Садап, недовольно бормоча, отошла в сторону. А Тархан начал рассказывать с того места, как они с сердаром попали в руки кизылбашей.
…Когда все, вдоволь наговорившись, пошли по домам и в кибитке осталось только несколько доверенных людей, Тархан, неторопливо попивая чай, сказал:
- Еще одно дело случилось, Махтумкули-ага. Своим же языком на себя беду накликал. Грех на душу взял.
Атаназар снисходительно потрепал его по плечу.
- Ну-ну, давай послушаем и это! Язык твой - враг твой!
- И верно, Атаназар-джан! - притворно сокрушаясь, согласился Тархан. - Все мои беды - от языка… Ну, значит, отпустил меня хаким. Есть у него такой длинный и злой нукер - ему поручил проводить меня. Я, конечно, стал пятиться к выходу, а хаким вдруг говорит: поди, мол, сюда. У меня чуть сердце не выскочило из груди! Ну, думаю, пропал! А он и шепчет: "Если, мол, сын сердара сможет заманить Махтумкули в Серчешму, сразу освобожу его отца!" И еще говорит: "Чтоб ни одна живая душа не знала об этом!" Ладно, говорю, никто не узнает, а сам думаю: в первую очередь Махтумкули-аге расскажу, а Илли-хану и не заикнусь даже. Но этот хитрый хаким берет Коран и говорит: "Клянись на Коране!" Что станешь делать? Я и поклялся! Сказал про себя три раза: "Непразду говорю" - и поклялся. Грешен я теперь!
Рассказ Тархана развеселил слушателей.
- Тяжкий грех ты совершил, - поддержал шутника и Мяти-пальзан. - Но если отдашь мне подаренный халат, будь что будет - возьму половину греха на себя!
- Давай саблю! - сказал Атаназар. - Другую половину на свои плечи забираю!
Махтумкули негромко проговорил:
- Нет на тебе вины перед богом, сынок. Была бы чиста совесть, а об остальном не думай. Вина на тех, кто толкает на преступление и заставляет приносить в этом клятвы.
Заговорили о разном. Тархан толкнул в бок Атаназара и они, попрощавшись со всеми, выбрались наружу. Атаназар шутливо сказал:
- Я бы на месте хакима ни одного уха тебе не оставил!
- Это за что же?
- А за то, чтобы ты не бродил ночью по тугаям, не подбирался к чужим женам!
Тархан схватил его за руку.
- Атаназар! Я об этом и хотел с тобой поговорить! Помнишь, ты советовал подождать до благоприятного момента? Не думаешь ли ты, что такой момент наступил?
- Когда это я тебе советовал такую чушь? - сказал Атаназар.
- А ну тебя! - с досадой отмахнулся Тархан. - Тебя не поймешь!..
- Ну, ладно, ладно! - дружелюбно сказал Атаназар. - Не петушись! Дело надо делать наверняка, обдумав со всех сторон.
- Как бы вообще не опоздать, обдумывая! Если сердар вырвется из лап хакима - что тогда будем делать?
Атаназар, посмотрев на небо, где ярко горело семизвездие Большой Медведицы, ответил:
- Будь спокоен, сердар попал в крепкий капкан. Теперь не вырваться.
- Как сказать! Если Илли-хан приведет в Серчешму лошадей…
- Ты что, Илли-хана не знаешь? Да он скорее собственной жизни лишится, чем добра! Не зря говорится, что никто не видел, как бай дает и как аллах милует.
- Все равно! - упрямо сказал Тархан. - Все равно через день-два посажу Лейлу на коня и увезу за Сонгидаг!
- Ждут тебя там, за Сонгидагом! - пробурчал Атаназар. - Ты, друг, не торопись. Если я не ошибаюсь, на днях большие события развернуться должны. Аннаберды-хан, конечно, не пойдет на предложение сердара, скажет: своих забот по горло, чтобы еще в ваши распри впутываться. Карли-бай тоже не дурак добром рисковать. И иомуды не дружны: сердар Аннатувак людей собирает, а Борджак-бай с кизылбашами сговаривается. В общем, друг, положение такое, что скоро, видимо, не только тебе, а всем нам горы переходить придется, подаваться на север. Заботы не только на твои плечи легли - у всего народа заботы.
- Что мне народ! - махнул рукой Тархан. - Много мне от народа досталось, чтобы я о нем заботился?
- Опять понес ерунду! - с досадой сказал Атаназар. - Ты без народа - козявка, любой тебя затопчет! - И, видя, что Тархан собирается возражать, быстро добавил: - Знаешь что, друг, иди-ка отдохни! У тебя, вижу, от усталости мозги не в ту сторону повернуты. Поспи, а завтра, живы будем, все обговорим.
Перепрыгивая через арыки, хрустя сухим бурьяном, Тархан пошел напрямик, к мазанке, где спали наемные работники Адна-сердара. Уже собираясь войти, он оглянулся на маленькую крайнюю кибитку - и сердце его екнуло: дверь была открыта, ковер приподнят. "Лейла ждет меня!" - мелькнуло у Тархана, и он, взволнованный и жаждущий, не думая ни о чем, шагнул к заветной черноте двери.
Он был прав - Лейла ждала…
* * *
Садап проснулась с первыми петухами. Несчастье с мужем сильно подействовало на нее - болела голова, ныло все тело, под глазами набрякли мешки. Несмотря на постоянные стычки и щедрые пинки, получаемые от сердара, она все же предпочитала видеть его дома, а не у кизылбашей, хотя иной рал, жестоко избитая, и призывала на его голову всяческие напасти.
Охая и кряхтя пригладила ладонью спутавшиеся за ночь волосы, оделась и пошла будить работников.
- Кандым! Овез! - закричала она, приподняв камышовую циновку, служащую в мазанке дверью. - Все спите, нечестивцы? Вставайте, коней напоите - надоели своим фырканьем! И чабанов будите!.. У-у-у, дармоеды несчастные!
Кандым вскочил сразу же, как только услышал грозный голос старой хозяйки. Он проворно скатал изодранное в лохмотья одеяло, кинул его в угол и стал торопливо обувать чарыки. Овез же еще потягивался, сладко зевая, потом сел, посмотрел по сторонам и удивился:
- Бе-е, Тархан вернулся!
Кандым, обматывая ногу портянкой, хихикнул и посоветовал:
- Двинь его в бок покрепче! Пусть просыпается! Довольно и того, что он целую ночь мурлыкал в тепленьких объятиях.
- Не ори на весь мир! - одернул товарища Овез. - Тебе-то какое дело!
Укрывшийся одеялом с головой, Тархан не спал, но притворился только что проснувшимся. Спросил:
- Чего это вы спозаранку расшумелись?
- Поздороваться с тобой спешим! - засмеялся Овез. - Вчера ведь к тебе не подступиться было! Ждали, что скоро придешь, да так и уснули, не дождавшись. Где это ты, бродяга, запропастился?
- Наивный человек! - подмигнул Кандым. - Ты у меня спроси, куда он запропал, я тебе все объясню!
- Ладно болтать-то! - миролюбиво сказал Тархан. - Идите коней поить. За чаем потолкуем… А то вон уже Илли-хан крякает, тоже поднялся ни свет ни заря!
- Пошли, Овез! - заторопился Кандым, услышав за стенкой покашливание и ворчание Илли-хана. - Да пойдем!.. После уберешь постель!
Они вышли, но вскоре Овез вернулся, стащил одеяло с Тархана.
- Вставай и ты, соня! Слышишь? Илли-хан тебя требует! Теперь он тебе куска спокойно проглотить не даст…
Тархан неспеша поднялся, убрал постель, умылся холодной, как лед, водой, накинул халат и пошел к Илли-хану. По дороге ему попался закованный в кандалы русоволосый и светлолицый парень. Тархан дружески поздоровался с ним, спросил:
- Как жизнь, Иван, хорошо?
- Хорошо! - улыбаясь синими, как небо, глазами, ответил парень. - Якши!
- Вернусь - приходи чай пить, - пригласил Тархан. - Придешь?
Парень кивнул и пошел дальше, позвякивая кандалами.
Илли-хан встретил Тархана неприветливо.
- Д-д-долго с-с-собираешься! - сказал он, подражая тону отца. Не дождавшись ответа, сердито добавил: - П-п-про-ходи, с-с-садись!
"Шалдыр недоструганный! - зло подумал Тархан. - Тоже сердара из себя корчит, недотепа!"
А вслух сказал:
- Мне и у порога неплохо… Говори, зачем позвал?
Илли-хан вылупил глаза и покраснел, но, сообразив, что связываться в отсутствие отца с Тарханом небезопасно, сбавил тон.
- Т-т-ты другого места н-н-не нашел, чтобы п-п-передать поручение отца! - сказал он, насупившись. - Очень н-н-нуж-но, чтобы все знали!
- Я сделал так, как мне поручил сердар-ага, - строго ответил Тархан. - Он сказал: "Пусть весь народ знает о моем бедственном положении"… И кроме того, - Тархан помедлил и решился: -…кроме того, я не все сказал на людях!
- О чем же т-т-ты умолчал? - заинтересовался Илли-хан.
- Я умолчал еще об одном приказании сердар-аги. Он велел тебе не позже как через три дня привезти в Астрабад Лейлу!
- Л-л-Лейлу?! - пораженно воскликнул Илли-хан. - А з-з-зачем она ему?
- Хаким требует. Нашлись ее родственники.
Илли-хан вконец запутался. От волнения у него даже затылок покраснел. Он никак не ожидал такого известия. Привезти Лейлу в Астрабад? Никогда он не сделает этого! Когда он представил себя стоящим навытяжку перед хакимом, увидел мысленно его недобрые глаза, все тело охватил озноб.
Тархан, чувствуя, что Илли-хан растерялся, решил вдоволь поиздеваться над ним, но не успел.
Тяжело дыша, вошел Джума:
- Илли-хан! Тархан! Вас просит Махтумкули-ага! Важная весть! Кизылбаши напали на Ак-Калу!
Недобрую весть о нападении кизылбашей привез тот же беспокойный Ата-Емут. Он сидел в мазанке Махтумкули, пил чай и ждал ответа хаджиговшанцев. Выражая общее мнение, Махтумкули сказал ему:
- Передай, сынок, сердару Аннатуваку, что мы готовы соединиться с ним. Пусть об этом не беспокоится. Говорят: "Когда человек слаб, ему и свинья на голову лезет". Но мы не слабы. Судьбу туркмен решает сегодня меч на поле брани, и мы все, забыв старые распри и ссоры, возьмем этот меч!
- Передай, иним Ата, эти слова сердару Аннатуваку полностью, - попросил Мяти-пальван. - Народу скажи, нет мочи терпеть. Или оградим свою, дарованную аллахом, жизнь, или вернем свои души создателю - одно из двух. Это мы решили твердо, и пусть сердар не сомневается - будем биться до последнего!