- Не говори так, Мовла, - он сделал предостерегающий жест рукой. - Не все муллы подлецы.
- Я согласен с тобой, Мачиг, и не говорю, что все муллы одинаковы, - устыдился Мовла Маккала. И поспешно добавил: - Вот ты совсем другой человек.
- Али прав, Мовла, - ответил Маккал. - И шариат, и наш обычай запрещают обижать слабого. Грабежи и воровство к добру не приведут. Вот вы напали на Муш. И чего же вы в результате добились? Да только того, что теперь местное население от нас отвернулось. Мы лишились и его помощи.
- Какая там была помощь? Крохи какие-то со стола…
- А ты ждал, что они восемнадцать тысяч душ безропотно возьмут на откорм? - спросил кто-то.
- Валлахи ва биллахи, турки и армяне - еще терпеливые народы!
- горячо воскликнул Маккал. - Ведь мы самовольно заняли их огромное пространство, где мы сейчас сидим. Берем у них, что приглянется. Как у родных дядей. Они нас жалеют и терпят. А вот мы терпеть не умеем. Нам даже не хватило терпения дождаться возвращения Арзу. Предупреждали вас, вы не послушались…
- Э-э, Маккал, голодный желудок не уговоришь. Ему не до проповедей. Он своего требует.
И Касуму не понравились наставления Маккала. Обезображенная правая щека его начала дергаться, а глаз налился кровью, что было первым признаком сильного волнения.
- Ты, Маккал, сказки здесь не рассказывай, - выпалил он.-
Нам их уже рассказали и жизнь сказочную посулили. Что же вышло на деле? А то, что мы стоим сейчас на краю могилы. Ни у тебя, ни у Арзу семей нет, потому вам легче не только терпеть, но и поучать других. Послушать вас, так нам одно остается: лишь умереть. Да еще воспеть славу выгнавшим нас с родной земли. Значит, со мной можно поступать, как с последней собакой, а я не имею права защитить себя? Меня приговаривают к медленной голодной смерти, и я должен говорить за то спасибо? Они люди, а я - червь? - крикнул Касум, ударив себя кулаком в грудь. - Нет! Во мне сидит зверь! И я буду беспощаден к тем, кто предал меня и наплевал мне в душу!
Маккал спокойно смотрел на Касума. Человек разуверился во всем, и ему было искренне жаль его.
- Да продлит Аллах твою жизнь, Касум. Только почему свою ненависть ты направляешь не в ту сторону? Причем здесь армяне и турки? Ты не знал их раньше. Точно так же и они ничего не знали о тебе. Нет, не турки и не армяне виноваты в твоем сегодняшнем несчастье.
- А кто же? Кто лишил меня глаза? Мовлу - руки? Усмана - ноги?
Кто нас забросил сюда? Ты думаешь, Маккал, если я не улем, то я дурак? Разве я не знал о существовании русских еще до того, как они со штыками ворвались в мой дом? Что я им плохого сделал, чем не угодил? Я сбежал не от счастья. Меня унижали и оскорбляли, отбирали последний кусок хлеба. За куском хлеба я приехал сюда. И вышло, что убежав от воды, попал под мельницу. Теперь я уверен, что в Сибири мне было бы лучше, чем здесь. - Касум умолк, уставившись горящим глазом на Маккала.
Все молчали.
Мачиг подбросил дров в костер. Через минуту огонь вспыхнул с новой силой. Мачиг отодвинулся назад.
- Что тебе ответить, Касум? - проговорил наконец Маккал. - Я такой же человек, как все. И я многого не понимаю. Но все мы в положении дичи, убегающей от охотника. И не только мы.
Вы видели здешние аулы. Они мало чем отличаются от наших.
Такие же, как у нас, лачуги. Но и среди них есть настоящие дома. А кто в них живет? Старосты, муллы, кадии, торговцы. Это в аулах. В городах - князья, генералы. Драконы, одним словом.
Но я-то о чем спрашивал? Кого из вас бедняк тронул хотя бы пальцем, обидел, оскорбил? С кем он не поделился своим последним? Так кто же тогда наш враг? Одно выходит - богатей.
И неважно, чьи они, наши или турецкие. Наверное, это им надо мстить, Касум.
Касум задумчиво глядел на пламя костра. Гнев его уже остыл.
- А кто такие мы, чтобы мстить царям и генералам?
Ничтожества… - Он поднял голову от колен. - Да и времени для этого у нас нет. Лично я, например, не знаю, доживу ли до завтра. Но жить рабом и нищим я больше не хочу.
Так теперь думали все переселенцы, Касум же лишь выражал их общее мнение. Маккал подыскивал слова утешения, но не находил.
- Согласен, наше положение, действительно, незавидное.
Возможно, через месяц-другой нас некому будет даже и оплакивать. Но, если успеют вернуться наши товарищи, мы все вместе найдем выход.
- Нам только один выход, - бросил кто-то, - в могилу.
- Клянусь Аллахом, знал бы, что турецкий рай горше нашего ада, ни за какие деньги не перебрался бы через речку Мичик.
- Надо было в свою Сибирь ехать. Откуда и вернуться можно было бы.
- Стыдно, кенти! Даже женщины так не ноют! Мы что, не дрались с русским царем? Или мы смерти боялись? Что-то не припомню такого! - Мовла вскочил. - Клянусь грудью матери, если дойдет до того, буду рубить головы и турецким янычарам.
- Смерти, Мовла, никто и не боится. Позор - вот что страшнее смерти. Лучше тысячу раз в день умереть, чем тысячу дней скитаться бездомным бродягой.
- Тогда и горевать не о чем. Ружья наши не заржавели, сабли не затупились. Будем драться. А смерть-то, вон она из темноты глаза на нас таращит. Выбирает, к кому бы ей сегодня ночью явиться в гости. Впрочем, не хочу даже думать об этом. Ты мне, Маккал, вот на какой вопрос ответь: если я какому-нибудь паше турецкому отсеку при случае голову, на том свете как благодеяние… зачтется мне это Аллахом?
В глазах Маккала заиграли веселые огоньки. Лицо тронула улыбка, он лукаво подмигнул:
- О сын Адама, раб Аллаха, нищий турпал Мовла! Внимать священному писанию пристало лишь сытым и бездельникам. В наших же желудках гуляет ветер. Но времени у нас хоть отбавляй. А потому я отвечу на твой вопрос. Священное писание предписывает: цари, князья, приставы и все прочие кровопийцы поставлены над тобой Аллахом, а потому ты должен их терпеть и помалкивать. Далее святое писание говорит так: "О верный раб Аллаха, Мовла! Все гяуры - твои враги. Убьешь их - и Аллах тебя возвысит, убьют тебя - он и в этом случае возвысит тебя.
И пред тобою откроются райские врата, прекрасные гурии поведут тебя в чудесные сады, где текут молочные реки".
- Заманчиво, черт возьми! Но как-то хитро. При любом исходе в рай идти предстоит одному мне. А когда же неверный сможет попасть туда?
- Ха-ха-ха! Никогда! Это же будет несправедливо!
- Не везет гяурам!
- Подожди, Зарма. И у меня есть к мулле вопрос. К примеру, есть среди мусульман люди и похуже гяуров. Если они примут смерть от моей руки, попаду я в рай?
- Конечно бы, следовало. Да только в писании об этом ничего не сказано.
Мовла огорченно зацокал языком:
- Серьезную ошибку сделал тот, кто писал эту жейну.
- А нельзя ли вписать пару строк о том, что и убийце самых подлых мусульман в раю тоже найдется местечко? Ха-ха-ха!
- Придумал!
Маккал выждал, пока прекратится смех.
- Я другое тебе скажу, Мовла. Среди христиан добрых людей немало. И добрых христиан после их смерти, говорится в писании, будут перевозить в рай на белых верблюдах, а подлых мусульман на черных ишаках - в ад.
- Сколько же работы у ангелов!
- Бог даст, скоро собака Шахби подохнет. Тогда я через неделю открою его могилу и, может, увижу в ней своего друга Егора, - с серьезным выражением на лице проговорил Мовла. - Конечно, клянусь Кораном, есть и среди гяуров очень много хороших людей. Маккал правду сказал, солдаты воевали с нами не по своей охоте. Заставили их - и куда им деться было. Они и живуг-то хуже нашего. Я видел, когда два года в плену провел.
Вместе с мужиками Рангал-инарлы работал. У мужиков земли мало, можно сказать, совсем ее нет. Вся она у богатых. Да и собственная жизнь-то не им принадлежала. Князь его мог продать, обменять, проиграть в карты. Стоило мужику провиниться, как с него сдирали штаны и по голому заду охаживали прутьями или палками. А с мужицкими женами и дочерьми что вытворяли? Мужики рассказывали, что когда у князя сдохла ощенившаяся сука, то князь заставил только что родивших мужицких жен в первую очередь кормить грудью щенят, а потом уже младенцев.
- О Аллах, да допустимо ли это? Неужели у русских мужиков руки отсохли?
- Валлахи ва биллахи, да если бы кто заставил кормить щенка молоком жены, я бы ему снес голову и ее бы дал щенку.
- Мужики сопротивляются, но царь на стороне помещика, и в его руках войско.
- Короче, у мужиков жизнь хуже собачьей.
- Лучше раз погибнуть, чем терпеть такой вот позор.
- Видно, на земле нигде правды нет. А разве здесь, у турок, не то же самое?
- Тихо! Тихо! Вы послушайте меня дальше, - призывал к спокойствию Мовла. - Был у меня друг, Егор. Старый уже. В молодости любил он одну девушку, но у них был закон: без разрешения князя мужик не имел права выдать свою дочь замуж.
И пока Егор ждал такого разрешения, его и забрали в солдаты.