- Выборы, если они не дают торжествовать социальной правде, если они выражают интересы только одной касты, предавшей доверчивое прямодушие народа, эти выборы, которые должны были быть спасением республики, станут её гибелью, в этом нет сомнений. Тогда для народа, строившего баррикады, останется один путь спасения: во второй раз продемонстрировать свою волю и отложить решения псевдонародного правительства, - Джоанна помолчала и затянулась папиросой: "Парижу не миновать баррикад, во второй раз. Переходное правительство будет свергнуто. Я бы сейчас отвезла мальчишек на могилу Мишеля, но не хочу рисковать. Они еще дети. На собрание Союза Коммунистов в Кельне мы их возьмем, конечно".
Тургенев и Герцен сидели на диване в углу, склонившись над черновиком перевода "Манифеста". Маркс, погладив темную бороду, хмуро сказал: "В Кельн мы поедем, мадам Жанна, но с Лондоном надо что-то решать. Товарищи ждут текст, а обычной почтой его отправлять опасно".
- Полина его отвезет, - улыбнулась Джоанна.
- Она из Ливерпуля отплывает, весной, в Америку. Будет в Оберлин-колледже учиться, в Огайо. Никто ничего не заподозрит, Карл, - успокоила его Джоанна, - Полина очень аккуратна. Девочка едет навестить своих лондонских родственников, сядет на корабль в Амстердаме, в Дувре ее обыскивать не будут. Я ее с шестнадцати лет с такими поручениями посылаю.
- Спасибо, мадам Жанна, - искренне ответил Маркс. Когда они с Энгельсом ушли, Поль закрыл дверь. Адвокат присел напротив Герцена с Тургеневым: "Месье Александр, не слышали вы ничего о тех людях? Воронцовых-Вельяминовых?"
Герцен развел руками и отряхнул от пепла свой простой сюртук: "Вы, наверное, никогда в России не были, месье Поль..."
Тонкие губы Тургенева улыбнулись. Он, почесав седой висок, закусил зубами янтарный мундштук: "Месье Поль и мадам Жанна в Россию ездили, Александр Иванович, когда ты еще подростком был. Они хорошо себе представляют, с каким тираном мы имеем дело. Скорее всего, - Тургенев взглянул на Джоанну, - оба ребенка умерли, в воспитательных домах. А что Петр Федорович и жена его скончались, это вы знаете".
- Знаем, - вздохнула Джоанна, - еще с той поры. А более ничего.
Она посмотрела на часы, что стояли на каминной доске: "Мы с месье Полем пойдем к внукам. Полина вас проводит, господа".
Идя по коридору, Джоанна внезапно остановилась. Поль, прижал ее к себе: "Ничего, любовь моя, ничего. Я с тобой. Посидим с мальчиками, поговорим с ними...".
У нее в руке была брошюра. Джоанна кивнула: "Да. Я им "Манифест" почитаю. В такой день, для них важно помнить, за что погиб отец. Пойдем, - она взяла его за руку, - спасибо тебе, милый мой".
- Вы моя семья, и так будет всегда, - просто ответил Поль. Он поцеловал теплые, белокурые волосы над ее лбом, большие, голубые, в едва заметных морщинках, глаза.
Они довели Тургенева до его комнат. Потом Герцен, нерешительно, предложил: "Мадемуазель Полина, дождь закончился. Может быть, погуляем немного? И поверьте, мне очень жаль...".
На улице было тихо, небо очистилось, в лужах было видно отражение звезд. Она вздохнула, и закуталась плотнее в суконную накидку. Полина была в хорошо скроенном, темном платье, в крепких ботинках на шнуровке. Герцен заметил пятна чернил на ее тонких пальцах.
- Она на мать похожа, конечно, - подумал мужчина. Белокурые, коротко, по плечи, постриженные, волосы, чуть завивались на концах. Глаза глубокой, темной синевы, смотрели прямо и твердо.
- Спасибо, месье Герцен, - тихо сказала Полина.
Мишель ушел из дома в шестнадцать лет, после бельгийской революции. Он уехал в Мон-Сен-Мартен, и нанялся в шахты, поднимать сознательность пролетариата. Полине тогда было пять. Старший брат для нее оставался тем, кто приезжал иногда, чаще тайно. Он рассказывал о собраниях рабочих и забастовках, и пел песни Беранже. Он был Волком, неуловимым, прячущимся от полиции, тем, о ком говорили шепотом. Полина знала, что у них с братом разные отцы. Мать в детстве объяснила ей, что она когда-то очень любила человека, что боролся и погиб за свободу России. "Декабрист, - зачарованно повторила девочка. "Как дядя Пьер, которого в Сибирь сослали, и он там умер. А как мой папа умер?"
- Его повесили, милая, - вздохнула мать. "А дядя Пьер…, Мы не знаем, что с ним случилось. Только то, что он, и его жена, не выжили. И даже их детей, - голос матери зазвенел, - их детей это чудовище, император Николай, не пощадил".
Они шли по узкой улице. Полина, отчего-то, сказала:
- У моего брата..., у Волка..., была очень хорошая жена. Сесиль. Я ее учила читать и писать. Она была очень добрая. Жалко, что она умерла. Мне тогда пятнадцать лет было, - девушка остановилась. Герцен, внезапно взял ее за руку: "Мадемуазель Полина..."
- Товарищ Полина, - поправила его девушка. "Я не люблю буржуазных условностей, месье Александр. Все эти обращения, - Полина поморщилась, - какая разница, замужем женщина, или нет?"
- Никакой, - торопливо согласился Герцен, поглаживая ее запястье. Полина вспомнила веселый голос матери: "Фурье предлагал мне стать его сожительницей, но я, моя дорогая, - мать затянулась папиросой, - не испытывала к нему влечения. А потом, тем же днем, пошла на Пер-Лашез, и встретила отца Мишеля, моего, - Джоанна нежно улыбнулась, - генерала Лобо".
- А к нему испытала? - лукаво спросила Полина, сидя с карандашом в руке над черновиком статьи, тоже куря.
- И еще, какое влечение, - мать усмехнулась. "Но нигде, кроме церкви нам было не пожениться. Мишеля тогда вся полиция Парижа искала. Его бы из мэрии прямо в тюрьму отвезли".
- А почему ты за Поля замуж не выходишь? - поинтересовалась дочь. "Вы скоро как тридцать лет вместе".
Джоанна поднялась и прошлась по гостиной. Она до сих пор, на шестом десятке, каждый день вставала на рассвете, обливалась холодной водой, делала с близнецами и Полиной гимнастические упражнения. Джоанна научила их верховой езде, стрельбе, они умели обрабатывать землю. Полина с шести лет занималась у швеи. Мать настаивала на трудовом воспитании. Близнецы по вечерам ходили в кузницу, подмастерьями, к старому приятелю Поля.
- Хотела бы я так выглядеть в ее годы, - Полина посмотрела на стройную, узкую спину матери, на ее тонкую талию.
- Будешь, - будто услышав ее, обернулась Джоанна.
- Ты у меня красавица, - ласково сказала она, обняв сидевшую на диване Полину. "Мы с Полем не женимся, потому что мы всегда были рядом, и всегда будем. Зачем нам такая условность, как брак? Мы, когда из России бежали, я уже тебя носила. Мы с Полем пешком границу переходили. Я знала, случись что, Поль о вас будет заботиться, как о собственных детях. Впрочем, вы все, - Джоанна поцеловала дочь, - его дети".
Герцен все держал ее руку. У него были темные, настойчивые, пристальные глаза. "Я бы мог помочь вам, - тихо сказал он, - в вашем горе..., Утешить..."
- Под предлогом того, что мой брат погиб за свободу Франции, вы собираетесь уложить меня в постель? - поинтересовалась Полина. Герцен покраснел, но потом, тряхнул головой: "Конечно, если вам этого хочется, я не могу навязывать себя..."
- Правильно, - согласилась Полина. "Мне не хочется, месье Александр. Вы женаты, у вас дети..."
- Вот это точно, - протянул он, так и не отпуская ее ладони, - буржуазная условность, товарищ Полина.
Синие глаза яростно заблестели. "Мы строим новое общество не для того, чтобы и в нем, месье Герцен, следовать отвратительному лицемерию старого строя! - Полина вырвала свою руку. "Я не знакома с вашей женой, но что я буду за человек, если причиню боль своему товарищу, за ее спиной!"
- Она не узнает, - удивился Герцен. "Вы сами мне говорили, что ваш отец вовсе не месье Мервель, а любовник вашей матери".
- Товарищ моей матери, - поправила его Полина. "У моей мамы и месье Мервеля другие отношения, месье Герцен. Вы еще, видимо, слишком необразованны, чтобы их понять. Месье Поль знает, что я ему не дочь по крови, но это ничего не меняет. Он меня растил, как отец, меня и Волка, и я всегда буду его уважать. Простите, - Полина повернулась, - уже поздно, а у меня завтра в семь утра урок с кружевницами".
Она шла, гневно постукивая по булыжникам каблучками: "Какая пошлость! Если бы мы вместе пришли к его жене, если бы она была согласна..., тогда другое дело, конечно. Фридрих и Мэри тоже так живут, открыто, как мама и Поль. Но обманывать человека..."
Она была девственницей. Мать давно ей все рассказала, еще, когда Полина уезжала в Амьен устраиваться на ткацкую фабрику. В рабочих трущобах, девушки заводили себе приятелей с четырнадцати лет, но Полине никто не нравился. Мать, как-то раз, спокойно посмотрев на нее, попросила: "Послушай".
Полина, открыв рот, молчала. Потом, девушка робко проговорила: "А если бы он тебе понравился? Юноша, которого ты..."
- Убила, - тонкие губы улыбались. "Если бы он мне понравился, я бы согласилась, разумеется. Однако мне не может понравиться человек, который принуждает женщину к сожительству, - голубые глаза Джоанны вдруг погрустнели. "Хотя разные вещи в жизни бывают".
- Когда мне кто-то придется по душе, - твердо сказала себе Полина, идя к дому, - тогда все и случится. Но не раньше. Иначе будет бесчестно.
В детской было тихо, газовый фонарь освещал портреты на стене. Там были Робеспьер и Марат, Байрон, генерал Боливар и Гарибальди, рисунок виселицы с пятью трупами на ней, набросок мужчины в куртке пеона, что стоял, улыбаясь, прислонившись к скале.