- Да вот Иван Самойлович, он тебе здесь лучший кус нарежет, - нашёлся князь и даже толкнул локтем: не молчи же, сукин сын.
- Угум, - отозвался гетман, демонстративно жуя добрый кус дичины. Князь понял: велел немым быть - вот и получай.
Тогда князь сказал напрямки:
- За что пьём? Иван Самойлович, твой черёд, говори, за что пьём вторую чарку?
- Вторую пьём... - поднял гетман свою, - вторую пьём за здоровье третьей.
И тут же вылил её в рот так же легко, словно за плечо плеснул.
Архиепископ тоненько захихикал, даже Дорошенко улыбнулся, но Ромодановский обиделся. Но чарку всё же выпил. И тут заговорил архиепископ Лазарь:
- Казаки пьют горилку, как воду, теперь понятно, с кого они пример берут. С гетманов.
- Да со святых отцов, - подцепил откровение попа гетман.
И тут все засмеялись разом. А князь взялся наливать по третьей.
Конечно, Самойлович разыгрывал "налима" в пику князю, а в душе он ликовал долгожданную победу. Наконец-то он - единый гетман над всей Украиной, кончилось раздражавшее всех двоевластие, изнурявшее обоих виновников, отнимавшее у них силы, сон и здоровье. Нет, он не станет мстить своему вчерашнему недругу Дорошенко, он не настолько глуп и понимает, что у свергнутого гетмана пол-Украины друзей и сторонников. И стоит им заметить, что Дорошенко пытаются обидеть, они доставят немало хлопот Самойловичу. И потому после третьей чарки Иван Самойлович вполне искренне сказал:
- Ну что ж, добро пожаловать, Пётр Дорофеевич, на нашу нэньку Украину. Выбирай себе любой хутор чи закуток. А я помогу, чим смогу.
- Спасибо, Иван Самойлович, - серьёзно ответил Дорошенко.
- Вот и слава Богу, - обрадовался князь столь удачному завершению застолья.
- Аминь, - подвёл черту архиепископ и размашисто осенил всех крестом.
Ранним утром у шатра остановил гонец взмыленного коня, велел разбудить гетмана.
- Что за спешка, - сказал казак из обслуги гетмана.
- Мне велено было спешить.
Самойлович, спавший в шатре на походном ложе, услыхал разговор, спросил громко:
- Кто послал тебя?
- Стольник Алмазов, гетман, - отвечал гонец.
- Он где?
- Он в Переяславле, привёз из Москвы полковника Рославца.
- A-а, это хорошо, - закряхтел Самойлович, слезая с ложа. - Охрим, готовь коней.
- Ободняло б, Иван Самойлович, тогда б.
- Пока ты седлаешь, как раз ободняет. Делай, что велено.
Поручив полковникам разводить полки по местам их зимних постоев, гетман в сопровождении судьи, писаря, бунчужного и есаула отправился в Переяславль, заранее торжествуя ещё одну свою победу.
В Переяславле стольник Алмазов, едва поздоровавшись, сказал:
- Великий государь просил передать тебе, гетман, чтобы ты простил Рославца, не наказывал.
- Дорогой Семён Ерофеич, сейчас открылись новые обстоятельства его преступления, о которых, конечно, великому государю неведомо было. И судьбу преступника решать будет суд, не я. Кстати, где он?
- Здесь, в дальней горнице.
- Пусть приведут его.
Полковника Рославца вывели во двор, где под дубом стоял гетман, обивая плетью пыльный сапог.
- Здравствуй, Иван Самойлович, - заискивающе первым приветствовал Рославец.
- Здравствуй, да не засти, - холодно отвечал гетман. - Я было надеялся, что другого такого приятеля у меня нет, Пётр, а ты, забыв Бога, сговорясь с протопопом, хотел меня убить.
- Я ни в каком сговоре с протопопом не бывал, гетман. Моя вина одна, что без твоего ведома и отпуска поехал к государю.
- Ой, одна ли, Пётр? - прищурился гетман. - А у меня на руках есть скаска, писанная дорошенковским писарем, что вы ждали лишь согласия Дорошенко и даже крест ему целовали.
Голос гетмана вдруг загустел, поднявшись до крика:
- Может, мне ещё тот крест тебе показать?
Рославец побледнел и, всхлипнув, пал сперва на колени, а потом и ниц, растянувшись у ног гетмана.
- Прости, гетман.
- Я не Бог, - процедил сквозь зубы Самойлович и, оборотясь к генеральному судье Ивану Домонтову, сказал: - Назначь, Иван, суд, да в членах суда чтоб иереи были самые уважаемые. А протопопа нежинского Адамовича вели взять за караул.
- Хорошо, Иван Самойлович.
Глава 12
КНЯЗЬ МАЛОРОССИЙСКИЙ
Каменный мешок не самое лучшее место в Стамбуле для простого смертного, а уж для Юрия Богдановича Хмельницкого тем более. Темнота с еле-еле иногда пробивающимся сверху лучиком света и духота, сдабриваемая запахом где-то рядом протекающих нечистот, и даже крысы, бегающие едва ли не по лицу пленника, не так донимают несчастного, как мириады клопов, не дающих ни днём ни ночью покоя. От них всё тело горит огнём, и иногда Юрию, уставшему от вечного, беспрерывного чесания и бессонницы, хочется взвыть волком. И он воет, но даже и на вой уже сил не хватает, вместо воя голос срывается на скулёж.
Благодаря скорее своей фамилии, чем способностям успел Юрий четыре года побыть гетманом Украины. Разорвал союз с Россией, подписав в 1660 году с Польшей Слободищенский трактат, с чем не мог согласиться народ и вскоре восстал и изгнал Юрия с гетманства. С того и пошли его несчастья, и своё тридцатипятилетие встретил наследник Богдана в стамбульской темнице. Вряд ли долго смог бы он выдержать это страшное заточение: либо разбил бы себе голову о камни, о чём уж начал подумывать, либо сошёл бы с ума.
Но вот в один прекрасный день (очень прекрасный!) Юрия вывели из каменного мешка, привели в жаркую турецкую баню, помогли сбросить пропотевшую, прогнившую одежду и в четыре руки мыли и мылили его исстрадавшееся, измученное тело. Лёжа на мраморной лавке под ловкими руками банщиков, Юрий ловил себя на мысли, что всё это видится ему во сне. Что вот он проснётся и опять окажется в каменном мешке, осыпанный кровососами. "Если проснусь, покончу с собой".
Но всё было в явь, просыпаться не пришлось. После бани его тело натёрли какой-то душистой мазью и сразу оно перестало зудеть и чесаться. Потом его одели в свежее платье, увы уже турецкое, и даже башмаки ему выдали турецкие, с острыми, длинными носками.
Уже ночью в темноте его отвезли во дворец, а там провели в кабинет султана, где хозяин сидел за огромным столом, углубясь в толстую книгу.
Не поднимая головы от книги, султан указал Юрию где садиться и ещё долго молчал, не желая отрываться от текста. Перевернув страницу, он наконец поднял голову от книги, спросил негромко:
- Ну как, Юрий?
Чем интересовался султан, было не ясно, но переспрашивать его не полагалось, и Юрий ответил то, что должно было понравиться султану.
- Всё прекрасно! - Имея, разумеется, в виду своё сегодняшнее чудесное избавление от клоповника и прогнившего рванья.
- Прекрасно, что "всё прекрасно", - улыбнулся султан. - Я рад, что ты умеешь ценить хорошее к себе отношение, Юрий. Ты в этом одеянии настоящий турок.
- Да, - смутился Хмельницкий, - надел, что дали, государь.
- А что, если тебе и веру мусульманскую принять.
"Только этого мне не хватало", - подумал Юрий, но, вспомнив клоповник, отвечал смиренно.
- Как будет твоя воля, государь. Однако я пострижен самим патриархом в монахи; это, наверно, сперва надо расстригаться.
Юрий, оказавшись в Стамбуле, постригся с единственной целью, дабы уйти в тень, чтоб забыли о нём, чтоб его не трогали. Однако его не забыли, по чьему-то навету нашли и упекли в каменный мешок, обвинив ни много ни мало в шпионаже в пользу Польши. И сколь ни доказывал Юрий, что та "Польша ни шла ему ни ехала", а в темницу таки загудел. Шпион!
- Ну, с патриархом бы я уладил, - сказал султан. - Тут важно твоё согласие.
"Моё согласие? Да кто тут его спрашивает?" Султан словно услышал мысли собеседника, сказал примирительно:
- Ну ладно, это дело десятое. Я что тебя позвал, Юрий. Хочу спросить тебя: не соскучился ли ты по булаве?
- Нет, не соскучился, отвечал Юрий, почувствовав в вопросе султана какую-то ловушку. Ещё скажи, что соскучился, отправит на плаху, да и сострит, чтоб голова по булаве не скучала. От этих "поганых" всего ждать можно.
- А жаль, - вздохнул султан. - Ныне твоя Украина без гетмана осталась. Осиротела.
- Как - без гетмана? - встрепенулся Юрий. - Умер, что ли, Дорошенко?
- Лучше б умер, - жёстко сказал султан. - Он передался царю, положил к его трону булаву. Шакал, настоящий шакал.
Мгновенно понял Юрий цель вызова его к султану и сразу почувствовал, как спина его стала выпрямляться, а грудь наполняться знакомым чувством собственной значительности и высокого достоинства. Тут же забылся каменный мешок и услужливая память задвинула его так далеко, словно было всё это давным-давно, почти в другой жизни.
- Ну так как, Юрий? Поднимешь булаву? Или, может, предложить её Серко?
- Нет Серко нельзя.
- Почему?
- Мужик. Быдло. Какой он гетман, разбойничий атаман!