Размазывая по грязным щекам слезы, с ужасом глядя на сердара, пленник ответил:
- Из этой крепости я, ага-джан! Из Куня-Кала!
- Спроси, много ли народу в крепости? - сказал сердар, выслушав Джуму.
Пленник вздохнул:
- Совсем мало, ага.
- Почему мало? Куда делись люди?
- Всех Шатырбек увел в Серчешму. Там, говорят, идут большие бои с туркменами.
- А ты почему остался?
- Больной я, ага-джан. Только сегодня с постели поднялся.
- Не врешь? - грозно спросил сердар, ликуя в душе и боясь поверить такой удаче.
- Валла, зачем врать! - с жаром воскликнул пленник. - Отрубите голову на месте, если я вру! Никого не осталось в крепости, человек десять-пятнадцать таких, как я, не больше. Все остальные ушли на ту сторону гор. Валла, правду говорю!
- Тархан едет! - сообщил с дерева дозорный.
Сердар задал пленнику еще несколько вопросов, затем приказал отвести его вниз, в ущелье, и заковать в цепи.
На дороге появились трое всадников. Перед ними на куцем ишачке ехал связанный человек. На шею ему был накинут аркан, конец которого держал Тархан. Этот пленник был того же возраста, что и первый, но поплотнее, с проворными глазами и маленькими усиками, точно приклеенными под большим, похожим на огурец, носом.
Тархан дернул веревку:
- Слезай!
Кизылбаш, навалившись на холку ишака животом, слез, поклонился сердару. Ему были заданы те же вопросы, что и первому. Он подтвердил, что в крепости не осталось никого, кроме нескольких стариков и хворых. И добавил, что все люди в смятении, все, от мала до велика, клянут Шатырбека.
- Валла! - клялся он, преданно глядя в глаза Адна-сердара. - Пусть соль меня покарает, если вру! Двое детей есть у меня - их именами клянусь!
- Попробуй соври, если жизнь надоела! - сказал сердар. - Никуда не денешься. Где начнется твоя ложь, там кончится твоя жизнь.
- Понимаю, ага! Глаза выколи, если хоть слово неправды сказал! Зачем стану помогать Шатырбеку? Будь он проклят! Мы все, ага, готовы его живьем в землю закопать!
Переведя ответы пленного кизылбаша, Джума думал: правильно говорил Махтумкули-ага, что вражда и набеги нужны только правителям. Народу они не нужны, вон и кизылбаши тоже страдают от этой смуты, проклинают Шатырбека.
Пленник с любопытством вертел круглой головой и, видимо, нисколько не тяготился своим положением. Насупленный Атаназар смотрел на него тяжелым испытующим взглядом. Пленник заметил его взгляд и улыбнулся - открыто, доброжелательно.
Результаты допроса пленных подтверждали, что все идет, как задумано. Сердар был доволен. Значит, ханы, с которыми он договорился о взаимных действиях, не обманули и в назначенное время появились у Серчешмы. Сейчас там идут бои, и Шатырбек, конечно, бросил туда все свои силы. Надо было, не теряя времени, занимать Куня-Калу и идти на крепость Шатырбека.
Однако, когда Адна-сердар изложил свои соображения старейшинам, некоторые из них не согласились с его доводами. Махтумкули сказал:
- Не надо занимать Куня-Калу. Это грозит задержкой, а лишний шум может насторожить защитников крепости Шатырбека: там он, наверное, оставил больше людей, чем в Куня-Кале. И еще не следует забывать, сердар, что враг хитер и коварен. Шатырбек не вчера опоясался саблей, он старый и опытный воин. Подозрительно то, что он так обезлюдил Куня-Калу.
Раздраженный противодействием в тот момент, когда дело казалось совершенно ясным, сердар язвительно сказал:
- Мы, поэт, тоже не из тех слепцов, которые отдают свой посох любому встречному! Мы тоже не вчера взяли в руки саблю! Видели немало всяких хитростей и уловок!
- Тигр силен и смел, сердар, - со своим обычным спокойствием возразил Махтумкули, - однако и он порой попадает в капкан. Мы не отказываем вам в сердце тигра, но, когда идешь, все же следует смотреть себе под ноги.
Адна-сердара несколько поколебала спокойная рассудительность старого поэта. Шайтан знает, может, Шатырбек и в самом деле замыслил какую каверзу, - от него все можно ожидать. Однако не станет же сердар признавать перед всеми правоту Махтумкули, дело которого - стихи сочинять, а не военные дела решать.
- Ладно, - сказал он, - посмотрим. Одни попадают в капкан, другие его обходят… Атаназар, прикажи садиться в седла!
Догнав подошедшего к своим пожиткам сердара, Атаназар тихо сказал:
- Сердар-ага, старики правы. Как бы действительно не попасть впросак - не нравится мне этот шустроглазый кизылбаш. Да и шума лишнего следует избегать.
- Дался вам этот шум! - проворчал сердар, поправляя сползший с плеча халат. - Пусть шумят! Нам некого бояться.
И отвернулся недовольный.
В сторонке, всеми забытый, сидел Нурулла, покачивая перевязанную руку. Атаназар жестом приказал ему подняться и повел его к остальным пленникам. Увидев Нуруллу, они удивленно переглянулись, а Нурулла отвернулся с подчеркнуто равнодушным видом. Они тоже разом сделали бесстрастные лица. Атаназар покачал головой: что-то здесь нечисто. Эх, напрасно упорствует и торопится сердар!
* * *
Шатырбек не хвастался, говоря, что у Куня-Калы поставил капканы на Адна-сердара. Опытный полководец, он предполагал, что туркмены попытаются ударить со стороны гор, - по крайней мере он сам поступил бы так. Поэтому, используя сарбазов, услужливо предоставленных ему Абдулмеджит-ханом, он послал двести всадников во главе со своим двоюродным братом Селим-ханом в Куня-Калу, разрешив Селиму действовать по своему усмотрению. Селим-хан, тоже не новичок в ратном деле, приказал жителям крепости уйти в горы, прихватив наиболее ценное из имущества и скот. Однако часть скота была оставлена: для отвода глаз.
Сам со своим отрядом Селим-хан расположился верстах в десяти от Куня-Калы, послав в Кемерлийское ущелье лазутчиков. Он решил поступить, судя по обстановке: если туркмены останутся на ночь в Куня-Кале, он обрушит на спящих сабли своих воинов, а если они сразу пойдут к крепости Шатырбека, то выгоднее ударить по ним одновременно с сарбазами Сулейман-хана и джигитами Шатырбека. Тогда наверняка ни один из них не уйдет живым. Лазутчикам было приказано по возможности "попасть" в плен и обмануть врага.
В крепости для вида были оставлены человек пятнадцать пожилых нукеров и несколько старых женщин, на честь которых вряд ли покусится даже самый невзыскательный женолюб. Нукерами руководил Тачбахш-хан, некогда славный воин, а ныне дряхлый старик, живущий одними воспоминаниями. Частенько, накурившись терьяка, он целыми часами многословно и красноречиво расписывал свои походы с шахом Агамамедом против турок и арабов.
Вот и сейчас, собрав нукеров в просторной, чисто убранной комнате, он говорил о том, как однажды ночью выкрал одного турецкого военачальника и бросил его под ноги шаху Агамамеду. Хотя эта история была давным-давно известна, слушатели одобрительно кивали головами и издавали удивленные восклицания: болтовня Тачбахш-хана отвлекала от тревожных мыслей. Все знали, что до наступления ночи туркмены не придут - разбойные дела только ночью вершатся, - а многие втайне надеялись, что вообще все обойдется тихо и благополучно: Шатырбек располагал слишком сильным войском, чтобы Адна-сердар решил напасть на крепость, мстя за последний набег. Поэтому когда в комнату ворвалась растрепанная старуха и завопила, что идут туркмены, ее слова не сразу дошли до сознания сидящих. Тачбахш-хан, недовольный, что его прервали на самом интересном месте, даже прикрикнул:
- Чего визжишь как дурная! Кто идет?
- Туркмены напали на крепость! - повторила старуха.
Нукеры побледнели, вопросительно глядя друг на друга.
Тачбахш-хан встревожился не меньше других, однако постарался скрыть это от окружавших и, бодрясь, сердито сказал:
- Чего задрожали? Идите встречать негодяев! Все остается, как я вам говорил. Если хоть один из вас не так ступит, - на себя пеняйте, не говорите потом, что не слышали! Селим-хан всех ваших родственников до седьмого колена в землю зароет! А ты, - Тачбахш-хан ткнул сухим пальцем в щуплого, как и он сам, нукера, - ты выйдешь через малые ворота и сообщишь о нападении Селим-хану - пусть известит Шатырбека и сарбазов. Мы постараемся занять "гостей" до вечера. Идите все!
Не успели нукеры разогнуть колен, как в дверях появился Атаназар в сопровождении нескольких джигитов. Махнув обнаженной саблей, он приказал:
- Всем сидеть! Никуда не двигаться! - И добавил по-персидски: - Сидите!
- Сидите, если приказано сидеть! - повторил за ним Тачбахш-хан и пошел навстречу Атаназару с протянутой рукой, досадуя, что не удалось отправить посланца к Селим-хану, и надеясь, что это можно будет сделать немного позже.
- Давай поздороваемся, сынок, как делают добрые люди! Добро пожаловать к нам! Добро пожаловать!
Не принимая протянутой стариком руки, Атаназар спросил:
- Ты - кто?
- Я? Вот эти, сидящие, называют меня своим яшули, сынок.
- Как звать?
- Гуламали меня зовут, сынок, Гуламали!
- Где жители крепости?
- Вах, сынок, разве здесь остались жители? Всех мужчин Шатырбек погнал на Серчешму! Там, говорят, большое сражение с туркменами, чуть сам, говорят, не попал к вашим в плен. Жаль, что удалось ему сбежать…
- А женщины и дети где?
Тачбахш-хан лукаво сощурился:
- Женщины и дети, говоришь, сынок? Где могут быть женщины и дети, когда мужчины на войне, а неприятель подходит к порогу дома? Испугались женщины и дети, на ту сторону гор пошли прятаться.
- А вы почему остались, почему не бежали?