Твой кузен Дэниел пока в Вест-Пойнте. Очень надеемся, что, когда он получит звание, его не отправят в Канзас. Ходят слухи, что там неизбежны столкновения между сторонниками и противниками рабства. Дэниел начал переписываться с вашей кузиной Мирьям, из Амстердама. Она хочет приехать в Америку учиться, в женском медицинском колледже в Пенсильвании. Он будет основан на деньги твоей бабушки. Посмотрим, что из этого выйдет.
Из Лондона, новости, к сожалению, невеселые. Твоя кузина Марта пропала где-то в России, вместе с полковником Воронцовым-Вельяминовым. О втором их внуке тоже ничего не известно. У Кроу все в порядке. Кузен Питер так пока и не женился. Ты, дорогой Джошуа, помни, что говорят наши мудрецы: "В восемнадцать лет под хупу". Надеемся, что ты вскоре порадуешь нас хорошими известиями. Передавай привет всей семье Судаковых, и особенно нашей милой Шуламит.
Джошуа убрал письмо. Юноша почесал каштановую, прикрытую черной кипой голову, и, недовольно, пробурчал: "Объединение капиталов..., Дедушка и бабушка по любви женились, как они не понимают..."
Рав Судаков понимал. Джошуа вспомнил мягкий голос дяди Исаака: "Я, когда твою тетю Дину увидел, милый мой, сразу решил, что без нее мне жизни нет. И у моего отца покойного, благослови Господь память его, так же было, с моей матушкой. Не торопись, - рав Судаков повертел в руках простое, в железной оправе, пенсне.
Здесь все было по-другому. Джошуа, привыкший к железным дорогам, слугам, огромным универсальным магазинам, особнякам и роскошным квартирам Горовицей, с удивлением увидел двухэтажный дом Судаковых, с маленьким садом, где росли розы, кусты жасмина и гранатовое, дерево.
- Это я посадил, - рав Судаков гордо показал на нежные, розовые лепестки: "Ты видел, у Бергеров, в старом доме рава Аарона покойного, такое же растет. Буду под ним с внуками играть, - он улыбнулся: "Этот сад мой отец еще заложил".
Рав Судаков сам ходил на рынок перед Шабатом, помогал жене по дому и даже мыл пол.
- Как же иначе? - говорил Исаак: "Наши мудрецы, благословенной памяти, не на пожертвования жили, а трудились. Ты, Джошуа, учись, но и о ремесле не забывай. Вам в Америке, и резники пригодятся, и писцы. Да и просто надо уметь работать руками".
Джошуа жил в общежитии, с другими учениками ешивы. Он ел вместе со всеми, в большой столовой, а на Шабат его приглашали в гости. Исаак Судаков улыбался: "Сваты, конечно, тебя в покое не оставят. Имя у вас громкое, Горовицы люди известные. Но жениться, милый мой, по любви надо".
- По любви, - упрямо повторил Джошуа. Он услышал с порога смешливый голос: "Именно так".
Кузина Шуламит стояла, прислонившись к косяку. Влажные, рыжие волосы были закручены в тугой узел. Она была в широких, арабских шароварах и простой рубашке: "Купалась. Темно, никого на улице нет. Некому сплетничать, что я в мужском наряде хожу. Вода, Джошуа, горячая, хоть и ночь на дворе".
Они сразу подружились. Шуламит учила его готовить, чинить одежду, и торговаться на рынке. Джошуа знал, что кузина не собирается уезжать из Святой Земли. Он вспомнил, как Шуламит привела его на плантацию этрогов. Девушка набрала в ладони влажной земли, и вскинула серые глаза: "Я здесь ходить училась. Мама меня приносила сюда, ставила на ноги, и водила меня между деревьев. Здесь все мои предки похоронены, Джошуа, и здесь мои дети родятся".
Он прислонился к стволу этрога. Пахло свежестью, и, немного, едва уловимо, горьким, волнующим ароматом цитрона. Джошуа вздохнул: "Я понимаю. Я тоже без Америки скучаю, Шуламит. Моя семья там двести лет живет, и мы там останемся".
Шуламит протянула ему маленькую, крепкую руку. Оглянувшись, девушка заметила:
- Ничего, мы родственники, хоть и дальние. Я никому не скажу, - она подмигнула Джошуа.
Сваты начали появляться в этом году, подсаживаясь к нему в синагоге, подходя после службы. Джошуа отговаривался тем, что он еще молод. Рав Коэн, услышав это, покачал головой: "Вам, юноша, восемнадцать, не след с таким тянуть. Вы разумный молодой человек. Лучшие семьи города будет рады видеть вас в зятьях".
Рав Судаков только рассмеялся: "Не обращай внимания. Я им скажу, что ты очень способный, а таким ученикам позже можно жениться. Ты и вправду, - он потрепал Джошуа по плечу, - молодец. Хоть и не след человека хвалить, но мы с тобой одни, так можно".
Джошуа понял: "Он действительно, никогда ни о ком не говорит. Только о книгах, о заповедях, а о людях никогда. Так и надо, конечно, воздерживаться даже от упоминания других, чтобы не впасть в грех злоязычия. Мне еще учиться и учиться, чтобы стать таким, как он".
Судаковы жили скромно. По будним дням и тетя Дина, и Шуламит носили простые платья, рав Судаков пил чай из оловянного стакана. Как-то раз он усмехнулся в рыжую, с проседью, бороду:
- Я помню, деда моего. Тогда он болел еще, - Исаак сцепил длинные пальцы.
- Сам на серебре ел, а дочкам его тетя Малка покойная остатки делила. От себя отрывала, чтобы девочек покормить. А ведь сказано: "Мужчина должен есть, и пить меньше, чем ему позволяют средства; одеваться так, как ему позволяют средства; уважать жену и детей больше, чем позволяют ему средства, - рав Судаков отчего-то улыбнулся. Набив трубку, он добавил: "И вообще, Джошуа, мудрецы учат, что мужчина должен быть добр и непривередлив в доме своем, следовать советам жены, и тогда все будет хорошо".
- И у меня так будет, - подумал Джошуа, обедая у Судаковых. Там всегда было тихо, дядя Исаак и тетя Дина улыбались друг другу, и, - Джошуа подглядел, - рав Судаков незаметно держал жену за руку. За столом никогда не говорили о делах.
- Во-первых, - развел руками дядя Исаак, - Шабат, не положено. Во-вторых, как сказано: "Праведную жену кто найдет, цена ее выше рубинов". Я, милый мой, во всем этом мало понимаю. Твоя тетя Дина делами управляет. У нее голова умнее моей. Зачем я буду вмешиваться в то, в чем не разбираюсь?
Джошуа сглотнул: "Он два десятка книг издал. Ему вопросы по законам со всей Европы шлют, с решениями его все раввины соглашаются, и он так просто говорит, что жена умнее?"
Серые глаза дяди, обрамленные тонкими морщинами, усмехнулись: "Женщины, Джошуа, - он отпил кофе, - умнее мужчин. Вспомни хотя бы главу, где о золотом тельце говорится, - дядя потянулся за Торой. Как всегда, слушая его голос, Джошуа забыл обо всем вокруг.
- Завтра опять купаться пойду, - зевнула Шуламит, - прямо на рассвете.
- Ты осторожней, - посоветовал Джошуа.
Кузина пожала стройными плечами: "Тверия еврейский город, бояться нечего. Арабы на севере, да и я без пистолета никуда не выхожу, сам знаешь".
Шуламит отлично стреляла, ездила на коне, плавала, и даже ходила под парусом, научившись этому в Яффо. Они приехали в Тверию две недели назад. Джошуа занимался с местным раввином, а Шуламит проверяла, как идет строительство постоялого двора. На могилу Рамбама приезжало много паломников. Судаковы хотели возвести здесь новую гостиницу, в добавление к тем, которыми они управляли в Иерусалиме, Яффо и Цфате.
- В пятницу папа с мамой появятся, - усмехнулась Шуламит, распустив волосы: "Они с вооруженной охраной едут, как и мы. Можно не волноваться, Спокойной ночи, - она помахала Джошуа. В саду раздались ее легкие, почти неслышные шаги.
- Тоже завтра вечером искупаюсь, - Джошуа вынул с полки том Талмуда, и зажег новую свечу. Он присел за стол. Раскрыв свою тетрадь, юноша стал готовиться к занятиям.
Шуламит жила у раввина. Пожилые люди, они с женой ложились рано. Девушка, оказавшись в своей комнате, присев на кровать, стала расчесывать волосы:
- Девятнадцать лет. Мама с папой, конечно, ничего не говорят, но ведь видно, они волнуются. Но что, делать, если мне никто пока по душе не пришелся. Не бывает таких евреев, как кузен Джон, - она, внезапно, улыбнулась, вспомнив веселый голос матери: "Рано или поздно, в Южную Африку тоже евреи потянутся, обещаю вам. Тем более, твой кузен все грозится там алмазы найти".
Шуламит вытянулась на узкой кровати и закрыла глаза.
- Нет, нет, - вздохнула девушка, - надо ждать. Сюда приезжают юноши из Европы. Не те, кто в ешивах учатся, а другие, те, что хотят землю обрабатывать, исследовать нашу страну..., Такой человек мне и нужен, тот, что ничего не боится. Тот, за кем, можно и в Африку отправиться, и на край света, - она взбила подушку. Пробормотав молитву, девушка повторила: "Так и будет".
Рассветное небо было серым, в саду не начали петь птицы. Шуламит оделась. Взяв пистолет, засунув его в карман шаровар, девушка вылезла из окна. Тверия еще спала. Она, пробежав по узкой улочке, оказалась на берегу озера.
Кинерет уходил вдаль. Шуламит, сбросив шаровары и рубашку, собрав волосы на затылке, полюбовалась бескрайним простором озера. Вдали виднелась пустая лодка. Она, было, нахмурилась: "Унесло, что ли? Ветра, который день нет".
Шуламит зашла по пояс в теплую, прозрачную, ласковую воду. Она обернулась, взглянув на черепичные крыши, на низкие домики, на берег белого песка.
- Когда-нибудь, - пообещала себе Шуламит, - здесь все расцветет.
Девушка окунулась и, блаженно зажмурившись, нырнула.
- Давай, - шепнул одному из своих подручных человек, что лежал на дне лодки, выставив над ее бортом подзорную трубу: "Только смотри, если она задохнется, нам ничего не заплатят".
Они следили за девушкой еще в Иерусалиме, но там выполнять заказ было опасно, вокруг всегда были люди. Здесь, в Тверии, они сначала думали избавиться от юнца, но потом главарь банды, поморщился: "Незачем. Начнут жалобы подавать, знаю я этих евреев. Девчонка, вы сами видели, купаться ходит. Утонула и утонула, здесь течения. Мало ли, вдруг судорога, ногу свело. Такое бывает. Пусть хоть все озеро обыщут".