- Весь Париж шпиками кишит, на Северном Вокзале наряды полиции. Король бежал в Англию. Временное правительство пока возглавляет Ламартен. Ходят слухи, что он вызовет генерала Кавеньяка из Алжира, даст ему пост военного министра…, - голос юноши угас. Поль, поставив чашку с кофе на камин, встряхнул его за плечи: "Фридрих! Что с Волком? Где он?"
Энгельс вытер лицо рукавом редингота:
- Парижане его освободили из тюрьмы, месье Мервель. Он сразу пошел на баррикады, стал диктатором восстания, а потом…, потом, - юноша помолчал и горько покачал головой: "Шальная пуля, дурацкая, месье Мервель. Он так и умер, со знаменем в руках. На Пер-Лашез чуть ли не двадцать тысяч человек пришло, его похоронили в семейном склепе…, - Энгельс замолчал и Поль подумал: "Мальчики. Три года они отца не видели. С тех пор, как Луи-Филипп его к пожизненному заключению приговорил".
Он почему-то вспомнил, как восемнадцать лет назад Мишель с матерью вернулись из Парижа. Поль остался в Брюсселе, присматривать за четырехлетней Полиной. Мишель, в фуражке с трехцветной кокардой, поднял на руки сестру: "Хоть мы своего и не добились, во Франции пока нет республики, но будет, вот увидишь! И здесь, дядя Поль, - подросток улыбнулся, - в Брюсселе, мы еще покажем, что такое революция".
- А потом, в сентябре, мы с ним вместе на баррикадах были, - подумал Поль. "Здесь, рядом с Оперой. Жанна Полину в деревню отвезла и организовала женские отряды. Она и там, во Франции, воевала на улицах. Бедные мальчишки…, Мать родами умерла, отец то в тюрьме был, то в подполье. Но мы с Жанной их вырастим. Полина тоже скоро из дома уйдет".
- Ты вот что, - Поль усадил Энгельса в кресло у камина, - я сейчас свежего кофе заварю. Налью тебе водки. Она у меня хорошая, из Мон-Сен-Мартена привезли. Успокоишься, а потом пойдем, - он махнул рукой, - домой. Мадам Жанна с русскими товарищами, второй день. И Карл там, они работают над переводом "Манифеста".
Поль открыл дверь в маленькую кухоньку. На стенах были развешаны плакаты: "Товарищи! Требуйте справедливой оплаты труда, создавайте профессиональные союзы!". Ожидая, пока закипит кофейник, он вздохнул: "Восемь лет близнецам. Ничего, поднимем их на ноги. Хотя, они, наверное, дорогой отца пойдут, как и Полина".
Волк женился в перерыве между нидерландской и французской тюрьмами. Он ездил к амьенским ткачам, организовывать забастовку, и привез оттуда в Брюссель товарища Сесиль, скромную, тихую девушку, сироту, что с девяти лет работала прядильщицей. Они сходили в мэрию, и Волк отправился в Лилль, к металлургам. Он увидел близнецов, только когда мальчикам был год, сбежав из тюрьмы.
- А Сесиль умерла, бедняжка, - Поль достал из соснового шкапа бутылку зеленого стекла. "Даже в себя не пришла. Родильная горячка. Шмуэль написал мне об этом враче, в Вене, что настаивает на чистоте в госпиталях. Хотя Сесиль дома рожала, и все равно…Анри, кстати, - хмыкнул он, вспомнив младшего из близнецов, - врачом хочет быть. Врачи тоже нужны революции".
- А что за русские? - Энгельс, опрокинув стопку водки, закашлялся: "Месье Тургенев из Женевы приехал?"
- Хорошая, я же говорил тебе, - Поль поставил на столик между ними шкатулку для сигар. Чиркнув спичкой, адвокат кивнул: "Тургенев и еще один эмигрант недавний, месье Герцен. Герцен в России революционный кружок организовал, его в ссылку отправили. Они газету хотят издавать, социалистическую. Из Южной Америки сообщили, Гарибальди возвращается в Италию".
Энгельс тоже закурил:
- Теперь там все запылает, месье Поль. Нам, кстати, нужен курьер. Английский перевод "Манифеста" готов, надо его в Лондон переправить. А вы, - он внимательно посмотрел на Поля, - не собираетесь в Италию, с мадам Жанной?
Поль потушил сигару и допил кофе.
- У нас внуки сиротами остались, дорогой мой, - горько ответил он, - нам их воспитывать надо. Гарибальди чуть за сорок, а мне скоро полвека. Я свое на баррикадах отстоял. Теперь стою в суде, - он усмехнулся, - борюсь за права рабочих, используя не пули, а кодексы законов. Но курьера мы найдем, не беспокойся.
Энгельс посмотрел на его большие руки: "Он, действительно, плоть от плоти рабочего класса. Мы с Карлом буржуа. Мадам де Лу дочь герцога, а месье Поль кузнецом был. Хотя Полина тоже в Амьене ткачихой работала, больше года, когда школу для трудящихся создавала".
Поль подошел к своей конторке и быстро написал что-то: "Этьенну конверт оставлю. Вдруг он все-таки появится сегодня. Пошли, - велел он, - нечего тянуть".
Поль запер дверь конторы: "Жанне тяжело, будет. Сына потерять…, Да и мне он сыном был. Ничего, я с ней. Я обещал, почти тридцать лет назад, что я всегда останусь с ней рядом, пока жив. Справимся, - он опустил в карман редингота связку ключей и оставил конверт для Этьенна на видном месте. Спустившись по каменным, мокрым ступеням, подождав Энгельса, Поль положил ему руку на плечо.
- Ничего, Фридрих, - тихо сказал Поль, - ничего, милый мой. Я помню, как на моих глазах товарищей убивали. Здесь, - он кивнул на улицу, - это и было.
Стемнело, сквозь дождь виднелись редкие огоньки газовых фонарей. Они, молча, шли рядом. Только оказавшись рядом с квартирой Джоанны, Поль, повернулся к Энгельсу: "Расскажи им, как это случилось. Мадам Жанне, Полине, мальчишкам…Им это важно, поверь мне".
Энгельс только кивнул. Они, постучав, стали ждать, пока им откроют, стоя в сыром, наполненном моросью, мартовском вечере.
- Полина побудет с мальчиками, - Джоанна вздохнула. Она была в мужском наряде, хорошо скроенных черных брюках и шелковой рубашке. Закинув ногу на ногу, женщина потянулась за портсигаром. Она чиркнула спичкой и внимательно посмотрела на Энгельса.
- Иди, Фридрих, - ласково сказала она, - ты устал. С Мэри твоей все в порядке. Побудь с ней, она соскучилась. Карл тебя проводит. Тем более, вам в Кельн скоро уезжать, готовить собрание Союза Коммунистов.
Мервель разлил вино: "Жанна, конечно, будто из стали выкована". Он вспомнил, как двадцать лет назад стоял на борту шведской яхты, удерживая мальчишек и Бенедикта. Они рвались спустить вторую шлюпку.
- Там наши матери, Поль! - зло сказал Мишель. "Как ты можешь!"
На горизонте виднелось облако дыма, они слышали грохот корабельных пушек. Поль, наконец, встряхнул мальчика за плечи: "Кто-то должен выжить, Мишель. Вы должны выжить".
Потом они увидели возвращающуюся шлюпку, на борту было четверо. Белокурые, растрепанные волосы Джоанны развевались по ветру. Женщина закричала: "Мы здесь!"
- Они мадам Кроу и месье Кроу спасли, выловили из воды, - Поль выпил вина. "А месье Майкл погиб, тело его они тоже привезли, под ядрами. В них стреляли все время, пока они на границе нейтральных вод были".
На нежной, тонкой руке блестел синий алмаз. Они были обеспечены. Джоанна получала отличную, пожизненную пенсию. После смерти Боливара к ней приехал курьер из Венесуэлы. Вернувшись со встречи с ним, Джоанна передала Полю шкатулку.
- Положи в банк, - попросила она. Поль открыл крышку и зажмурился - тускло блестели золотые слитки, мерцали изумруды. Он, помолчал: "Это от него?"
- Подарок, - кивнула Джоанна.
Она не сказала Полю о письме, что передал ей курьер, в нем было всего несколько строк. "Опять идет дождь, сеньора Хуана. Я слышу стук капель по черепичной крыше, слышу шелест деревьев под влажным ветром. Тучи собрались над моим домом, но где-то вдалеке, я уверен, есть голубое, как ваши глаза, небо. Если бы я только мог увидеть его, сеньора Хуана, хотя бы на мгновение. Ваш генерал".
Джоанна сожгла бумагу, как жгла она письма Байрона и записочки, которыми они обменивались с Пестелем в Санкт-Петербурге. Когда они с Полем вернулись в Брюссель, с новорожденной Полиной на руках, под дверь квартиры был подсунут конверт. Джоанна вздохнула: "Он все-таки смог передать весточку из крепости". Джоанна до сих пор не отдала дочери письмо Пестеля, хотя Полине было уже двадцать два. "Ни к чему, - думала она, - он отходит от своих взглядов, призывает к либерализму..., Сейчас такое не нужно. Сейчас нужна борьба до победы".
Квартиру на набережной Августинок давно оформили на Жана де Монтреваля. Кузен Джоанны был истовым католиком, монархистом. Однако она сказала Полю, пожимая острыми плечами: "Это наше семейное достояние. Я не позволю королю Луи-Филиппу его конфисковать. Когда во Франции установится республиканское правление, Жан ее нам отдаст".
Они лежали в постели. Поль, обнимая Джоанну, смешливо спросил: "А если не отдаст?"
Джоанна закатила глаза: "У Жана на рю Мобийон квартира, особняк в Ренне, и земель столько, сколько у моего отца не было. Его Элиза станет богатой наследницей".
- Как ты, - Поль поцеловал белокурые волосы на виске. Джоанна отмахнулась: "У нас майорат. Все Маленький Джон получил. Впрочем, он уже не маленький, скоро пятьдесят. Нам с Вероникой немного досталось, поверь мне".
- Немного, - пробурчал Поль, вспомнив отчеты из банка. Однако они жили скромно, на то, что сами зарабатывали. Полина закончила, училище для детей из рабочих семей, что основала Джоанна. В семнадцать лет девушка уехала в Амьен, к станку. Она работала ткачихой и преподавала в вечерних классах для трудящихся. Близнецы ходили в государственную школу. Поль и Джоанна делали взносы в кассы взаимопомощи, в фонд Союза Коммунистов, помогали итальянским и русским эмигрантам. Джоанна преподавала, переводила, печаталась в либеральных газетах. Поль защищал рабочих на судебных процессах.
Джоанна стряхнула пепел:
- Мы к вам приедем, в Кельн, летом. Как только станет понятно, что происходит во Франции. Мадам Санд мне пишет, - она нашла на столе конверт: