- "Итак, бодрствуйте на всякое время и молитесь, - подхватил Юрий, незаметно корча Константину рожу, - да сподобитесь избежать всех сих будущих бедствий и предстать пред сына человеческого".
- Худо, - сказал Всеволод. - Будто по каменьям громыхаешь на разбитом колесе.
Он легонько шлепнул Юрия по макушке (тот откатился на лавке) и велел читать Константину:
- Отсель.
Собирая на животе разорванную рубаху, Константин склонился над книгой, упираясь носом в желтые страницы:
- "Истинно, истинно говорю вам: наступает время и настало уже, когда мертвые услышат глас сына божия и, услышавши, оживут…"
- Куды глядишь? - гневно спросил Всеволод. - Клюешь, яко петух… Эй, Четка! - кликнул он в приотворенную дверь.
Ни звука в ответ.
- Четка! - громче позвал князь.
- Тута я, - просунулась в щель растрепанная голова. Узкое лицо попа с синими прожилками на щеках болезненно морщилось и строило гримасы.
- Входи, входи-тко, - пригласил Всеволод.
Поп испуганно вполз, остановился у двери, полусогнувшись со скрещенными на впалом животе руками. Был он худ и несуразен: одно плечо выше другого, ноги в высоких чоботах повернуты носками вовнутрь.
Всеволод, ткнув пальцем в лежащее на столе Евангелие, спросил:
- Сколь раз чел с отроками Святое писание?
- Чел, княже, - пробормотал Четка в испуге.
- Юлишь небось?
- Вот те крест, - размашисто перекрестился Четка.
- Не богохульствуй.
- Как повелишь, княже…
- Дерзишь!..
Всеволод передернулся, вскочил с лавки. Задрожав, Четка попятился.
- Не наказуй, княже!
- Я вот те покажу! - рассердился Всеволод. Схватил попа за бороду, гневно потряс, откинул к двери. Четка взмахнул рукавами просторной рясы, со стуком грохнулся на пол.
Княжичи засмеялись. Всеволод обернулся к ним, шагнув к столу, развязал крученый поясок.
- Посмеетеся у меня!
Схватил Константина за шиворот, ожег пояском поперек спины; Юрий вспрыгнул на лавку, засучил босыми ногами. Достал пояском и Юрия. Отдышавшись, сказал:
- И медведя бьют, да учат. А ты, Четка, - опалил он попа быстрым взглядом, - гляди у меня. Посажу в поруб на железную цепь, еще навоешься.
- Смилостивься, княже, - скорбным голосом попросил поп. - Како мне с княжичами? Малы еще… Ослобони.
- Про то и в мыслях держать не смей, - сказал Всеволод. - А сыны мои чтоб и читали и всей прочей грамоте разумели. С тебя спрос. Понял ли?
- Как не понять, - обреченно шмыгнул Четка носом.
- Ну - гляди…
3
Утром разбудил Марию причудливый перезвон колоколов. "Динь-дон, динь-дон", - вливалось вместе со свежим воздухом в приоткрытое оконце.
"Что это?" - не сразу поняла она вначале. Лежала на постели, разнежившись, с открытыми глазами. И во все существо ее, еще скованное дремой, медленно вливалось сладостное ликованье.
"Динь-динь, динь-дон", - манили и призывали колокола.
Мария провела ладонью по лицу и счастливо улыбнулась. Вспомнилось ей пронзительно-холодное и светлое зимнее утро - то первое утро, когда поднимали на звонницу колокола. То было чудо, перед началом которого тянулась длинная вереница дней, наполненных суетой и тревогой.
Однажды Всеволод привел на двор мужиков - нечесаных, в лаптях и посконных рубахах, с лицами, разъеденными серой копотью, - долго беседовал с ними в сенях, а после ворвался в ложницу, обнял Марию и сказал, что будут и у них во Владимире колокола не хуже киевских.
Тогда она подивилась: чему так радуется князь? И разве худо жилось им до этого без колоколов?..
"Динь-дон, динь-дон", - пело за оконцем. Нынче-то без колоколов и день начинать тошно. А вызвонят - словно душу вольют, наполнят всего тебя солнечным светом.
Отпели колокола к заутрене, замер в небесной глубине, в синей бездонности последний серебряный колокольчик. Пора и за дело.
Кормилица, грудастая девка с глуповатым лицом и маленьким, как пуговка, носиком, ввела в ложницу Святослава, держа его за руку, тонким голоском пропела:
- А вот и матушка. Кланяйся матушке, княжич.
- Подойди-ко, подойди-ко поближе, - улыбаясь, позвала мальчика Мария.
Княжич оглянулся на кормилицу, потупился и, шаркая ножками, обутыми в аккуратные сапожки, приблизился к матери.
- Да что же ты хмурой-то? Аль мамка обидела? - привстав, обняла его Мария.
Святослав помотал головой.
- Сон ли какой пригрезился? - продолжала допытываться мать.
- Нонче с утра невеселый, - сказала кормилица. - Должно, и впрямь во сне напужался.
- То пустое, - покрывая поцелуями лицо мальчика, успокаивала его Мария. - А погляди-ко в оконце: солнышко на дворе, птички поют… Хочешь, возьму тебя с собой в монастырь?
- Хочу, - прояснилось обрамленное светлыми кудряшками лицо мальчика.
- Эк обрадовался, - льстиво вставила кормилица. - И то верно сказывают: у кого есть матка, у того голова гладка.
Марии понравились к месту сказанные слова кормилицы. Она улыбнулась и, повернув мальчика спиной к себе, легонько подтолкнула в плечико.
- Ступай, ступай к кормилице, да однорядку надень, да шапочку соболью.
День обещал быть безветренным и ясным. Сидя с княжичем в открытом возке, Мария смотрела по сторонам светлым взором. Мужики и бабы на улицах останавливались, низко кланялись княгине, ребятишки, пяля глаза, бежали за возком.
Исполненный важности возница-мужик в красном зипуне и заломленной на затылок шапке осторожно правил лошадьми, беспокоясь, чтобы на ухабах не растрясти княгиню и княжича. Лошади, покорные его руке, шли ровно, возок покачивался, оставляя за собой белые облачка пыли. Ярослав ерзал на покрытом мягким полавочником сиденье и бросал завистливые взгляды на бегущих позади возка ребятишек.
- Куды глядишь-то, куды? - одергивала его мать. - То холопы, ты им не чета.
В бархатной однорядке было жарко, новые сапоги жали, а шапка, отороченная соболями, то и дело сбивалась Святославу на нос. Вот бы пробежаться сейчас так же, босому, за возком, а после окунуться в речку, где в заводи быстро бегают по воде длинноногие жуки. Но делать этого княжичу не велено, мать строга, и кормилица зорко стережет его с утра до вечера, водит за руку по детинцу, а ежели и зазывает ребятишек, то для того только, чтобы потешить Святослава, но играть вместе - ни-ни…
Резвые лошаденки спустились к Лыбеди. Колотившие белье на мостках бабы выпрямились, приставив ладони ко лбу, залюбовались княжеским расписанным золотыми петухами возком.
- И-и, милые! - прикрикнул возница, взмахнув кнутом. Лошади захрапели, резвее побежали на пригорок, где за рощицей виднелись стены монастыря, а из-за них выглядывали купола собора.
Княгиня быстро перекрестилась, локтем подтолкнула в бок княжича - Святослав тоже перекрестился. У ворот их уже поджидала игуменья. Две юркие монашки с быстрыми, угодливыми глазками подскочили к возку и, бережно придерживая Марию за руку, помогли ей сойти. Игуменья взяла на руки княжича.
- А тяжеленькой-то какой, - сказала она, прижимая его к груди. - Славной вырастет молодец, на радость тебе, матушка.
Откровенная лесть старухи пришлась Марии по душе. Приветливо улыбнувшись, она сказала:
- Твоими устами да мед пить, Досифея.
- Ибо сказано во Святом писании, - потупив взор, ответствовала игуменья: - "Благословенна ты между женами, и благословен плод чрева твоего!"
- Аминь, - пролепетали монашки.
- Здоровы ли детки твои, Константин и Юрий? - неторопливо продолжала Досифея.
- Слава богу, здоровы.
- И дщери?
- И дщери, - так же неторопливо отвечала Мария.
- И муж твой, великий князь наш Всеволод?
- Здоров и князь.
- Счастливая ты, Мария, - сказала Досифея. - Народила сынов и дщерей, и все пребывают во здравии - то воля божья. Под единой крышей живете, творите мир и благодать. Не зря нарекли князя нашего Всеволода в народе Большим Гнездом.
Чудные речи распевно сказывала игуменья, и Святослав, прижимаясь к матери, слушал ее с открытым ртом.
- А теперь пожалуй в мою келью, матушка, - пригласила Досифея и, опираясь на посох, пошла впереди, указывая дорогу.
На монастырском дворе было чисто: травка прибрана, дорожки подметены. Монашки робко толпились возле трапезной.
- Сюды, сюды, матушка, - бормотала игуменья, поднимаясь по выскобленной лесенке в келью. - Тут я и молюсь господу нашему, тут и живу четвертый десяток лет, уйдя от мира и от людей. Присаживайся, княгинюшка. А ты, агнец, батюшка наш, садись вот сюды - к окошечку… Ладно ли?
- Ладно, ладно, Досифея, - успокоила ее княгиня.
Монашки между тем неслышно удалились из кельи и скоро появились снова, неся в руках подносы с дымящимися мисами и деревянными кубками. Накрыв на стол, молча встали у двери.
- Ступайте, сестрицы, да кликните сюды Феодору, - сказала им игуменья.
А Марию попросила:
- Ты, княгинюшка, добра, яко голубица, - поговори с ней. Постриглась в монастырь наш на той седмице , а все не утвердится духом, ходит сама не своя. Может, тебе откроется?..
Мотая под столом ногами, Святослав лениво похлебал монастырскую ушицу, облизал ложку, отложил в сторону.
- Аль не по душе тебе наши яства? - спросила его игуменья. - Живем мы в обители нашей скромно, укрепляем дух, а не тело. Поди, княжич, погуляй, не то - тебя сестрицы во дворе позабавят.
Святослав вопросительно посмотрел на мать.