- Кто там, заходите! - крикнул Сталин. И, увидев на пороге генерала Василевского, добавил: - А я только что хотел спросить Поскрёбышева, где вы и почему не прибыли на доклад о ситуации на фронтах.
- Готовил данные, товарищ Сталин. - Василевский приблизился к столу и разложил на нём свою рабочую карту. - Разрешите начать?
- Сначала я задам вам вопрос. - Сталин подошёл к нему ближе. - Вы слышали о ЧП в Красной Армии?
- Генерал Власов?
- Да. Мне всё доложил Мерецков. Ну, что я могу сказать о Власове? Собаке - собачья смерть! Его настигнет кара народа, я в этом уверен.
- Ну что, будешь писать о Мерецкове? - спросил Оскара Кальвина Василевский, когда поведал ему о том, как воевал Кирилл Афанасьевич под Ленинградом и как свела его судьба с генералом Власовым, предавшим свою армию и Родину.
Кальвин не улыбнулся, как бывало с ним раньше, не задал другу каких-либо вопросов, его чёрные глаза словно накрыл утренний туман.
- Прежде чем писать, надо мне всё рассказанное тобой осмыслить, - ответил Оскар. - Несомненно одно: Мерецкову выпала и героическая и трагическая судьба. Он ведь тоже сидел на Лубянке, но его спасли. И ещё: мне захотелось встретиться с Кириллом Афанасьевичем, задать ему некоторые вопросы. Ты-то как на всё это смотришь?
- О Мерецкове напиши, да так, чтобы за сердце взяло, - улыбнулся Василевский. - А обо мне в статье - ни строчки. То, что мне удалось сделать, чтобы вывести из окружения войска 2-й Ударной армии, - рядовая работа, и ничего в ней нет героического.
- Да уж ладно, Саша, не скромничай! - Кальвин встал. - Однако мы с тобой засиделись. Пора мне. Твоя Катя, наверное, давно спит, как и моя Даша. До завтра!
- У меня к тебе просьба, Оскар, - задержал его на минуту Александр Михайлович. - Когда напишешь очерк о Мерецкове, дашь мне прочесть, добро?
- Хорошо, Саша, как же не дать, ты же мне друг!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Крещение огнём
Глава первая
Да, вот они, русские характеры: кажется, прост человек,
а придёт суровая беда, и поднимется в нём великая сила...
Л. Н. Толстой
очью Василевского вызвал Сталин. Ему прислал донесение адмирал Октябрьский. "Севастополь немцы непрерывно подвергают ударам авиации и обстрелам артиллерии, - телеграфировал он. - Двухсоттысячная армия Манштейна перешла в наступление. Идут кровавые и тяжёлые бои. Войска остро нуждаются в боеприпасах. Прошу оказать помощь..."
- Чем Ставка может помочь Севастополю? - спросил Сталин, едва Василевский вошёл к нему.
Василевский доложил, что Генштаб в состоянии выделить войска, но город блокирован с воздуха и с суши, а морем теперь кораблям не пробиться. Недавно группа кораблей с маршевым пополнением прорвалась к бухте, но из-за густого тумана эсминец "Дзержинский" угодил на минное поле и затонул вместе с экипажем и войсками. Крейсер "Красный Крым" и эсминец с трудом доставили войска в порт.
- Значит, ситуация критическая? - Сталин смотрел на Василевского не мигая.
- Да, - подтвердил Василевский. - И сложилась она после того, как наши войска оставили Керченский полуостров. Я переговорю по радио с адмиралом Октябрьским, возможно, нам удастся что-то сделать. Подключу к этому и наркома ВМФ адмирала Кузнецова.
- Хорошо, - одобрил Верховный. - Только не теряйте время. Не забудьте, что в шестнадцать ноль-ноль заседание Государственного Комитета Обороны. Кстати, ваше предложение о создании воздушных армий и о передаче авиации в подчинение Ставке разумное, и мы обсудим его.
"Пора бы уже решить этот вопрос в интересах дела", - подумал Василевский, возвращаясь к себе.
После обеда он стал бриться в туалетной комнате. Тут его и нашёл генерал Штеменко. Вид у него был возбуждённый.
- Вам звонил Поскрёбышев, совещание в Ставке перенесено на час раньше. Так что пора в Кремль. Я вызвал машину, она у подъезда.
- Вот уж не знал, что ты настоящий сыщик, и здесь меня нашёл! - заулыбался Василевский. - Спасибо, Семён!..
В кабинете Сталина собрались военачальники, наркомы ведущих отраслей промышленности, директора военных заводов, конструкторы. Сталин, как всегда, вёл совещание жёстко, по-деловому, предоставлял слово выступающим, бросал реплики, задавал вопросы. Подчеркнув необходимость более рационального использования войск и боевой техники, он заявил:
- Пора нам, товарищи, создать воздушные армии. Предложение Генштаба на этот счёт Ставка решительно поддержала. Каждый фронт должен иметь свою воздушную армию, а в процессе проведения серьёзной операции можно придать фронту ещё одну-две воздушные армии. Генштаб предложил также подчинить всю авиацию Ставке, но мы посоветовались и решили подчинить ей только авиацию дальнего действия. - Сталин обвёл взглядом сидевших. - У нас уже есть танковые корпуса, в июне появятся две танковые армии, а к лету мы сформируем ещё две. Вчера нарком авиапромышленности Шахурин доложил, что начато массовое производство истребителей Ла-5 и Як-7.
- Очень быстрые и хорошо вооружённые машины, - подал голос генерал Новиков, недавно назначенный командующим ВВС Красной Армии. До этого он командовал ВВС Ленинградского фронта. - Я осматривал новые машины, когда они проходили испытания. Уверен, что эти самолёты хорошо проявят себя в воздушных боях.
Заголосила "кремлёвка". Сталин снял трубку:
- Что у вас, Вячеслав Михайлович? Так, понял... Письмо на имя президента Рузвельта насчёт качества оружия готово? Приносите, я подпишу...
Не ожидая, что скажет Сталин, Василевский заметил, что американские танки очень плохи:
- На фронте танкисты жаловались мне. Они легко загораются даже от патронов противотанковых ружей, а от удара снаряда тем более. Почему? Работают на высокооктановом бензине! Немецкие же танки работают на низкосортном бензине и от каждой пули факелом не горят.
- Об этом я и пишу в своём послании Рузвельту, - произнёс Сталин. - Кстати, для тех, кто ещё не знает, сообщаю, что генерал Василевский приказом Ставки утверждён в должности начальника Генерального штаба! Я весьма сожалею, но по болезни от этой должности мы освободили маршала Шапошникова. - Сталин взглянул на наркома Шахурина. - Алексей Иванович, доложите нам, что делает ваш Наркомат по резкому увеличению выпуска самолётов разных модификаций.
Шахурин пружинисто вскочил с места, на его худощавом лице отразилось смятение, но он быстро справился с ним и заговорил уверенно:
- У нас, товарищ Сталин, дела идут неплохо...
"Ну и брякнул! - ругнулся в душе Василевский. - Сейчас Верховный выдаст ему..." И тут же раздался голос Сталина:
- У вас, товарищ Шахурин, дела идут неплохо, а вот на фронтах с самолётами туго, их просто не хватает. Может, вы откроете секрет, где вы прячете истребители и бомбардировщики?
- Я считаю заявление наркома безответственным! - бросил реплику Берия.
- Что скажет начальник Генштаба?
Голос Верховного прозвучал холодно, и Василевский увидел, как втянул плечи Шахурин, а лицо его вмиг посерело. И чтобы ободрить наркома, человека энергичного, который в сорок первом провёл колоссальную работу по эвакуации предприятий отрасли в восточные районы страны, он сказал, что Алексей Иванович просто нечётко выразил свою мысль, а вовсе не бахвалился. Перед совещанием нарком был в Генштабе, где заявил, что заводы, эвакуированные вглубь страны, уже дали первую продукцию.
- Бели так, то я поторопился с критикой, - примирительно произнёс Сталин.
Шахурин отметил, что до войны СССР выпускал самолётов больше, чем Германия, но в основном это были машины старой конструкции.
- И кто в этом виноват? - насупился Сталин.
- Все виновны, Иосиф Виссарионович, и мы, производственники, и наши конструкторы. Но основная вина лежит на Наркомате обороны.
"Тут он прав и возражать ему Верховный не станет", - отметил про себя Василевский.
- Тогда и я виноват как Генеральный секретарь ЦК партии? - спросил Сталин.
У Шахурина растерянно забегали глаза.
- Вы наш вождь и учитель, товарищ Сталин, а коль так, то есть в этом деле и ваша недоработка.
- Не хитрите, товарищ Шахурин, - поддел наркома Сталин. - Не надо употреблять смягчающих слов. Если есть моя вина, так и говорите. - Он открыл свой блокнот. - Сколько боевых самолётов получит фронт в сорок втором году?
- Более двадцати пяти тысяч! А в следующем, сорок третьем году - тридцать пять тысяч! И это, замечу, не дутые цифры. Я ручаюсь за них головой.
- Вы сказали, что наши новые самолёты лучше немецких, но лётчики жалуются на них, - заметил Маленков. Он сидел рядом с вождём, на его полном, как луна, лице сияла лукавая улыбка.
- Так мог заявить только плохой лётчик! - горячо возразил Шахурин. - Дайте мне этого жалобщика, я поговорю с ним. Надо учиться лучше воевать, а не сваливать всё на технику!
"Молодец Алексей Иванович, не растерялся и врезал аппаратчику на полную катушку!" - обрадовался Василевский.
Шахурин говорил убедительно, он ссылался на мнение лётчиков-испытателей, которые давали самолётам путёвку в жизнь, и это понравилось Верховному. Он заметил лишь, что нужно напрячь все силы, дать фронту как можно больше машин.