- Жизнь какой-то бессмысленной становится, - поморщился Шейдаи. - Собираешься доброе дело сделать, а оно обратной стороной поворачивается. Нет постоянства в мире, нет взаимного доверия. Не живут люди, а мучаются.
- Не надо говорить о грустном, друзья, - попросил Махтумкули. - Как там Магрупи поживает? Успешно одолевает науки? Почему он с вами не приехал?
- Магрупи поехал в Мангышлак, к Довлетяру, - пояснил Шейдаи. - В Хиве опять заварушка, опять Гаип-хан пушками забавляется, по туркменам стреляет. Они…
Появление Довлетмамеда прервало Шейдаи. Гости встали, приветствуя старика. Он обошел их, здороваясь за руку. Они выразили ему свое соболезнование по поводу тяжелой утраты. Он поблагодарил, попросил садиться. Выслушал ободряющие слова, что надо надеяться на возвращение сыновей, не отчаиваться, - согласно покивал: да-да, я не отчаиваюсь, я верю. В свою очередь, осведомился о положении дел в Хиве, о жизни в Ахале. Шейдаи, как бы заканчивая прерванную появлением старика фразу, сказал, что в Хиве положение тревожное, между туркменами и ханскими нукерами постоянно происходят стычки, нередко переходящие в кровопролитные сражения. В Ахале лютует хорасанский правитель Шахрух Слепой.
- Убежден, что не избавиться нам от петлей, - с горечью закончил Шейдаи.
- На чем основана тачая убежденность, объясни, - попросил Махтумкули.
- Тут нечего объяснять, - махнул рукой Шейдаи. - Указываем врагов на стороне, а самый опасный для нас враг - мы сами: родовая и племенная вражда, месть, грабеж, обоюдное недоверие. И не где-то в одном-двух районах, а повсеместно. И не день-два, а постоянно. А кто в этом виноват?
- Те, кто от жира бесится, - сказал Ата Мавы.
Красивое лицо Шейдаи исказилось.
- Нет! И еще раз нет! Сам народ виноват, это его невозможно образумить!
- Вот как? - удивился Махтумкули.
- А ты думал, народ - святой? Это мы из него святыню делаем, а у него сколько голов, столько и мнений. Да, проливают кровь бесящиеся от жира. А чьими руками проливают? Да того же народа руками! Почему он не возмутится, не заявит: "Нет!"? Он ведь не мотальная ручка , чтобы его можно было крутить в любую сторону!
Шейдаи в чем-то прав, подумал Махтумкули, когда воцарилось молчание, несомненно прав. Если бы народ мог собраться воедино и сказать "нет" всем мерзостям власть имущих, мир не был бы столь мрачен, каков он сегодня. Но ведь и власть имущие не очень-то считаются с народом. Может, отец что-нибудь скажет по этому поводу?
Однако Довлетмамед сидел задумавшись, не меняя позы, заговорил Нуры Казим:
- Ты, Шейдаи, толкуешь о том, что должно бы быть. Конечно, это прекрасно, если народ скажет "нет" всему, что мешает жить и быть немножко счастливым. Но чтобы скапать так хотя бы для сохранения собственного достоинства, нужно иметь и единодушие, и силу, и мужество. А они есть в наличии, все эти качества?
- Верно говорите, - поддержал своего учителя Махтумкули, - народ принижен до последнего предела. Хоть Шейдаи и возражает, но ханы, беки, баи действительно превратили народ в мотальный станок и вертят его как хотят. Голод, нищета, бесправие - это кого угодно доведет до отчаяния. Люди нуждаются в поддержке, им нужен умный и прозорливый вождь.
- Где его возьмешь, такого вождя! - воскликнул Ата Мавы. - Если бы можно было найти, Довлетмамед-ага не портил бы себе глаза, переписывая по ночам свою книгу "Проповедь Азади", не сетовал бы на разобщенность и порочность мира. Нам Гер-оглы нужен, Гер-оглы!..
Довлетмамед поднял голову, словно сказать что-то хотел. Но нет, не сказал, промолчал. А Шейдаи и Ата Мавы смутились, приняв это как упрек их невоспитанности. В самом деле, расшумелись, раскричались, слова не дают сказать почтенному человеку. Он из-за своей деликатности не одергивает их, а они и рады стараться!
Но Довлетмамед совсем не об этом думал. Во-первых, ему не хотелось соглашаться с мнением спорящих. Во-вторых, он считал, что сейчас не время и не место обсуждать мировые проблемы. Гости только что с дороги - и сразу заспорили. Не положено так, хоть молодые люди сейчас не очень-то старину уважают. Он обратился к сыну:
- Гости, сынок, наверное, устали. И голодны. Одними разговорами гостей не угощают. Пойди узнай, стоит казан на огне?
- Гости охотились в пути и кушали, - ответил Махтумкули, но тут же понял, что сказал не в лад. - Хорошо, отец, я сейчас узнаю.
* * *
Легли поздно, однако встали рано. После намаза позавтракали и стали седлать коней - собирались поохотиться в близлежащих ущельях. Охота - это для отвода глаз, в действительности же намеревались съездить в Карабалкан, То, что среди них находился Ата Мавы, облегчало задачу.
Нуры Казим ехать отказался. Он чувствовал себя утомленным и его весьма интересовало общение с Довлетмамедом. Они далеко за полночь просидели вдвоем в войлочной юрте. Довлетмамед показал любознательному гостю недавно завершенную свою последнюю работу "Мухтасар". Это был своеобразный комментарий к различным произведениям, написанным на арабском, персидском, тюркском языках. Приводя нужные отрывки из произведений десятков авторов, Довлетмамед анализировал их, высказывал собственное мнение по проблемам, затронутым в этих произведениях. Нуры Казима больше всего удивило, что среди написанного на арабском языке попадалось и неизвестное ему. Он собирался спокойно, не торопясь, обстоятельно познакомиться с "Мухтасар".
"Охотники" двинулись в путь. Хоть и висели у них за спиной ружья, на охотников они в общем-то мало походили - слишком нарядная одежда красовалась на них. Особенно на Махтумкули.
Все обжитые места в Гургене носили общее название Турк-менсахра , однако собственно степь кончалась подле Хаджиговшана, а сразу за рекой начинались покрытые зарослями горы. То суживающиеся, то расширяющиеся теснины тянулись в сторону Хорасана, и в каждой из них пустил корни один из многочисленных гокленских родов.
Всадники свернули к ущелью Геокдере, которое шло параллельно теснине Карабалкан. Впереди двигался Ата Мавы - он изъездил эти места вдоль и поперек, хорошо знал дорогу и вызвался быть проводником. За ним ехал Шейдаи. Махтумкули замыкал шествие.
Ущелье было действительно зеленым. Вековые деревья переплелись ветвями и образовали над головой почти сплошной свод. Клен, арча, орех, гранат, виноградные лозы - чего тут только не было, и все такое свежее, чистое, будто их кто-то только что протер влажной тряпочкой. Сладкое и горькое смешалось в терпком аромате горных трав и цветущих деревьев, тишина стояла такая, словно в раздумье погрузилась природа.
Шейдаи восторженно вертел головой - никогда не приходилось видеть такой красоты. Особенно когда они проехали дальше, и на тишину своеобразной лавиной вдруг обрушился птичий гомон, щебет, свист, щелканье - стало казаться, что ты извечная и неотъемлемая часть природы. Но все же с восторженностью соседствовала настороженность, потому что слишком темны и густы, слишком непроницаемы были заросли, а в непроницаемом всегда подстерегает неожиданное.
Петляющая тропа круто пошла вверх и оборвалась у цветущего зеленого луга. Горы расступились. После сыроватой полутьмы ущелья всадникам показалось, что они попали в другой мир. Солнце, которое с трудом, отдельными бликами пробивалось сквозь древесную листву, здесь пылало вовсю. Любо было смотреть на сказочный луг, на делянки с посевами пшеницы, ячменя, кунжута.
Шейдаи подивился, что посевы обнесены рвом глубиной с человеческий рост и такой ширины, что не всякий конь возьмет. Преодолеть ров можно было лишь через мостики, перекрытые массивными, из бревен, воротами. Для чего это все сделано?
Ата Мавы в ответ усмехнулся:
- Это устроено для защиты от кизылбашей.
Шейдаи взглянул в лукавые голубые глаза - и не поверил.
- Как они в этих местах появиться могут? Аллах их, что ли, по воздуху перенесет?
- Появляются… От кабанов посевы люди защищают. Кабанов тут много, прорываются иной раз сквозь все заграждения. Так люди ночами не спят - ходят, кричат, по ведрам и казанам палками колотят. Иначе беда, потравят посевы.
- А это что такое? - указал Шейдаи рукояткой плети.
Целое поле было усыпано удивительными цветами, стоявшими на высоких стебельках вплотную друг к другу. Белые, оранжевые, алые, желтые, бордовые и даже черные, они создавали какую-то особую красоту, и было впечатление, что их специально посеяли.
- Так оно и есть, - подтвердил Ата Мавы. - Это опийный мак.
С сожалением цокая языком, он рассказал, что жители этих ущелий почти поголовные наркоманы, некоторые даже хлеб не сеют, а покупают его на выручку от продажи опиума. Шейдаи тоже сожалеюще поцокал - растущий мак видеть не приходилось, а вот жалких наркоманов встречал предостаточно. Терьякеши - так называют их презрительно.
На дальнем конце поля, возле дорог десятка полтора человек пили на солнышке чай. Приметив выезжающих из ущелья всадников, насторожились: с этой стороны гости обычно не заявлялись. Кого аллах послал?
На всякий случай люди стали подниматься, нашаривая кто палку, кто оружие. Выстроились по обеим сторонам дороги.
- Передний - это Ата Мавы из Карабалкана, - догадался один.
- А кто следом едет?
- Чужие какие-то…
И лишь когда "охотники" приблизились вплотную, горбатый старик обрадовался:
- Поздравляю, люди! К нам в гости поэт Махтумкули приехал!
И протянул поэту руки: здороваться.
За ним стали подходить и остальные.