Мирошка совсем уж было рот отворил, чтобы кликнуть дневавших и ночевавших у него скоморохов, да вовремя спохватился. Догадываясь о скрытых мыслях Нездинича, Мартирий собрался уходить, чтобы не довести посадника до греха; стряхнув с бороды крошки, он встал, перекрестился на образа и двинулся к выходу. Тайная была надежда встретить в сенях Гузицу. Но Гузицы в сенях не было, перед владыкой заметалась нерасторопная мышка, пискнув, нырнула в щель под порогом, и это еще больше развеселило владыку.
Прощаясь с Нездиничем на дворе, он даже растрогался и чуть не облобызал посадника, но, так как сие не пристало ему по сану, сдержавшись, лишь размашистее обычного перекрестил хозяина.
Возок отъехал. Мирошка Нездинич долго глядел ему вслед. Улыбка стекала с его лица, в уголки плотно сомкнутого рта вонзались острые морщинки. Поняли они с владыкой друг друга.
На правобережье Волхова набежала тучка, просыпала суетливый мелкий дождь. Мирошка поежился, втянул голову в плечи и устало поднялся на крыльцо.
2
Четыре сына у князя Всеволода - четыре ясных сокола: Константин, Юрий, Ярослав и Святослав.
И дочерьми не обидел его бог (иные уже замужем), и все дети ему одинаково дороги.
Константину - десять лет, Юрию - семь, Ярослав - помладше: смугл, черноглаз, телом хрупок - весь вышел в красавицу мать. Святослав был самый младший.
Константин крутолоб, широкоскул и дерзок, а Юрий в бабку, видать, вышел - сильна была в нем греческая кровь. Но любил их обоих одинаково князь Всеволод, а мать в них души не чаяла, холила и баловала, как могла. За то и ворчал на нее князь добродушно:
- Гляди, изнежишь ты мне сынов.
И, волнуя Марию, брал их с собою в поход ли, на охоту ли: приучал к походной нелегкой жизни, не для услад готовил их - для бранного дела.
- Умру, оставлю сынам свою неустроенную землю. Им продолжать начатое, - говаривал Всеволод.
Не сразу и взглядом окинешь такую семью за столом. А еще кликнет князь на трапезу любимца своего Кузьму Ратьшича с женой его Досадой да с дочерью - и вовсе становится тесно.
Текут за трапезой спокойные речи: вспоминают Всеволод и Ратьшич, как бились с недругами или выслеживали в лесу сохатого, - и мальчики тянутся к ним, возбужденно блестя глазами. А вздумает Мария сказки сказывать - девочки не отрывают от нее восхищенного взгляда.
…Нынче с утра привез Кузьма Всеволоду тревожные вести: сел Рюрик после смерти Святослава на киевский стол, кликнул из Смоленска в гости к себе брата своего Давыда, дабы учинить порядок в своих владениях.
- Эко скорой какой, - сказал Всеволод, добродушно забавляясь с сидящим на коленях Святославом.
Кузьма нетерпеливо покашлял в кулак.
- Аль еще какую новость приберег? - вскинул на него глаза князь. - Что-то не узнаю я тебя, Кузьма.
- Предостеречь хочу тебя, князь, - сказал Ратьшич взволнованно. - Неспроста пируют вместе Рюрик с Давыдом. Донесли мне, что делят они промеж собой землю русскую, а у тебя про то не спросили. Дали они Роману Мстиславичу, Рюрикову зятю, города, а також сыновьям Рюриковым…
Насторожился Всеволод, снял Святослава с колен, посадил на лавку, сам резко встал.
- Чем ближе к устью, тем шире. Вижу по глазам твоим, Кузьма, что не все еще ты сказал.
- Верно, князь, угадал, - ответил Ратьшич. - А еще на пирах на тех поносили они тебя и сыновей твоих. Припугнул-де Всеволод Святослава, пусть с нами потягается. За нами - сила.
- Сила силу перешибает. Нешто и впрямь лишился Рюрик разума?
- Сел высоко в Киеве и Вышград прибрал к себе. Речется старшим князем на Руси, - спокойно заметил Ратьшич.
- О том, что речется, про то я ведаю, - сказал Всеволод. - Да старейшинство ему не по плечу. Старший град на Руси нынче наш Владимир. И по-иному не бывать.
- Про то и Давыд ему сказывал.
- Ну?
- Не внемлет князь добрым советам. Упрямится. А пуще всего подстрекает его Роман.
Вошла Мария, приветливо улыбнулась Ратьшичу. Увидела на лавке Святослава, ласково позвала:
- Иди ко мне, сыночек.
- Ступай, ступай, - поморщился Всеволод. Ратьшичу сказал:
- Вели кликнуть ко мне Словишу.
Мария с сыном на руках и Кузьма вышли. Всеволод в задумчивости сел к столу.
Знал он, чуяло его сердце, что и после смерти Святослава не одумаются князья. Но надеялся, что еще успеет свершить главное - привести к покорности новгородский Боярский совет. И нынче за сказанным Ратьшичем видел большее. Разрозненные ниточки сплетались в тугой узел - вот они, и в Киев протянулись руки владыки Мартирия. Еще на прошлой неделе говорил ему вернувшийся из Новгорода Словиша, что отрядил Боярский совет в Киев своего посла. Ехал посол не один, а с крепкой охраной - знать, важная была у него грамотка. Теперь грамотку ту Всеволод будто по буковкам читал: знал все, что в ней написано: склонял владыка Рюрика к новой великой смуте, чтобы отвлечь владимирского князя от давно задуманного - положить конец новгородской вольнице. Не шибко умен Рюрик, на худость ума его и рассчитывал Всеволод, деля между ним и Святославом киевское княжество; а нынче по худости же ума прислушивается к сладким речам Мартирия…
Словиша не заставил себя долго ждать: явился перед князем, как всегда, румяный, с улыбкой во все лицо, одетый в нарядный бархатный светлый кожух.
"Ишь ты красавец, да молод-то молод!" - с завистью подумал Всеволод, разглядывая дружинника. Свои-то уходят, вон уж поседели виски от забот. А у Словиши все впереди. Хоть и скудного он роду, а солнышко всем одинаково светит: что князю, что холопу. Придет срок - зароют Всеволода в землю, а почто жил?.. Почто жизней столь загубил, кому на пользу?
У Словиши нет перед собой загадок - все ему ясно, все как на ладони. Живет - радуется, помрет - и нет его. А Всеволод после себя оставит не просто память. Ежели был он не прав, вся жизнь поворотится по-иному; ежели прав был, сохранят ли добытое сыновья и внуки? А ежели канет в безвестность, то кому на радость или на горе вершил суд, казнил и миловал, хитрил и изворачивался? Сам себя лишая сна и покоя, ни тела своего не щадил, ни духа?.. Близок, близок час, но и в страхе перед божьим судом отступится ли он от начатого? И покорностью ли, завещанной в святом писании, мягкостью ли, ангельским ли терпением заслужит он потустороннюю райскую жизнь? Кто ведает, кто придет и скажет ему: я знаю, выслушай меня и отбрось сомнения; и тогда счастливы будут окружающие тебя, и сам ты будешь счастлив, и правда восторжествует во всех пределах твоей земли?..
Кашлянул Словиша, переминаясь с одной ноги на другую, с тревогой подумал: уж не захворал ли князь? Эвон как сошел с лица: щеки впали, под глазами мешки, судорожным взглядом ушел в себя.
Всеволод стряхнул оцепенение, встал, положил руку Словише на плечо.
- Эко вырядился ты, - сказал усмешливо. - Девок, чай, по всему городу присушил. Отдохнул ли с дороги?
- Благодарствую, князь, - молвил Словиша с легким поклоном. - А по твоему наказу я завсегда тут. Почто звал-кликал меня?
- Без дела бы не тревожил, - сказал Всеволод. - Заслужил ты хорошего отдыха, но нет у меня пока на примете другого такого человечка, как ты.
- Приказывай, князь.
- Велю я тебе завтра же скакать с грамотой в Киев. Дам людишек, даров не дам. Передашь грамоту князю Рюрику и тем же часом возвратишься ко мне с ответом. Зело важна сия грамота и в чужие руки попасть не должна… Все ли так разумел?
- Все, княже.
- Ну так ступай покуда. Пей-гуляй, а завтра - в путь.
Словиша поклонился и вышел. Всеволод снова сел к столу, придвинул к себе пергаментный лист, задумался.
О чем отпишет он Рюрику?
А вот о чем.
"Брате, - напишет он в грамоте киевскому князю, - вы меня нарекли во всем племени Владимирском старейшим. Ныне ты сел на стол киевский и роздал волости младшим во братии, а мне части не уделил, якобы я участия не имел, то я увижу, как ты с ними можешь себя и землю Русскую охранять".
И скажет Всеволод Словише:
- Спросит тебя Рюрик: чего хочет князь ваш. И ты ответишь ему так: "Отдай Всеволоду и сынам его Торческ, Триполь, Корсунь, Богуслав и Канев, которые отделил ты Роману и ротою с крестным целованием утвердил".
Хорошо придумано, ладно. То-то заелозит киевский князь - ему ли тягаться со Всеволодом? Побоится не отдать. А отдаст - отринет от себя Романа и всю свою братию… Вот тогда-то и развяжет себе Всеволод руки.
"Ишь ты, - весело подумал он о Мартирии. - Теперь каково?"
Писало быстро заскользило по пергаменту. Закончив грамоту, Всеволод довольно потянулся и встал. Усталости как не бывало.
- Мария! - приотворив дверь, крикнул он в переход. Стуча по полу босыми пятками, выскочила навстречу князю дворовая девка.
- Княгиня-матушка сынка кормит, - пропищала она тонким голосом, сгибаясь перед князем в низком поклоне.
- Кликни Констянтина с Юрием, - сказал князь.
Юрий явился сразу: "Звал, батюшка?", старшего искали по всему терему.
Когда прибежал Константин в разодранной на животе рубахе, с царапиной на носу, Всеволод усадил их чинно за стол и велел по очереди читать Евангелие.
- Начнете отсель, - провел он ногтем по листу. - Ты, Юрий.
Мальчик поерзал на лавке, поковырял пальцем в носу и начал нараспев:
- "Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объедением и пьянством и заботами житейскими, и чтобы день тот не постиг вас внезапно…"
- Будя! - прервал его Всеволод с недовольством. - Почто гнусишь?
- В носу свербит…
- Утрися и чти дале: "Ибо он, как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному…"