы, которых они пасут, им не принадлежат. Может быть, эти люди, как ты говоришь, и работают не на себя. Но у них есть все же свой клочок земли, есть своя кровля над головой, и они могут трудиться. А вот я двадцать лет мечтал о такой же мирной жизни: о праве пахать, о праве сеять, о праве убирать зерно. Мечтал, будучи в неволе.
Захотел я убежать из нее. И куда попал? Но все-таки я им завидую. И скажи ты мне, ну в чем моя вина, за что меня преследуют столько лет? Маккал, я хочу мирной жизни, а приходится грабить и убивать. Так вот, пусть Аллах потом и рассудит, кто в том виноват. Я или он.
- Не пори горячку, Тарам. Потерпи. Да и отдохнуть всем пора.
Эти двое до смерти устали. И нам спать уже хочется.
От громкого голоса Тарама Арзу проснулся. Он подождал, пока Тарам уйдет, потом спросил:
- А что ты привез из Стамбула?
Маккал вздохнул.