Абдулмеджит-хан быстро сбросил сапоги, мягко ступая по узорным коврам, прошел на указанное место.
Некоторое время хаким молча дымил. Потом, пристально посмотрев на Абдулмеджит-хана, спросил:
- Видели?
- Видел, ваша светлость, - ответил Абдулмеджит-хан сразу поняв, о чем идет речь.
- Как думаете? Зачем они пришли сюда в такую рань?
Вопрос показался Абдулмеджит-хану весьма праздным, но он только пожал плечами.
- Я вам уже говорил, ваша светлость… Собрать у туркмен лошадей…
- Не в лошадях дело, - перебил его хаким. - Вы думаеете они по поводу лошадей пришли? Нет! Они требуют освобождения поэта Махтумкули.
- А-а-а… - протянул удивленный Абдулмеджит-хан. - То, что я сказал…
Хаким уколол его сердитым взглядом.
- Что вы сказали? Что он популярен среди народа? Так это я и без вас знаю! Потому и хочу его видеть. Или вы полагаете, что мне доставляет удовольствие лицезреть бродягу-туркмена? Так их тут и без него достаточно.
Абдулмеджит-хан промолчал, опустив глаза и сделав вид, что не заметил грубости хакима. Ифтихар-хан снова занялся кальяном.
- Скоро приведут его, - сказал он. - Говорят, сам попросил свидания со мной. Может, одумался?
- Как знать, ваша светлость, - с приличествующей степенью заискивания ответил Абдулмеджит-хан. - Голова у него седая, но не всегда под серебром золото лежит. Вы, ваша светлость, конечно, лучше меня знаете, что хорошо и что плохо. Вы раскусите его с первых же слов. Что касается меня, то я считаю, его просто выжившим из ума дервишем.
- Дервиш? - иронически прищурился хаким. - Выживший из ума? - он протянул руки к лежащим подле его бумаги. - А вот это вы читали?
Хаи всмотрелся и кивнул:
- Читал, ваша светлость.
- Еще раз прочитайте. Дервиш такое не напишет. Мы сами когда-то были поэтом не хуже других. Говорят: "Сила пера - голова". Если в голове ума нет, таких стихов не сложишь!
Абдулмеджит-хан понял, что сказал не то, и решил исправить впечатление.
- Не обладая таким необъятным озером ума, как у вас, ваше превосходительство, - склонив голову, сказал он, - трудно понять этих поэтов и ученых!
Приоткрыв дверь, согнулся в поклоне сотник и сообщил, что поэт Махтумкули прибыл и ждет повеления его превосходительства.
- Приведите! - сказал хаким. - Чай и сладости приготовьте! Быстро!
Пятясь задом, сотник скрылся. Хаким поднялся и пошел к двери. На пороге появился Махтумкули. Поэт внимательно поглядел на хакима и его гостя, потом, слегка поклонившись, поздоровался. Хаким радушно ответил, протянув для приветствия обе руки. Он познакомил поэта с Абдулмеджит-ханом, усадил на почетное место.
Махтумкули много слышал о Кичи-Кала, но еще ни разу не переступал ее порога. И, несмотря на это, он не осматривал богатых украшений комнаты. Он сейчас не видел ничего, кроме лица хакима. Поглаживая бороду, поэт думал; "С чего же он все-таки начнет?", - и ждал продолжения этого необычного свидания.
Поэт никогда не предполагал, что знакомство с хакимом произойдет при таких обстоятельствах. Он был готов встретить здесь неуважение, грубость, неуместные угрозы. И вдруг - такое радушие, такая вежливость…
Хаким первым нарушил молчание.
- Значит, вы и есть тот самый Махтумкули? - спросил он, с интересом присматриваясь к старому поэту.
Махтумкули кивнул спокойно, с достоинством:
- Я и есть Махтумкули, господин хаким.
- Вы и стихи сочиняете?
- Поэзия от настроения зависит, - уклончиво ответил поэт…
- А в другое время чем занимаетесь?
- Дело для рук всегда находится - лопата, молоток…
Дверь осторожно приоткрылась. С чайниками и пиалами в руках вошли два сарбаза. Хаким взял один из чайников, собственноручно поставил его перед поэтом. Когда сарбазы вышли, он выбрал из стопки бумаг один листок и протянул его Махтумкули.
- А вот это стихотворение вы писали в каком настроении - хорошем или печальном?
"Не принимай оскал клыков льва за улыбку", - подумал Махтумкули и взял стихи. Помолчал и ответил спокойно:
- Я слышал, что вы ученый человек, господин хаким, стихов прочитали, видимо, немало. Мне не пристало объяснять вам смысл слов.
Хаким искоса метнул быстрый взгляд на Абдулмеджит-хана, привычно подавил поднимающееся раздражение и произнес все тем же ровным тоном:
- Что ж, почитайте вслух, а мы постараемся их понять.
Для Махтумкули была ясна тонкая игра Ифтихар-хана: он хотел, чтобы поэт сам произнес кощунственные слова. В этом был особый расчет. "Что ж, - подумал поэт, - если ты хочешь, мы удовлетворим твое желание - кто поднял голову, тот бросил жребий".
- Значит, вы хотите, чтобы я прочел вам эти стихи вслух? - спросил он.
- Вот именно! - сказал Ифтихар-хан. - Именно этого мы и хотим!
- Хорошо, - сказал Махтумкули, - я не могу не выполнить столь приятную просьбу.
Он положил листок на ковер и, глядя на глубокую просинь неба в фигурной решетке окна, начал читать на память:
Мир, одержимый суетой,
Грешит безумными делами.
В Каруны метит род людской,
Все ныне стали крикунами.О царство непроглядной мглы!
Пустуют нищие котлы;
Народ измучили муллы
И пиры с их учениками.Где честь? Где верность и любовь?
Из горла мира хлещет кровь.
Молчи, глупцу не прекословь,
Страна кишит клеветниками.Язык мой против лжи восстал -
Я тотчас палку испытал.
Невежда суфий пиром стал,
Осел толкует об исламе.Достойный муж, как трус, дрожит;
Красавица забыла стыд;
Шах, как змея, народ язвит.
Хан вьется вороном над нами.
Хаким поднял руку.
- Довольно!.. - в голосе его прозвучал гнев. - Значит, говорите, что шах, как змея, народ язвит?.. А как вы думаете, если бы стихотворение ваше попало не ко мне, а к другому хакиму, более ревностному в соблюдении законов, чтобы он с вами сделал? Аллах свидетель, вы непонятны для меня. Другие поэты воспевают трон и корону, слагают дестаны во славу шах-ин-шаха, а вы… Вы, я вижу, сами не знаете, что творите.
- Знаю, господин хаким, знаю! - с достоинством возразил Махтумкули.
- Нет, не знаете! - твердо сказал хаким. - Если бы знали, не подставляли бы голову под топор палача.
- Меня смерть не страшит.
- Не страшит… За жизнь цепляется даже муравей. Не выставляйте себя отшельником, поэт.
- Я не отшельник, господин хаким, - ответил Махтумкули. Мне не чужды радости жизни. Но если бытие беспросветно, зачем человеку бренное тело?
- Слышите? - хаким обернулся к Абдулмеджит-хану. - Он не доволен бытием! Спросите его, какое же бытие ему нужно. Может быть, он хочет быть хакимом? Или желает венчаться шахской короной?
Абдулмеджит-хан осуждающе покачал головой. Махтумкули сказал:
- Нет, господин хаким, мы не претендуем на ваше место. Мы только хотим, чтобы у народа был правитель.
- А разве его нет?
- Сухое дерево - тоже дерево, господин хаким, но оно не дает ни плодов, ни тени. Мы думаем о правителе, который бы заботился о народе.
- И что вы понимаете под этой заботой? - сощурился хаким.
- Народ хочет видеть руку, которая не только берет, но и дает, - сказал Махтумкули, - и не только бьет, но и ласкает. Справедливую власть все признают, господин хаким. За исключением отдельных негодяев, никто не желает скандалов и междоусобиц. Каждый мечтает о мирной жизни. Поезжайте и посмотрите сами - по обе стороны гор народ умывается кровью. Куда ни глянешь - насилия и убийства, убийства и насилия…
Махтумкули замолчал. Хаким, поправляя под локтем подушку, поощрил:
- Говорите, говорите!.. Мы слушаем вас…
Махтумкули наполнил свою пиалу чаем.
- Говорят, что у правдивого слова друзей мало, - продолжал он, - но я скажу вам правду, господин хаким: народ обнищал и обессилел. А поборы тяжелее с каждым днем.
- Какие поборы вы имеете в виду?
- Легче сказать, какие не имею! - с горечью ответил Махтумкули. - Каждый день фирман за фирманом, приказ за приказом! Сегодня приходят за податью, завтра за данью.
Есть поборам начало, но нет у них конца. И чем дальше, тем больше их!
- Позвольте! - хаким, подняв руку, прервал поэта и нахмурил брови. Но голоса не повысил, стараясь сдерживаться. - Вы, кажется, протестуете против законных налогов? Но разве не государство - хозяин положения? Разве оно не вольно брать или оставлять?
- Разумеется, государство имеет много прав, господин хаким. Но ни один садовник не станет срубать дерево, чтобы достать плоды. Если вы хотите найти в народе опору, облегчите его положение! Поверьте, господин хаким, не осталось у народа терпения и выдержка его висит на одном волоске.
В разговор вмешался Абдулмеджит-хан. Задрав нос и сердито тараща глаза, он грозно проговорил:
- Не говорите зря! Благодарите судьбу, что такого хакима встретили. Другой на его месте сразу показал бы вам и недуг и лекарство!
Махтумкули не придал значения угрозе Абдулмеджит-хана. Изучающе глядя на него, он спокойно ответил: